А у нас во дворе…: - Цюрупа Эсфирь Яковлевна (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗

Глава 1. «ХОТУ-НЕ-ХОТУ»

Дверь в подъезде была раскрыта настежь. Топая ногами, грузчики спускали по лестнице пианино, подвесив его на лямках.

Путаясь у них под ногами, носился по ступеням лохматый щенок Рыжик: это его хозяева из 17-й квартиры переезжали в новый дом.

Лифт сновал вверх и вниз, спускал чемоданы, стулья, полки.

Родион, в теплой куртке и лыжных штанах, и его мама, в джинсах и свитере, похожая на мальчишку, ожидали лифт на площадке. С ними была широкая детская коляска. В ней спали два укутанных человечка — Филя и Тиля.

Мама сказала Родиону:

— Может быть, сбегать попросить, чтобы сделали перерыв, мы с малышами спустились бы… — Она покачала коротко стриженной головой. — Нет, не будем мешать, пусть уж скорей заканчивают.

Вдруг с верхнего этажа раздался рёв:

— Хоту-у еха-ать!!! Не хоту жда-а-ать!!!

— Опять Некотуха даёт концерт, — сказала мама Родиона.

Эту девочку родители назвали Ариадна. Но за упрямый нрав и вечные «хоту-не-хоту!» бабушка Ариадны зовёт её Некотуха.

И ведь что удивительно: Ариадна давно все буквы выговаривает и букву «ч» тоже; говорит и «чашка» и «черепаха», а «хочу» и «не хочу», как в раннем детстве — «хоту» и «не хоту».

Бабушка Ариадны считает, что это просто упрямство.

Родион крикнул, задрав голову:

— Некотуха, потерпи! Мы все ждём лифта!

Но эта девочка не умела терпеть. Все терпели: перевозка вещей — дело серьёзное. Медленно шёл сверху старый музыкант, он нёс футляр со скрипкой. Он вежливо сказал Родиону, который стоял на пути:

— Разрешите вас потревожить, молодой человек.

Здороваясь с мамой Родиона, приподнял берет, обнажив седой венчик волос. Заглянув в коляску, улыбнулся:

— Растут новые Чайковские!

Тут всех оглушил обиженный лай Рыжика.

— Опять облаивает скрипку! Уйми этого дуралея, — сказала мама.

Родион схватил Рыжика в охапку, а старый музыкант пошёл вниз.

— Удивительно чувствительный пёс, — сказал он.

Старый музыкант повторяет это с того случая, когда Рыжик побывал у него в гостях. Глеб Сергеевич жарил себе котлету. Они съели её пополам. А потом к Глебу Сергеевичу пришёл ученик, но едва он провёл смычком по струнам скрипки, как Рыжик задрал голову и заскулил.

— Ты, милый друг, думаешь, что поёшь? — спросил старый музыкант. — Но увы, мы не можем заниматься под такое музыкальное сопровождение. Пойди-ка погуляй.

С тех пор Рыжик, увидев скрипичный футляр, облаивает его.

— Да замолчи ты, недопёсок! — сказала, тяжело всходя по лестнице, толстая аптекарша; в аптеке все ребята покупают у неё аскорбинку. — Замолчи, прошу тебя! — И Рыжик послушался.

Потом, шагая через две ступеньки и припадая на хромую ногу, быстро поднялся знакомый всем ребятам Василий Игнатьевич. Был он худой, резкий в движениях. При каждом шаге на его лбу вздрагивал седой чуб, а из-под чуба весело и зорко посверкивали светлые глаза.

— День добрый всей компании! Схожу проверю, скоро ли у них эта петрушка кончится? Людям лифт нужен.

Самому Василию Игнатьевичу лифт никогда не нужен. Он взбирается на этажи, на палку не опирается, носит её под мышкой. И отшучивается: «Движение — залог здоровья!»

Ребятам Василий Игнатьевич нравился потому, что никогда не унывал. Кто-то из детей заболеет — он зайдёт проведать:

— Знаешь, для чего болячки существуют? Чтобы с ними расправляться. Действуй! Глотай, что прописано, полощи, терпи горчичники.

А сам купается зимой в проруби и состоит в секции «моржей».

В ногу его ранило на фронте. Бабушка Ариадны рассказывала, что раньше работа у него была трудная и смелая. Верхолазом он был. Натягивал провода на высоковольтных линиях передач — от мачты к мачте, через леса и горные перевалы, чтобы ток от электростанций шёл в новые города: на заводы и фабрики.

Василий Игнатьевич доказал, что повреждённая нога в работе ему не помеха. Но никому не признался, что был ранен в грудь навылет, а перед самой победой засыпало его тяжёлой землёй от взрыва бомбы. После того голова часто болела и кружилась. Василий Игнатьевич не хотел сдаваться, любил на высоте работать, но врачи дознались, велели искать дело на земле.

И уже много лет учит он ребят в ПТУ своей профессии — изоляторы крепить, провода укладывать на железные плечи мачт. Высота коварна, неумёхам ни одной промашки не простит. Всё надо предусмотреть заранее: инструмент разложи, чтоб был под рукой, ремень безопасности пристегни. Он учит завтрашних высотников в классах и мастерских, на земле. Но когда начинается практика и влезают они на столбы и мачты, не он, а другой, молодой наставник, работает с ними на высоте.

— Наш Василий Игнатьевич остаётся на земле, как орёл с подбитыми крыльями, — говорила бабушка Ариадны. Очень она уважала Василия Игнатьевича.

Его уважали все жители их дома и потому сообща избрали председателем домового комитета. Знали, что он человек справедливый, никаких непорядков не потерпит. Возвращался Василий Игнатьевич из училища рано, и тут начиналась у него вторая работа: все заботы жильцов были его заботами.

Сейчас, когда он прошагал наверх, мама Родиона сказала:

— Ну, теперь лифт будет.

Но не успел председатель добраться до нужного этажа, как снова раздалось: «А я хоту-у!», тотчас хлопнула дверь лифта, и он с тихим жужжанием пришёл на этаж Родиона.

Дверь открылась. В лифте приехал шкаф. Рядом стояла девочка. Растрёпанные косицы торчали из-под мехового капора. Она заявила:

— Я сама привела лифт! Одну меня он не везёт: я лёгкая, а со шкафом повёз. Как его вставили, пошли за другими вещами, я в кабину и уехала!..

Она улыбнулась во весь рот, в нём вместо выпавших молочных зубов, уже росли два новых, широких, как лопаты.

— И не стыдно? — спросила мама Родиона. — Ты людей обманула!

— Мы быстро! — затрясла косичками Ариадна, и они совсем растрепались. Ариадна поправила их. — Они сами растрёпываются. У меня, как у мамы, кудряшки упрямые, из-за них даже капор на макушку съезжает.

Мама Родиона рассмеялась:

— Ох, если бы только кудряшки были упрямые…

Они ввезли коляску в лифт, нажали цифру «1» и поехали вниз.

Во дворе стоял огромный крытый грузовик, в него грузили мебель. Грузчик заглянул в коляску, увидал два розовых носика.

— Двойняшки! Одинаковые! — улыбнулся он.

— И совсем не одинаковые, — обиделась Ариадна. — Тиля соску сосёт, а Филя выплёвывает!

Родион терпеть не мог всяких споров, он потащил Некотуху за собой, и они повезли малышей на детскую площадку.

Площадка близко от их дома. Выйдешь со двора на улицу, повернёшь по своему тротуару налево, минуешь шесть домов, и вот она — детская площадка. Тут на притоптанном снегу всё крутилось, качалось, скрипело: карусели, качели, качалки.

Пока Родион смотрел, куда поставить коляску, Ариадна взобралась на деревянную горку, оттеснила ребят и на корточках съехала вниз. Вскочив, влезла на трапецию, повисла:

— А я вон куда залезла!

Из игровой избушки высунулся Витька Воробьёв, по прозвищу Балабол. Он жил в соседнем с Родионом подъезде и учился уже в третьем классе.

— Ну и что-о? — спросил он скучным голосом.

«Всегда он своим «ну и что?» людям настроение портит», — подумал Родион. Но Ариадне никто настроения не испортил. Она пела:

— А я выше все-е-ех! — и махала ногами, пока валенок не слетел с ноги. — А я босая! — похвасталась она.

Нога была не босая, а в пушистом носке, но всё равно нельзя же было ступить ею в снег. Родион сунул Некотухину ногу в валенок.