Хрустальный лес - Черноголовина Галина Васильевна (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗

Галина Васильевна Черноголовина

Хрустальный лес

Корни есть у могучих кедров и у скромных полевых цветов. Корни есть у золотого хлебного колоса. А есть ли корни у Человека? Есть, только они невидимые. Связывают эти корни Человека с родной Землёй.

Земля — как мать. Она взрастила Человека, отдала ему всё, что у неё есть: леса, поля, горы, моря, реки, даже воздух — и тот отдала: «Летай, пожалуйста». Только попросила: «Береги всё это, не разоряй, не растрачивай зря, ведь это и для тебя, и для твоих детей, и для внуков, и для правнуков».

Вырос, возмужал Человек. Тесно ему на Земле стало — в Космос взлетел. Но где бы ни был он — пусть на самые дальние звёзды улетит, а на Землю всегда вернётся.

Одна у Человека Земля, так же, как мать бывает только одна. И должен он любить её, помогать ей.

Должен заботиться, чтобы не скудели её поля, не редели леса, не мелели реки и озёра. Чтобы воздух её всегда был чистым.

А ты, наш читатель? Что сделал ты для родной Земли? Может быть, ты посадил деревце, и оно со временем станет громадным дубом, или стройным тополем, или щедрой яблоней? А может, защитил птицу от злой рогатки? Что ж, когда-нибудь весёлая стая её детей прилетит, чтобы спасти твой сад от прожорливых гусениц.

А может, ты подобрал колосок в поле и зёрна его бросил в кузов грузовика, идущего на ток? Представь себе, что через много-много лет эти зёрнышки семь сёл, семь городов прокормить смогут.

«Ну, так уж семь сёл, так уж семь городов? — усомнишься ты. — Это сказка…»

Может, и сказка. Только ведь не всегда и поймёшь, где сказка, а где быль. Прочти повесть «Тёплая краюшка», прочти рассказы, которые напечатаны в книжке, и ты в этом убедишься.

Капельки амурские (рассказы)

Капельки амурские

Валю разбудил глухой скрежет и толчок. Она испуганно приподнялась и лишь тогда вспомнила: «Амур… плывём по Амуру…» В каюте было душно. Сквозь щели деревянной решётки, загораживавшей окно, пробивались с палубы полоски электрического света. Осторожно, чтобы не разбудить младшую сестрёнку Таиску, спавшую с ней «валетиком», Валя спустила ноги с кушетки. Напротив, отвернувшись лицом к стене, спал папа. Больше из пассажиров никого: каюта была двухместная.

Кап… кап… кап… — послышалось в тишине. Затихло немного и снова: кап… кап… кап… кап… Это падала вода из неплотно привёрнутого крана умывальника. Валя подошла, подставила руку под кран. Капли обрадованно затарабанили по ладони.

— Капельки амурские!.. — ласково прошептала Валя, чувствуя, как её ладошка, сложенная горсточкой, наполняется прохладной водой. Девочке вспомнилось, как часто повторял папа: «Водица амурская… Нет её лучше и вкуснее на свете…»

Сон убежал. Валя отодвинула скрипучую решётку окна — в каюту потянуло влажным свежим воздухом. Пароход стоял. Слышались голоса, шаги, что-то тяжёлое бухалось внизу на палубе. За бортом, на дебаркадере, лежали большие, крытые брезентом тюки, а дальше поднимался высокий тёмный берег, испещрённый песчаными тропинками, казавшимися белыми в ночном сумраке. По небу бежали светлые облака — было полнолуние. На фоне этого светлого неба, словно вырезанные из чёрной бумаги, чётко выделялись дома, сараи, столбы с чашечками изоляторов на перекладинах и даже тонкий шест со скворечником…

Пароход загудел и стал удаляться от берега. За мысом открылась блестящая рябь воды. Луна выскользнула из-за туч и побежала над тёмными сопками вдогонку за пароходом, а поодаль от неё запрыгали, затанцевали крупные весёлые звёзды.

