...Для того, чтобы жить - Дьяконов Юрий Александрович (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗

Юрий Александрович ДЬЯКОНОВ

… ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ЖИТЬ

ВИНТОВКА

Сколько ни наращивал завклубом забор, огораживающий площадку, полувековые тополя все равно куда выше. В трудных боях с другими жаждущими Олег и его компания отвоевали на весь сезон большую ветку самого заднего тополя. Далековато. Ну да на слабость зрения никто из них не жаловался. Зато, забравшись туда, они как бы входили в сам кинотеатр, то есть сидели на десятиметровой высоте над двадцать седьмым рядом. И никто никакими силами не мог их оттуда выкурить. Хочешь, смотри хоть два сеанса подряд. Если высидишь. Там, на тополе, не очень-то разомнешься — ноги к концу фильма станут как деревянные.

Олег Курганов и его друзья — Ванька Руль, Сенька Явор, Толька Феодал и Алешка Немтырь — пропустить хотя бы один кинофильм считали большим несчастьем. Однажды Олег вычитал в журнале «Огонек», что кто-то назвал кино — Великий Немой. И теперь вечерами, чтобы матери не поняли, куда они направляются, говорили: «Пошли к Великому Немому». Ну а немого Алешку в отличие от Великого называли просто Немтырем.

Хорошо летом. Начиная с Первомая и до сентября беспрерывно работал летний кинотеатр в клубе трамвайщиков. А как закроется он — беда. Денег-то ни у кого нет. Разве что у Тольки Феодала. У него отец жив. В кооперативе служит. Есть у кого на кино клянчить. А остальным?.. Вот и приходится идти на любые уловки. Чтобы попасть в клуб «Строитель», который открылся в позапрошлом году в бывшем особняке миллионера Парамонова на Пушкинской, мальчишки то подрисовывали старые контрамарки, то протискивались сквозь толпу выходящих с первого сеанса, то, рискуя сорваться со скользкой пожарной лестницы, лезли на чердак. Зато, когда попадали в кинозал, все труды, волнения казались пустяком по сравнению с чудом, которое разворачивалось перед их глазами. Вот уж действительно Великий Немой! Ни слова не услышишь с экрана. Ну и что? Зато сколько увидишь!

Они хохотали, глядя на проделки Чарли Чаплина и Игоря Ильинского. Они были индейцами, которых преследуют бледнолицые. Отважными ковбоями неслись за похитителями скота по безграничной прерии. Они рядом с матросами стояли на броневой палубе «Потемкина», решив умереть, но не спустить красного флага под наведенными на них жерлами пушек всей Черноморской эскадры…

Но самым любимым фильмом был «Красные дьяволята». Такими, как те хлопцы, и они могли быть. Такими чувствовали, себя в душе. Могли скакать на вороном коне с саблей в руке, с винтовкой за спиной, стрелять, рубить бандитов-махновцев. Могли биться насмерть с врагами Советской власти… Могли бы, родись они чуть пораньше.

Но разве все бои прошли? Нет. Великий Немой показывает. Толпы голодных безработных в Германии, во Франции, в Англии идут, идут. Их уже миллионы. Жандармы, полиция, войска — все брошено против них. Полны тюрьмы. Сотни раненых, убитых…

Вот Коминтерн, штаб Мировой Революции, прикажет и…

Уж к этим боям они не должны опоздать. Нужно только не терять времени даром. Нужно быть сильными, смелыми. Нужно уметь стрелять так, чтоб ни одна пуля мимо! Нужно уметь рубить, скакать на коне. Быть хитрым и ловким, чтобы никакие там генералы и полковники не могли тебя обмануть…

Ватагами возвращались из кино по темным улицам и пели:

Сторонились редкие прохожие. Что верно, то верно: меньше всего походили они на маменькиных сынков. Ветер хлестал по лицам колючим снегом. А им наплевать! Они шли и пели:

И не просто пели, а верили: не отберет! Никто!

А наутро мальчишки бросались к городским тирам и, купив на последние копейки патронов, посылали в цель пулю за пулей. С восхищением маршировали рядом с красноармейцами. Часами сидели на заборе плаца и смотрели, как молодые кавалеристы на полном скаку рубят лозу сверкающими клинками.

