Мир животных Том 1 - Акимушкин Игорь Иванович (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
Грива льва представляет. По тому, в каком она у него состоянии, охотники, бывало, определяли и возраст, и болезни, и даже настроение зверя. Шкура с хорошей гривой в начале века в Африке, в Момбасе, стоила… фунт стерлингов. (Львов истребляли множество – «перепроизводство» шкур получилось!)
Если не царствен, то по меньшей мере великолепен и хвост льва. Длинный, тонкий, тугой, он содержит в себе необъяснимую силу: может вдруг стать прочным, как из металла, может ударить, будто это чугунная палка или фантастически мощная плеть. Но самое примечательное – кисточка, а в ней коготь, вернее, шип, пробившийся сквозь кожу последний позвонок. Кисточка – на конце хвоста (у льва и львицы).
Молодой симба! Львята рождаются в любое время года.
У льва не рев – гром небесный! Но чаще львы обходятся рычаньем не в полную силу (тоже весьма впечатляющим) и странными звуками, которые издаются, кажется, не горлом, а зарождаются в брюхе, то есть чревовещательными. То – обычные «разговорчики» в прайде.
Что такое прайд? Пора объяснить… Прайд – это львиная стая, говорят некоторые и тем самым приписывают льву качество, которое ему не свойственно и даже вроде неприлично: нечто вроде стадности. Нет, прайд – это не стадо, не стая, не гурт тем более. Прайд есть прайд, и если уж идти по пути сравнений, то ему ближе другое определение: большая семья.
Несколько зверей: самец (обычно один взрослый, но иногда и два-три), самки, детеныши, молодые львы – в иных прайдах до 18 и даже до 30 львов. Разновозрастные дети – под всеобщим контролем и попечением. Общее руководство осуществляет старый лев – глава семьи. (Видели прайды из одних лишь львиц – своего рода клубы амазонок!)
«Только непонятно, кому принадлежат эти восемь львят. Трое из них примерно вдвое больше пяти остальных. Значит, они не могут быть братьями, у них должны быть разные матери. Но все шесть взрослых львиц одинаково ласковы со всеми малышами. Когда львенок проходит возле взрослой львицы и даже льва, жесткий язык непременно нежно пройдется по его мордочке или спине» (Бернгард Гржимек).
У прайда собственные владения. Обычно это десятки квадратных километров зарослей и открытых мест, и все, кто здесь перебивается травкой, веточками, листочками, принадлежат львам. Если люди им не мешают, львы рационально ведут свое хозяйство: как-то умудряются сочетать рождаемость львят и стабильность пасущихся вокруг стад. Лишнюю антилопу никогда не задавят, добудут мяса столько, сколько могут съесть. Прайд из четырех львов, например, убивает большую антилопу или зебру обычно раз в неделю.
«Один лев за год уничтожает примерно пятнадцать крупных животных со средним весом сто десять килограммов. Естественно, он делит добычу со своими братьями по стае» (Бернгард Гржимек).
Когда придет время позаботиться о продлении рода, случается это в любой месяц года, лев уводит подругу подальше от прайда. Потом в прайд возвращаются. Беременность у львицы – 100-108 дней. Рожать она из прайда уходит. Логово приглядит где-нибудь в гуще колючих кустов, в высокой траве или в расщелине скал. Трех, редко пять-шесть львят принесет она – слепых, пятнистых. Примерно шесть недель живет с ними в уединении, но контакта с прайдом, по крайней мере вокального, не теряет: перекликаются ревом. Время быстро летит, и вот гордая материнством львица возвращается, ведет полуторамесячных резвых и очень на вид симпатичных потомков в большую свою семью.
К вечеру прайд выходит на охоту. Вначале идут важные, даже надменные, не спешат. Торопиться вроде бы некуда. Конечно, антилопы и зебры не жаждут выказать верноподданнические чувства, а, напротив, сообразив, что голодные львы идут по их души, несутся в панике куда попало. Топот, треск ломаемых кустарников. (А ведь, когда львы, лежа в тени, дремали и сибаритствовали, паслись невдалеке без страха.)
