Парусам нужен ветер - Гиневский Александр Михайлович (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗

Александр Михайлович Гиневский

Парусам нужен ветер

Об этой книге

РЕБЯТА!

Перед вами первая книжка писателя Александра Гиневского. Сейчас вы начнёте её читать.

Вы прочитаете о Вовке.

Очень много у него своих, мальчишечьих дел. Очень много нужно успеть за день, а день-то такой короткий!.. Кое-что Вовка успевает сделать, кое-что не успевает. А иногда попадает в такие приключения, что… но об этих приключениях вы сейчас и прочтёте. Нет смысла их пересказывать.

Вовка ещё маленький. Хорошо, что рядом с ним взрослые. И очень хорошо, что они понимают Вовку и не кричат: «Этого делать нельзя!»

В книжке дети и взрослые живут очень дружно. Это потому, что сам Гиневский любит ребят, дружит с ними, хорошо понимает их и интересно про них пишет.

Н. Внуков

Трамвай идёт в парк

Мы с папой были в гостях у дяди Пети. Уже вечер наступил, а дядя Петя с папой всё разговаривают и разговаривают. Прямо непонятно: откуда они столько слов знают?

Я сидел на диване, слушал, слушал их и заснул.

Просыпаюсь, смотрю: на мне что-то мягкое и тёплое. Укрыли меня.

— Уж больно ты сладко сопел, — говорит папа, — будить тебя не хотелось, но что поделаешь. Пора, мой друг, пора…

Мы попрощались с дядей Петей, выскочили на улицу и побежали к трамвайной остановке.

— Везёт же нам, Вовка! — кричит папа. — Наш трамвай идёт!

Мы только в него вскочили, двери — ш-шик — и закрылись. И трамвай помчался так быстро, что даже стал качаться с боку на бок. Потому что в нём народу никого не было, он совсем пустой был, а трамваю от этого легко бежать.

Трамвай мчится, а мы с папой ходим по нему и ищем сиденье, чтобы под ним была очень тёплая печка. Нашли мы сиденье — сели.

— Ну, устраивайся поудобней и спи, — говорит папа. — Ехать нам далеко, а ты за это время во сне увидишь что-нибудь дельное.

— Да я, папа, знаешь как выспался?! Так выспался, что целый год могу не спать!

— Ну уж, прямо-таки год! Сказал бы — месяц.

Я сидел у окошка. Оно было всё замороженное. Я стал в него дышать, и у меня получилась дырочка. В дырочку было видно ночь и много разноцветных огней. Они переливались. Я смотрю на них и вдруг слышу — вожатый говорит по радио:

— Вагон идёт в парк.

— Ну, Вовка, — папа нагнулся, посмотрел в мою дырочку, — нам скоро выходить и топать домой пешком. Возможно, это последний трамвай и больше не будет.

— Во как повезло! — говорю. — Прогуляемся.

— А ты знаешь, какой сегодня мороз?

— Двадцать градусов? Да?

— Пожалуй, похолоднее. Сегодня мороз настоящий — трескучий. Такого не боишься?

— А мы побежим и согреемся.

— Посмотрим, какой из тебя бегун, — говорит папа.

Мы стали около кабинки вожатого. Дверца была открыта, и мы смотрели в совершенно чистое окно вожатого. Мы видели одиноких путников.

— Не найдётся ли закурить? — спросил папу вожатый. — Совсем без курева остался…

Папа достал сигарету. Потом зажёг спичку.

— Благодарю, — сказал вожатый.

Папа положил на какую-то железку ещё много сигарет.

— А это вам про запас…

Вожатый кивнул головой и даже не посмотрел на папу. Он только спросил:

— Далеко?..

— До Софьи Ковалевской.

— Порядком. Придётся вам пешедралом.

Когда мы выходили из трамвая, папа сказал вожатому:

— Счастливо доработать смену!

— А вам — добраться! — крикнул вожатый из своей кабинки.

Трамвай убежал к себе в парк спать, а мы остались на улице совсем одни. Только лампы горели на столбах, луна горела и звёзды. А снег скрипел и тоже мигал огоньками.

