Февральская греза - Черемнова Тамара (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗

Тамара Черемнова

Февральская греза

лирическая повесть

Город живописно затушеван снегом, и еще памятен звон хрустальных бокалов с новогодним шампанским. Но время неумолимо летит вперед — вот уже и середина февраля. Разъяренные метели переметают улицы колючим снегом, лютая стужа безжалостно обдает своим холодным и при этом жгучим пламенем голые ветки деревьев. Ах, как же ей хочется помешать им дожить до весны! Поэтому она желает спалить их дотла своим жгучим холодом. По утрам бегущие прохожие прячут носы в шарфы и меховые воротники, пританцовывают на автобусных остановках, чтобы хоть как-то согреться, да и февральское утро больше похоже на вечер: темно и ужасно морозно.

А вот Олюшка никак не согласна с этими наблюдениями: ей почему-то кажется, что именно сейчас, вот в этой лютой февральской стуже, преодолевая эти страшные муки, рождается, чтобы победить наскучившее всем зимнее ненастье, крохотная молекула тепла. Да, первая весенняя молекула тепла должна рождаться именно в таких муках — чтобы победить. Олюшке даже кажется, что она непременно почувствует тот миг, когда эта крохотная точка появится в морозном воздухе. Как же хочется Олюшке защитить эту кроху, спрятать ее в собственных ладошках, отогреть дыханием. А, может, ей все это просто кажется, потому что вчера ей исполнилось тринадцать, и еще, потому что она уже влюблена, да еще как влюблена! Хотя все считают, что у Олюшки еще никого нет, что ей еще рано заводить какие-либо сердечные привязанности. Но, как поется в песне, «любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь». Вот так получилось и у Олюшки. Андрей…

Они с Андреем учатся в одной школе, только Андрей уже в выпускном классе, в одиннадцатом «А». Еще немного, всего каких-то несколько месяцев, и он уже не придет больше в школу… Ну почему так поздно она обратила на него внимание?

Это потрясение случилось в августе прошлого года. Ребят из Олюшкиного класса, кто уже вернулся с летнего отдыха, попросили помочь закончить ремонт в школе, которым руководил учитель физкультуры — подвижный энергичный коротышка. Девчонки уже домывали последнюю грязь, оставшуюся после законченного ремонта, протирали окна, полы, парты, портреты знаменитых писателей и ученых и прочие классные атрибуты, а мальчики расставляли все это по местам. И эта работа никому не была в тягость — за лето все немножко соскучились и по школе, и по одноклассникам, и даже в какой-то степени по учителям. Шутили, хохотали, перекидывались остротами, обменивались впечатлениями о проведенных каникулах. И посреди этого рабочего веселья физрук, от души смеявшийся вместе с учениками, выглянул в приоткрытую дверь, узрел кого-то в коридоре и позвал:

— Андрей, Андрей, иди скорее сюда, помоги нам!

Послышались шаги, и в потоке солнечного света, врывавшегося из коридорного окна в открытую дверь класса, появился парень. Он слегка нагнулся, чтобы не задеть головой дверной косяк, и подошел к учителю. Физрук сказал ему что-то, видимо, попросил помочь развесить портреты по местам. Андрей, хмыкнув, взял из рук учителя молоток и начал вбивать гвоздь в стену. Физрук подставил табурет и залез на него, чтобы помогать Андрею. Физрук не дорос Андрею даже до плеча, и поэтому рядом они выглядели комично: круглый коротышка, стоящий на табурете, и высокий Андрей. Девчонки сразу же прыснули со смеху. Андрей обернулся, и в уголках его чуть припухлых губ показалась трогательная очаровательная улыбка. Бывает же так: вроде на первый взгляд человек ничем не приметный, а улыбнется — и вся его внутренняя красота отразится в этой улыбке, в одной лишь улыбке.

Олюшка застыла как вкопанная, как загипнотизированная, забыв про недомытую парту, которую она минуту назад старательно оттирала от грязи и от автографов посидевших за ней учеников. Она была заворожена этой улыбкой, как кролик перед своей смертью заворожен удавом, так и стояла: побледневшая, с вытаращенными глазами.

