В садах Лицея. На брегах Невы - Басина Марианна Яковлевна (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
С тех пор Александру не сиделось в России. Он колесил по Европе, наводя там порядки. Его видели то во Франции, то в Польше, то в Германии. А в здании на Английской набережной распоряжались два статс-секретаря. Два человека с совершенно различными взглядами, как будто специально подобранные так, чтобы было непонятно, чего же хочет царь. Первый статс-секретарь был немец Нессельроде, второй — грек Каподистрия. Нессельроде ведал западными делами, Каподистрия — восточными.
Соученик Пушкина по Царскосельскому Лицею князь Александр Горчаков, который вместе с ним был зачислен в Коллегию, рассказывал: «Начал я свою карьеру служебную под покровительством и руководством знаменитого впоследствии президента Греческой республики графа Каподистрии. Но этого покровительства было достаточно, чтобы вызвать ко мне нерасположение Нессельроде, который был смертельный враг Каподистрии».
Статс-секретари враждовали между собой. Пушкину предстояло явиться к обоим.
Когда он переступил порог кабинета Нессельроде, то тотчас же подумал, что в России, собственно, полтора статс-секретаря. Граф Карл Васильевич Нессельроде не вышел ростом. Он был так мал, что насмешники окрестили его «карлой», то есть карликом. Дипломатические таланты графа соответствовали его росту. Но спеси у «карлы» хватало на троих. Он едва цедил слова, был важен, как божок.
«Вновь зачисленный переводчик Пушкин…» Это имя ровно ничего не говорило Нессельроде. Стихов он не читал, тем более русских. Смешно сказать: этот русский сановник плохо знал русский язык. С царем и подчиненными изъяснялся по-французски. Его идеалом и кумиром был реакционер Меттерних. Его так и называли: тень Меттерниха. На европейских конгрессах он смотрел австрийцу в рот. Нет, этот жрец дипломатики не делал ей чести.
Совсем другим оказался граф Каподистрия. Он с первого взгляда внушал уважение и симпатию. И хотелось узнать, что привело этого южанина со смуглым тонким лицом и не по возрасту седой головой сюда, на берега Невы?
Иоаннис Каподистрия (в России его называли Иваном Антоновичем) родился на Корфу — одном из населенных греками Ионических островов. Образование Каподистрия получил в Италии, где окончил в Падуанском университете два факультета — философский и медицинский. Он готовился служить своей угнетенной родине. Она нуждалась в этом. Уже больше двух веков Ионические острова и близлежащая к ним Греция стонали под игом турок. Мало того: в конце XVIII века родину Каподистрии захватили французы. Готовя поход в Египет, Ионическими островами овладел Наполеон Бонапарт, тогда еще генерал республиканской армии.
Вскоре французов изгнала русская военная эскадра под водительством адмирала Ушакова. Рискуя навлечь на себя гнев царя Павла I, Ушаков помог грекам-островитянам учредить у себя республику. Министром иностранных дел Республики семи островов стал Иоаннис Каподистрия.
Но французы вернулись, республика пала. Ценя выдающиеся таланты молодого дипломата, французы предложили пойти к ним на службу. Он отказался и принял предложение служить России. Здесь надеялся помочь своей порабощенной родине.
В 1809 году он приехал в Петербург.
В заграничном походе, с 1813 года, Каподистрия управлял дипломатической канцелярией русского главнокомандующего Барклая-де-Толли. Он не раз отличился, ведя важные переговоры, и вернулся в Петербург уже статс-секретарем.
Карамзин называл Каподистрию «умнейшим человеком нашего двора». Свое влияние при дворе Каподистрия использовал для обуздания сил реакции, противодействуя союзу с реакционнейшей Австрией. Потому-то так ненавидели его Нессельроде и Меттерних. И еще была причина: помощь греческим патриотам. Чтобы бороться против турок, освободить свою родину, греческие патриоты объединились в тайное общество. Они готовили восстание. Каподистрия помогал им чем только мог. В его квартире на Английской набережной в здании Иностранной коллегии нет-нет да и появлялись смуглые люди, похожие на переодетых корсаров — морских разбойников. Это были посланцы далекой Греции.
О Пушкине Каподистрия слышал от Карамзина, у которого бывал. К вновь принятому переводчику отнесся он сочувственно. Поэт… Каподистрия ценил этот дар богов.
Итак, Пушкина причислили к российской дипломатике. Ему положили скромное жалованье — семьсот рублей в год. Что ждало его здесь, на служебном поприще? Его лицейский товарищ князь Александр Горчаков сделал блестящую карьеру — дослужился до министра. Но даже ему для этого понадобилось целых сорок лет. А уж он-то обладал всеми нужными качествами. Его любимым изречением было: «Не кажитесь никогда ни более мудрым, ни более ученым, нежели те, с кем вы находитесь».
Карьеру делали единицы. Большинство чиновников Коллегии изо дня в день многие годы переписывали бумаги, делали «кувертики» — особые конверты для дипломатической почты, — толковали о недостатке дичи на берегах Финского залива, о Троянской войне и прочих важных материях.
Литератор Жихарев, который за десять лет до Пушкина был зачислен в Коллегию, рассказывал о своем разговоре с поэтом Державиным, человеком чиновным и осведомленным. Когда Державин узнал, где служит Жихарев, он воскликнул: «Похлопочи, чтобы тебя перевели… а то в коллегии вас столько, что ни до чего не добьешься».
Пушкин не собирался здесь чего-нибудь добиваться.
Внешняя политика России интересовала его как писателя, а не как дипломата. Служебной карьере предпочитал он поэтическую свободу. В Коллегии Пушкин числился, но не служил.
В ганнибаловскую вотчину
Только что вновь назначенный переводчик Иностранной коллегии определился на службу, как сразу подал прошение об отпуске до 15 сентября в Псковскую губернию по домашним делам. Отпуск был получен, и 9 июля недавний лицеист вместе с родителями, сестрой и братом выехал из Петербурга.
Это было его второе путешествие в родовое сельцо Михайловское. Правда, первое считать не приходилось. Тогда его, полугодовалого младенца, по настоянию бабушки Марии Алексеевны, отправляясь из Москвы в Петербург и дав изрядного крюку, завезли в Михайловское, чтобы показать деду Осипу Абрамовичу Ганнибалу. С тех пор он в Михайловском еще не бывал.
Путь из Петербурга в псковскую деревню лежал через Царское Село, Лугу, Порхов, Новоржев. Настроение у Александра Пушкина было прекрасное. Все его занимало: поля и леса, убегавшие вдаль, придорожные деревеньки, неказистые уездные городишки с немощеными улицами, чаепития на почтовых станциях, где меняли лошадей, сонные инвалиды, поднимающие шлагбаумы.
Проехав Новоржев, что стоит в тридцати верстах от Михайловского, Пушкин сочинил шутливые стихи:
На третий день к вечеру прибыли на место.
В Михайловском хозяйничала дельная, умная Мария Алексеевна. Пушкин рад был встрече с бабушкой: он любил ее. С ней было приятно, интересно. Ребенком в Москве он залезал в большую бабушкину рабочую корзину с пестрыми лоскутками и мотками ниток, сидел там не шевелясь, а Мария Алексеевна шила, вязала и вспоминала старину. Рассказывала про свекра своего, знаменитого «царского арапа» — генерал-аншефа Абрама Петровича Ганнибала, про старшего сына его генерал-поручика Ивана Абрамовича, про мужа своего Осипа Абрамовича, про то, как сельцо Михайловское и другие земли достались роду Ганнибалов.
И вот он, Александр Пушкин, в ганнибаловской вотчине, где бывал его прадед, где жил его дед.