Они сражались на самодельных саблях, боролись, дрались, прыгали с крыш, над страшной пустотой ходили по узким балкам разрушенных зданий. Мужественно переносили боль. Будущий боец должен быть сильным, умелым, отважным. А в том, что они будут бойцами, не сомневался никто.

Страсть к оружию появилась у Олега еще до поступления в школу. Сначала это были безобидные деревянные кинжалы, сабли, рапиры. А годам к одиннадцати дела пошли посерьезней. Олег и сам не сосчитал бы, наверно, сколько всевозможных пистолетов смастерил за это время.

Пистолеты-самопалы со стволами из медной или железной трубки были уже не просто игрушками. Они заряжались серными головками спичек или настоящим порохом и так оглушительно бабахали, что не одна перепуганная соседка приходила к матери с жалобой… А потом, никогда нельзя было поручиться: выстрелит пистолет в цель дробью из мелко нарубленной проволоки или ствол раздуется, как груша, а то еще хуже — разлетится в руках при первой же пробе.

Ему бы такое ружьецо, как у нэпманского сынка Кешки Быстрицкого! Когда Кешка выходит на Покровское кладбище пострелять воробьев, за ним пацаны целой оравой бегают.

Сколько раз ходил Олег с дружками на Большую Садовую, где за витринным стеклом рядом с тяжелыми охотничьими двустволками и берданками стояло «Монтекристо» — аккуратное маленькое ружье с прикладом, украшенным перламутровой инкрустацией. Так и блестит! Получше Кешкиного!

Что бы он только не отдал за него! Но отдать ему было нечего. Просить маму купить ружье он не решался. Не до ружья ей. Чтобы прокормить его и маленького Мишку, мама не только работала на швейной фабрике, но и брала работу на дом. Проснется Олег среди ночи — глухо стрекочет швейная машина, быстро снуют мамины руки, двигая пяльцы с затянутым в них куском белой материи, которая после вышивки станет нарядной женской блузкой, косынкой или носовым платком.

Надумали было мальчишки купить ружье вместе. Месяца три собирали деньги. Но их оказалось так мало, что друзья охладели и к Новому году один за другим взяли свои взносы назад.

Лишь Олег от своей мечты не отказался. Нужно во что бы то ни стало добыть денег. Но где?

В одном дворе с Олегом жил молодой мастеровой Валя Проскурин. Дворовые называли его Валя-комсомолец. В гражданскую войну он был бойцом ЧОНа и носил наган. Но со временем части особого назначения ликвидировали. И наган он сдал. А кобуру подарил Олегу.

Валя пел замечательные комсомольские песни, которым и Олега научил. Летом он каждый вечер садился под акацией и читал вслух газету, а дворовые задавали ему всякие вопросы.

Веселый, широкоплечий, он своими короткопалыми сильными руками мог сделать или починить что угодно.

Раньше Валя работал у нэпмана Быстрицкого: крыл железом крыши на высоченных трех- и четырехэтажных домах, навешивал водосточные трубы. Но в двадцать пятом году нэпман Быстрицкий закрыл свою мастерскую, и Валя остался без работы.

Каждое утро он ходил на биржу труда. Однако постоянной работы все не было, и Валя брался за любую временную. Разгружал вагоны на станции, носил мешки с зерном в трюмы барж на берегу Дона. А через полгода в Нахичевани организовалась артель жестянщиков, и Валя вступил в нее. У только что созданной артели не было больших хороших помещений, и многим рабочим давали работу на дом. Так Валя стал надомником.

Мастерскую он оборудовал в чуланчике с маленьким окошечком. На вбитых в стену гвоздях развесил картонные и железные выкройки и развертки. Сделал полки для готовой продукции. Втащил в чулан несколько чурбаков и воткнул в них разные оправки, барточки, стуловые ножницы. Наладил паяльную лампу и примус, чтобы греть паяльники. Вокруг табуретки, на которой сидел, расположил в раз навсегда определенном порядке молотки и киянки, коробку с нашатырем, пузырек с протравленной соляной кислотой, хрустящие палочки чистого олова и третника — так, чтобы все было под рукой.