Налетел ветер, выхватил из окна занавески, они затрепыхались, словно два белых платочка, которыми Валя и Таиска махали маме из окна поезда. А мама свой платочек прижимала к глазам и что-то кричала вслед поезду. Наверно, она в сотый раз им наказывала не купаться в Амуре — «ведь это такая дикая река», не выходить за околицу села — «там в тайге всякого зверья полно», одеваться теплее — «там и летом простыть недолго…»

Проснулась Таиска, села, протирая кулачками глаза:

— Валя, мне мама снилась. Будто она тоже с нами на пароходе… Будто и Павлик… Павлик будто уже ходит… Будто мы ей всё показывали, а она говорит: «Как здесь хорошо, на Амуре!..» А ты чего не спишь? Уже светает?

— Тише, говори шёпотом, папа спит… Нет, это луна…

— А утро скоро?

Валя посмотрела на светящийся циферблат папиных часов, которые лежали на столике.

— Скоро… Двадцать пять четвёртого.

— Ага… А у нас в станице сколько? Нужно отнять семь, да?

— Правильно. Девятый вечера… Мама с бабушкой и Павликом ужинают, наверно…

— Ужинают и нас вспоминают. Потому мне мама и приснилась, правда? Бабушка говорит: «Если человек о тебе скучает, обязательно приснится».

— Ох, Таиска, до чего же ты суеверная!.. Тебе сколько папа говорил, чтобы ты не верила в бабушкины сказки?

— А что ж, по-твоему, мама о нас не скучает, да? Не скучает?

— Вот ещё! Конечно, скучает…

— Ну вот, — удовлетворённо отметила Таиска. — А ты говоришь «бабушкины сказки».

— До чего же ты упрямая, Таиска! — вскипела Валя. — Мама тебе совсем не поэтому приснилась, а потому, что ты о ней скучаешь.

— А ты не скучаешь? Я так и знала… Мама там плачет, а ты…

— Балда ты, больше никто! — окончательно рассердилась Валя. — Я с тобой не разговариваю.

Она свернулась калачиком и укрылась простынёй. Таиска побурчала ещё немного и тоже утихла.

Когда Валя снова открыла глаза, в каюте уже было светло. Папин диван опустел. Таиска стояла у зеркала и пыталась заплести свои толстые короткие косички.

«Меня не хочет просить, — догадалась Валя, вспомнив ночную ссору. — Ну и пусть!»

Таиске приходилось трудновато: волосы были жёстки и упруги. Едва Таиска начинала вплетать в них ленточки, как они вырывались из-под пальцев.

— Ну, давай уж помогу, — великодушно сказала Валя. Она не могла долго сердиться, не то что Таиска, которая весь день просидела бы косматая в каюте, но ни за что не заговорила бы первая после ссоры.

— Да, тебе хорошо, у тебя косы длинные и ночью не расплетаются, — пробурчала Таиска, подавая сестре свои ленты и расчёску.

Управившись с косичками и умывшись, девочки вышли на палубу. Пароход шёл полным ходом, прямо навстречу большому ослепительному солнцу. Валя и Таиска зажмурились от яркого света, а когда огляделись, увидели папу. Он стоял, опершись на перила, и глядел куда-то вдаль.

Прижав палец к губам, Таиска на цыпочках подошла к отцу и, подпрыгнув, закрыла ему глаза обеими ладошками.

— А, попрыгуньи, встали! — обернулся отец.

Какой-то он был сегодня особенный, праздничный, лицо его помолодело, словно свежий амурский ветер разгладил на нём каждую морщинку.

— Вода-то как прибывает, — сказал папа, указывая на тальниковые кусты у берега, которые стояли наполовину в воде.

— Бедняжки, — пожалела их Таиска, — зачем же они так близко у воды выросли? Росли бы повыше, вон как те сосны на сопке…

— Кому где живётся, — сказал папа. — Они бы там засохли. А здесь вода схлынет — им опять ничего. А вот мышкам большая вода, конечно, не нравится.

Мимо на сухом дереве плыли серенькие комочки — это мыши спасались, застигнутые паводком.

— А они приплывут к берегу? — обеспокоилась Таиска.

— Как-нибудь приплывут… Конечно, им сейчас того, не по себе… А ты, Валя, чего такая?

Валя стояла ошеломлённая. Они садились на пароход вечером и так и не видели по-настоящему Амура. А сейчас, выйдя на палубу, она была поражена необъятным пространством воды, неба, тайги и бесчисленных сопок, уходивших грядами в туманную даль. Среди этого величия она казалась самой себе маленькой, затерянной, словно те серенькие мышки на бревне…