Дальнейшее Олюшка навряд ли смогла бы сейчас вспомнить точно, в деталях, да только с тех самых пор Андрей стал причиной Олюшкиной бессонницы. Раньше мать не могла оторвать ее от телевизора, каждый вечер приходилось придумывать веский предлог для того, чтобы переключить дочерино внимание на то, что уже пора в постель. Зато теперь, после того памятного дня, Олюшка, сделав домашние задания, сама торопится поскорее скрыться в своей комнате, чтобы покрепче вжаться головой в подушку и утонуть в придуманной ею грезе, погрузиться в эту грезу целиком и полностью.

Олюшка и сама, наверное, толком не знает, зачем ей нужен этот совершенно чужой и такой уже взрослый парень. Иногда ей до безумия хочется пройтись — просто так пройтись — по улицам города, но только не одной, а с Андреем. Показать ему бахрому сосулек, рассказать о чудесной весенней крохе, которая рождается в такой лютой стуже затем, чтобы через какие-то доли секунды породить миллиард таких же себе подобных крох, и что от них-то, вот от этих самых крох, и начнется в городе весна. Олюшка не могла толком понять еще и такую вещь: почему, увидев Андрея в школе, даже издалека увидев, она начинает ощущать радость, не ту радость, которую испытывает ребенок, когда видит новую игрушку, нет, это была другая радость — радость, таящая в себе сладкое томление. Этот парень стал для нее очень близким и в то же время оставался недосягаемо далеким. Так что Олюшке было над чем ломать голову ночами. Мать, заметив странное и непонятное поведение дочери, забеспокоилась:

— Что с тобой, ты какая-то сама не своя, заболела?

— Нет, мам, я просто устала, это ничего, пройдет. Просто в школе много задают на дом, — ловко увертывалась Олюшка от материнских расспросов.

И Наталья верила дочери. А что ей оставалось?

Так уж получилось, видно, так судьбой предначертано, что Олюшка у Натальи одна. Не только единственный ребенок, но и из всех родных одна — больше никогошеньки у Натальи нет.

Когда Олюшке было три года, от них ушел отец. Конечно, Наталье, как и любой другой женщине, было обидно за себя, но в душе она все-таки пыталась оправдать мужа: «Ну хочется мужику иметь сына, ну и пусть… У меня с ним не получилось жития душа в душу, должно быть, не сошлись характерами… Другая оказалась лучше и понятливее… И сразу же пообещала родить сына… Вот он к ней и переметнулся… И вообще… Да мало ли из-за чего люди расходятся…». И Наталья не запрещала Олюшке видеться с отцом. Наталья не хотела, чтобы ее дочь росла без отца. Олюшка беспрепятственно виделась с отцом, а когда в той семье вместо ожидаемого мальчика появилась на свет девочка, Олюшка так обрадовалась сестренке, что сама стала бегать к отцу.

Но однажды Наталья стала свидетельницей постыдной сцены в квартире бывшего мужа, после чего перестала отпускать туда дочь. Как-то, возвращаясь с работы и зная, что дочь, как всегда, находится в это время в гостях у отца, Наталья решила сама забрать ее домой. Дверь ей открыл отец семейства собственной персоной, весь какой-то ненатурально оживленный.

— Заходи, — подчеркнуто весело пригласил он. — А мы сейчас с Ольгой в догонялки играли! Она в комнате у Зои.

Наталья прошла и остановилась на пороге Зоиной комнаты. Хозяйка сидела на корточках перед Ольгой и, держа на руках свою дочку Лену, сюсюкая, говорила:

— Ну-ка, Леночка, скажи-ка Оленьке, что это теперь наш папа, да, это теперь только Леночкин папа.

Олюшка стояла перед взрослой женщиной, виновато опустив головку и надув губки, чуть не плакала. У Натальи сильно сжало сердце: ну как это можно, с такой неприкрытой злобой врываться в жизнь ребенка? Как же ей тогда захотелось по-бабьи вцепиться в Зойкину спину, она до сих пор не понимает, откуда у нее тогда нашлись силы перебороть в себе это желание, помнит только, как сказала дочери чужим, звенящим от внутреннего напряжения голосом: