Журавли и цапли . Повести и рассказы - Голышкин Василий Семенович (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗

Василий Голышкин

«Журавли» и «цапли»

Повести и рассказы

ПОВЕСТИ

Сын браконьера

Родители бывают разные. Хорошие и… не очень. Но все дети, без различия, любят своих родителей. Женька Орлов, ученик 7-го класса зарецкой школы, пионер отряда имени Гагарина, не был исключением из их числа. Он тоже любил своих родителей. Но тут надо сделать оговорку. Любовь, как и родители, тоже бывает разная. Одних родителей дети любят любовью гордой, чистой, открытой. Родителей похуже дети тоже любят, но любовь у них другая. Они как бы стыдятся этой любви и любят родителей, жалея и даже ненавидя их за то, что они не такие хорошие, как другие. Не могут бросить пить, не могут быть честными, Щедрыми, смелыми.

Гриб в семействе грибов вырастает грибом. Человек в семействе людей тоже вырастает человеком. Но если гриб, выросший среди грибов, ничем не отличается от своих сородичей, то человек, выросший среди людей, не всегда разделяет судьбу своих предков: в семье вора может вырасти честный человек, в семье честных людей — вор. Это потому, что человека, выросшего в семье людей, воспитывает не одна семья, а много разных школ: детский сад, сама школа, пионерская дружина, а еще кинотеатр, клуб, театр, музеи, радио, телевидение, улица, библиотеки… Но самая главная школа — это семья.

Мечта о том, чтобы стать летчиком, капитаном, инженером, приходит потом, а сперва все дети, пока маленькие, на вопрос, кем будут, отвечают: «Как папа, слесарем», «Как мама, дояркой…»

Женька Орлов тоже так отвечал, когда был маленьким, но в отличие от своих сверстников ограничивал информацию о планах на будущее всего двумя словами: «Как папа», не уточняя профессии родителя. Раз, правда, он ее уточнил себе на горе.

— Женя, кем ты будешь? — спросила у него тетя-попутчица, когда они ехали на пароходе.

— Как папа, — сказал Женя, — помощником.

— А, — засмеялась тетя, — человеком на побегушках.

Женя обиделся за папу. «Человек на побегушках», скажет тоже. И если тетя заговаривала, молчал насупившись.

Дома Женя спросил у папы:

— Папа, какое твое дело?

Папа долго молчал, соображая. Потом сказал:

— Дело такое: умным людям помогать.

Женька уже знал: «умные люди» у папы — это председатель, заведующий, директор… И папа, сколько помнил Женька, всегда был у кого-нибудь из них помощником. Помощник председателя, помощник заведующего, помощник директора… И он, Женька, вырастет, тоже будет помощником: помощником председателя, помощником заведующего, директора… Помощник — это тоже дело, а не «побегушки», как говорит тетя-попутчица.

Обидное слово «побегушки». Засело в голове, как пробка в бутылке, не вытряхнешь. И чем старше становился Женька, тем чаще давало о себе знать…

Работал как-то папа помощником начальника конторы связи. А тот, вместо того чтобы «улавливать» подписчиков на газеты и журналы, увлекся совсем другой охотой: бил по ночам острогой щук, глушил рыбу порохом, черпал ее сетью, пока наконец не попался и не был снят с должности. Тогда оставшегося без работы папу взял к себе заведующий банями. У этого тоже было хобби, игра взрослых людей: он забавлялся тем, что стрелял в Зарецких лесах белок. Однажды его, а с ним и папу, задержал егерь.

— Белочек пугаете? — спросил он.

— Да так, пустяки, — отмахнулся заведующий, — подбили одну тощенькую.

Егерь попался любопытный и, как ни смущался заведующий («тощенькая, смотреть не на что»), полез в охотничью сумку и удивился:

— А белочка-то с усами.

И повел заведующего с папой в отделение милиции, где заведующий, ссылаясь на близорукость, долго объяснял, что подстрелил бобра по ошибке, приняв его за белочку, ныряющую в озере.

Увы, открытия нового вида водоплавающих в милиции не оценили, и браконьерам-охотникам пришлось уплатить штраф и сдать ружья.

В результате Женькин папа снова сменил начальника.

Он неплохо фотографировал. И даже выставлял свои этюды в Доме культуры вагоноремонтного завода. Раз их увидел работник горисполкома и вспомнил, что у заведующего горфотоателье нет помощника…

Судьба Ильи Борисовича была решена.