— Ну, давай свою руку, — сказал папа, — и пошли. Будто мы с тобой два отважных северных мореплавателя. Наше судно раздавило льдами, и вот мы выбираемся на материк к какому-нибудь селению. Мы замерзаем, выбились из сил, но пусть звёзды станут свидетелями нашей отваги! Хорошо?

— Ага! И нам будут попадаться белые медведи!

— А мы им будем говорить, чтобы они не путались у нас под ногами и не мешали нам совершать подвиг.

— А если они будут нам всё равно мешать?

— Ну тогда ты пойдёшь и дашь одному такому толстопятому нахалу кулаком по уху. А я пока покараулю наши лыжи. Согласен?

Я засмеялся.

— Папа, а если он мне по уху даст?

— Тогда… тогда ещё проще. Подойду к медведю я! Для серьёзного разговора. Только мне и говорить-то не придётся. Медведь как увидит, что ты не один, сразу брякнется на колени и заплачет: «Вовка, прости меня за то, что я тебя огрел. Я не знал, что ты с папой… Я больше не буду. Ступайте себе спокойно хоть до самой Африки».

— И мы пойдём в Африку?

— Только прихватим с собой кусок льда. Вдруг через пустыню пойдём, пить захочется, а у нас при себе вода. В твёрдом виде.

— Это ты хорошо придумал. Папа, а в Африке тоже на небе звёзды?

— Звёзды, Вовка, везде, где есть небо. А в Африке, говорят, они очень крупные — с твою голову.

— Правда?!

— Ну, может, чуть поменьше.

— Ого! А они тоже высоко висят?

— Во всяком случае, допрыгнуть до них трудно.

— Папа, а вот у нас есть тень, да? И у столбов есть. А у звёзд бывает?

Папа остановился и тихонько свистнул.

— Да, Вовка, признаюсь: на этот вопрос я ответить не в силах.

— Ну как же, папа?! Ты же взрослый!

— Ты думаешь, что взрослые всё знают?

— Конечно!

— Ты ошибаешься. Иногда мне кажется, что взрослые знают меньше, чем дети…

— Папа… а ты меня любишь?

— Немножко…

— Немножко?! А почему так мало?..

— Если мне тебя любить множко, то это значит, что мне не ходить на работу, к друзьям и не чистить зубы. Сидеть около тебя и говорить всем: «До чего же у меня хороший мальчишка!»

— А я тебя — множко… Я тебя очень даже люблю. Папа остановился, присел и стал смотреть мне в глаза.

— Правда, сынок?..

Я потрогал папин воротник со снежинками и сказал:

— Ага…

— За что же ты меня любишь?

— Не знаю… потому что ты мой папка… И ещё — весёлый… И ещё ты дал вожатому сигареты на запас. Вот.

— Знаешь, Вовка, — сказал папа, — а я ведь тебя тоже множко… Я тебя тоже очень люблю. Это я так — шутил. Мне без тебя было бы знаешь как скучно на свете. Я и сам этого раньше не знал, а ты появился — и я узнал. Оказывается, и ты мне нужен и я тебе.

Мы пошли дальше.

— Это хорошо, что я тебе нужен, — сказал я.

— Конечно. Только ты вот меня любишь, а у меня перед тобой есть грехи…

— Грехи?! А что такое «грехи»?

— Ну, это когда один человек виноват перед другим. Вот я виноват перед тобой, и мне сейчас даже стыдно за себя.

— Виноват?!

— Представь себе. Помнится, однажды отлупил я тебя за то, что ты постриг ножницами соседского кота. Ты подстриг его под барана. Кот выглядел смешно, но мне было совсем не до смеха. Ведь ты мог отрезать ему уши или хвост. Любое животное не только дышит, слышит и видит, как человек, но оно, так же, как и человек, страдает, когда ему причиняют боль. Пришлось тебе это внушать. Досталось тогда тебе… Помнишь?

— Нет, папа, не помню.

— Неужели забыл?

— Забыл.

— А вот я помню. Я тогда долго не мог найти себе места. Ведь ты так плакал. Ты уж прости меня…

— Конечно, папка. Раз я забыл, и ты забывай. Ладно?

— Ладно. Попробую.

— Зато я помню, как ты мне рассказывал про ток. Я полез за мухой в настольную лампу — и меня током тюкнуло. А ты даже и не ругался.