Ночь наступает. Странно действует темнота на охотников: они нервничают, движения их порывисты, быстры. Надо полагать, мир, освещенный луной и звездами, кажется им особенно прелестным. Соответственно улучшается и аппетит. Но звери никогда не забывают, что они львы. Подумайте, какому охотнику придет в голову подбираться к дичи с той же стороны, с какой и ветер дует? А лев делает именно так. Он еще и порычит, чтобы сильным голосом своим напугать жертву. Ибо привык, что его подобает бояться.
Пока один пугает, отвлекая внимание, его товарищи заняли место в засаде. Они отлично спрятались. Казачье искусство ползанья по-пластунски им известно: лев даже в невысокой траве, которая ему по колено, так скроется, что его не заметишь.
Кровавая роль отводится молодым львам и львицам (которые не всегда умело с этим делом справляются). Старый лев обычно только руководит охотой, подавая подчиненным чревовещательные указания. Вот бросок… В первые секунды скорость отличная, добрых километров пятьдесят в час.
Но ведь те, кто обречен быть добычей львов, тоже общепризнанные скороходы. Поэтому иной раз эффектный номер заканчивается лишь холостым щелком огромных челюстей. А какие это челюсти! Они, например, если захватили человеческое плечо, прокусывают его безо всякого усилия насквозь.
К утру, отяжелевшие, отправляются «домой». «Домой» – значит, куда-нибудь на опушку зарослей, чтобы, лежа в тени, прищуриваясь, глядеть вдаль и предаваться лени (на это уходит у них большая часть жизни!). А там, где много носорогов и слонов, чтобы эти толстокожие их покой не нарушали, львы спят даже на деревьях, растянувшись на суках и свесив лапы вниз. Недавно в Танганьике, привязав львам на шеи транзисторные передатчики, с удивлением установили, что один лев, например, спал в сутки по 20 часов! За три недели прошел он, охотясь и развлекаясь, лишь 90 километров.
«К шакалам львы, видимо, относятся снисходительно: в то время как львица ест из середины, два из них тянут за конец жертвы» (Бернгард Гржимек).
Львы на шакалов не сердятся. Но гиен… гиен презирают и душат при каждом случае, когда это удается. Неприязнь понятная: ведь лев, когда одряхлеет, станет добычей гиен… Увы, в лучшем случае – гиеновых собак.
«Однажды мы повстречали такого покинутого всеми „старичка“. Он лежал в тени дерева. Губа у него отвисла и обнажила тупые желтые зубы, ребра можно было пересчитать все до одного. Когда животное двигалось, то по горбатой спине и негнущимся ногам было видно, что это причиняет ему сильную боль… Майлс Тернер однажды видел, как стая гиеновых собак окружила старого льва, они подпрыгивали и плясали вокруг него… „Старик“ шипел и замахивался на них лапой, и они вскоре отстали» (Бернгард Гржимек).
Но пока в путь! Новые поиски, новая охота. Вон леопард убил антилопу импалу и, от греха подальше, втащил ее, наверное немало повозившись, на толстое дерево, втиснул между суков и приготовился в уединении отобедать.
Слазь! Как смеешь? – это лев появился внизу. Делать нечего, ощериваясь и шипя, леопард удирает. Массивный лев совсем не изящно лезет на дерево. Застрявшую в ветвях антилопу нелегко стащить. Он, оторвав от нее половину, бросает вниз. Закон сильного соблюден.
«Лев сорвался с места и размашистым, широким прыжком кинулся вперед. Тогда один из юношей, прижав к себе копье, шагнул навстречу льву и ударил его. Лев упал у ног юноши. Бой вытащил копье из раны, вытер его о край набедренной повязки и сказал Рэнею:
– Видишь, господин, это дело впору ребенку» (Карл Экли).
Да, права сильного львы уважают: увидев еще издали воинов-масаев, идущих с копьями по степи, удирают поскорее. Масаи ради молодечества, окружив льва, пронзают его копьями так точно и быстро, что львы предпочитают с ними не связываться.
Уступают «цари зверей» дорогу взрослым носорогам, буйволам, бегемотам и слонам, конечно. Уступали бы и большим крокодилам, но те предпочитают места встреч держать в тайне, чтобы схватить и утащить льва в реку, когда подойдет он в жаркий день воды напиться.