Новое начальство огорчило папу — оно было одинаково равнодушно ко всем видам дичи: плавающей, летающей, бродячей. Но папа не сдался. Решил найти в начальнике «слабинку». Может быть, премия? Ближайшим календарным праздником было 8 Марта — Международный женский день. Женькин папа сочинил приказ и дал начальнику для согласования. Среди работниц фотоателье, премировавшихся к празднику, значилась и фамилия начальника — мужчины (фотоаппарат «Зенит»). И надо сказать, усердие Женькиного папы было замечено. Начальник объявил ему выговор, устный, но строгий, за подхалимаж.

Женькин папа решил действовать самостоятельно. Но действовать хитрей и осмотрительней, чем раньше.

Раз он принес домой охотничье ружье и повесил на стену.

— Вернули? — обрадовался Женька.

Илья Борисович ухмыльнулся:

— Эх ты, коршуна от перепелки отличить не умеешь! Разве эта дудка похожа на аппарат убийства? Аппарат, да не тот, — фотографический. Фоторужье называется, не слышал?

Фоторужью Женька обрадовался еще больше. Но папа, сославшись на то, что охота с фоторужьем требует большой осторожности и тишины, никогда не брал Женьку в лес. Вскоре стены городских выставок расцвели фотоэтюдами И. Орлова: «Белкин туалет», «Птичья столовая», «Лебединая песня», «Снегири», «По басне дедушки Крылова». Но Женька знал: все это только мимикрия. Папа возвращался из лесу не с одними снимками. И порой, пока папа в лаборатории работал над фотоэтюдом «Завтракающий заяц» и негатив становился позитивом, сам оригинал тоже претерпевал изменения: из сырого становился вареным, хотя варить, равно как и жарить, солить, вялить, зайчатину в эту пору года было рискованно — бить боровую дичь запрещалось.

В Женьке, как и во всех нас, жило два «я». Одно «я» совершало поступки, выражало свое мнение. Другое, чуткое, как стрелка компаса, давало оценку тому, что было сделано. Это второе «я» было неумолимо, как робот: его нельзя было ни уломать, ни умаслить. Но с ним можно было не считаться. Люди иногда так и поступают, находя оправдание тем своим поступкам и мнениям, которые бывают неугодны второму «я».

Первое Женькино «я», не считаясь с мнением второго, относилось к поступкам Ильи Борисовича примирительно. Больше того, оправдывало эти поступки, принимая обычный лесной разбой за борьбу с несправедливостью. Илья Борисович сам учил сына:

— У человека, кого ни возьми, один рот. Сколько одному надо, столько и другому, — отклонений от нормы Илья Борисович не принимал в расчет. — Да не всем поровну попадает. Одному больше, другому меньше. Почему? По справедливости. Кто на что способен, тот за то и получает. А мои, например, способности кто мерил? Я, может, по способностям на целый каравай имею право, а мне за мой труд — полкаравая. Вот я и смекаю, как себя с другими в способностях уравнять. Подстрелю зайчишку, и — с «караваем».

Из всех этих папиных рассуждений Женьке больше всего нравилась мысль о неоцененных, немереных способностях. Разве папа только на побегушках, помощником может? Да дайте ему возможность, он любого начальника, заведующего, председателя, директора за пояс заткнет. И не придется тогда бедному папе смекать, как себя с другими в способностях уравнять.

У Женьки с папой была одна беда. Женькины способности тоже не были оценены. С четвертого класса, с того дня, как стал пионером, он не был никем. За три года все, с кем учился Женька, кем-нибудь да были: вожатым звена, членом совета отряда, председателем совета отряда, членом совета дружины, редактором стенной газеты, шефом октябрят… А Женька — никем, хотя, по его соображению, мог быть кем угодно. Жаль, что этого не знали другие. Для других Женька всегда был на замке. И на сборах, слетах, в походах — везде, где можно было как-то отличиться, показать себя, проявить смекалку, находчивость, поспорить с другими, вел себя тише воды, ниже травы. Ну что же тут странного, что ребята не замечали тихоню, полагая, что, если выбрать кем-нибудь Женьку, значит, наверняка погубить дело. А Женька так мечтал, чтобы его выбрали!.. Но его не выбирали, и тогда он, по примеру папы, решил сам себя с другими в способностях уравнять: пусть все видят, что он вожак не хуже других.