Серебрянка, или Напевы морской раковины - Фаржон (Фарджин) Элинор (читать книги полные .TXT) 📗
Полл любила свою Серебрянку больше жизни. Она мечтала её вылечить, но дня, когда крыло заживёт и птица от неё улетит, ждала со страхом и печалью. Девочка боялась, что не выдержит разлуки. Впрочем, если Серебрянка так и не сможет летать, ей, Полл, будет ещё горше. Помимо ухода за птицей, у Полл вскоре появилось много других занятий. Кухарка разрешала ей толочь орехи и чистить ягоды в жаркой кухне, молочница позволяла снимать сливки с молока в прохладной маслобойне, садовник звал в солнечный сад полоть сорняки, а дворецкий посылал в полумрак погреба – нацедить пива на ужин королю. И все они охотно отвечали на её бесчисленные вопросы: отчего скорое тесто непременно сбивают на сквозняке; где у слепого червя голова, а где хвост; почему нельзя взбалтывать портвейн (а микстуру, наоборот, надо); почему сливки всегда оказываются поверх молока. Короче, на скуку у Полл времени не оставалось. А если приспичит ей вдруг в будний день увидеть родню, она могла оседлать королевского ослика по кличке Боббин и съездить по бережку на мельницу. Ну а по воскресеньям маманя и братья сами появлялись во дворце – неукоснительно, как часы.
Так, тихо-мирно, шли недели и месяцы, а на исходе года норфолкские колокола возвестили о рождении наследной принцессы. Нолличек на радостях повелел устроить ружейный салют, но Нянька сочла, что порох – детям не игрушка. Пришлось королю взять свой пугач и бабахнуть три раза с вершины утеса. А ещё через пару недель всё во дворце бурлило и кипело: здесь готовились к крестинам королевской дочери.
Кухарка испекла грандиозный пирог с ягодами, изюмом, миндалём, тмином, корицей и розовыми лепестками, покрытый сверху глазурью. Не пирог, а целое трёхъярусное сооружение. Первый, самый широкий, ярус являл собой сахарный цветник, второй – голубятню с сахарными голубками, а верхний изображал часовенку, внутри которой стояла сахарная колыбель, а вокруг танцевали сахарные херувимчики. Когда кухарка возвела наконец шпиль часовни, пирог измерили. Оказался он семи футов вышиной, а поднять его смогли только четверо здоровенных мужчин, да и то поднатужившись. Этой чести удостоились Эйб, Сид, Дейв и Хэл. Чтобы не опоздать на торжество, они прибыли во дворец накануне крестин.
Дворец гудел, точно пчелиный улей. Слуги носились взад-вперёд, вешали новые кисейные занавески, подвязывали их лентами, расставляли цветы, полировали до солнечного блеска всё, что могло заблестеть, таскали наверх бадьи с горячей водой, бутылочки с тёплым молоком, подносы с мылом и присыпками, пуховые подушечки с батистовыми оборками, маленькие костюмчики, шерстяные ботиночки, кружевные накидочки и папиросную бумагу – одним словом, всё, без чего никак нельзя окрестить ребёнка. А Нолличек непрерывно попадался всем под ноги, поскольку ходил, уткнувши нос в огромную книгу, которую, судя по всему, собирался прочесть от корки до корки.
Так он столкнулся на дворцовой лестнице с Полл. Она торопилась на берег за рыбой, водорослями, водой и песком для Серебрянки.
– Что ты читаешь? – спросила девочка, потирая ушибленный локоть.
– Это «Словарь имён», – ответил Нолличек. – Тут собраны все имена, какие существуют на свете. Имя ребёнка тут тоже есть, только я его пока не нашёл.
– Обязательно надо искать? – удивилась Полл.
– Конечно.
– А нельзя выбрать на свой вкус?
– Но я же могу ошибиться. А у ребёнка должно быть единственно верное имя.
– Как это единственно?
– Вот глупая! Каждому подходит только одно имя. Ты, допустим, можешь прозываться только Полл и никак иначе.
– Да, но…
– Никаких «но»! Ты Полл, и только Полл. Имя Джемайма тебе, например, вовсе не подходит.
– Но окрести меня родители Джемаймой, мне бы пришлось это имя носить, хочешь не хочешь. Я бы, конечно, не хотела.
– Вот видишь! – воскликнул Нолличек. – Если человек не рад своему имени, значит, оно неправильное. А мой ребёнок, когда вырастет, будет своё имя любить.
– Тогда не называй её Джемаймой.
– А вот тут ты мне не указ!
– Почему это?
– Потому что не тебе решать!
– Но я её тётя!
– Тёти не в счёт!
– Откуда ты знаешь? Ты же не пробовал быть тётей! – возразила Полл.
– И пробовать не хочу.
– А из тебя тёти и не получится, в крайнем случае – дядя!
– Не дерзи! – закричал Нолличек.
– А ну-ка цыц! – приструнила их Нянька, проходя мимо с медной грелкой, полной тлеющих угольков. – И кыш с дороги, а то обожгу ненароком.
Нолличек вжался в стенку, пропуская старушку, а Полл побежала к морю. На берегу Чарли Лун писал что-то острой палочкой на мокром песке.
– Привет, Чарли.
– Здравствуй, Полл.
– Здравствуй… Что ты пишешь?
– Не знаю. Волна всё стирает, никак не прочту.
– Пиши, где волна не достаёт.
– Не-е… Тогда придётся решить, что же я всё-таки пишу. – Он отбросил палочку. – Как там Серебрянка?
– Вчера дважды подпрыгнула и пыталась расправить крыло. Может, пора снять повязку?
– Серебрянка сама подскажет, – ответил Чарли.
– Знаешь, я теперь тётя, – похвалилась Полл.
– Чья?
– Ребёнка. Ты мне дашь рыбы?
– Для ребёнка, которому ты тётя?
– Для Серебристой серпоклювки.
– Пускай теперь сама за рыбой придёт. – Чарли наклонился возле прибоя, и накатившая волна кинула ему в руки опаловую раковину. – На-ка, отнеси ей, напомни.
– О чём?
– Да хоть о чём-нибудь, откуда мне знать? Одному раковина одно нашепчет, другому – другое.
– Красивая… – Полл нежно погладила глянцевитый перламутровый бок раковины и попыталась заглянуть в завитое нутро. – Вот бы поглядеть, что внутри. В самой серединке.
– Эта раковина не для гляденья, а для слушанья. Ладно, спеши-ка домой, а то сейчас с моря наволочёт туману.
– И луна скоро взойдёт, – мечтательно сказала Полл. – Сегодня полнолуние.
– Туман с луною, луна с туманом, – пробормотал Чарли и зашагал вдоль берега, напевая себе под нос:
А Полл, прижав раковину к уху, побежала по мокрому песку в другую сторону. Там, куда она ступала, оставались ямки, и ямки эти тут же заполнялись морской водой.
Глава IX
Имя для ребёнка
Полл успела домой как раз к купанью новорождённой. В этот час все во дворце старались под любым предлогом заглянуть в детскую, где сидела Долл, а на руках у неё, завёрнутая в толстое тёплое полотенце, агукала крошка принцесса. После рождения ребёнка Долл вдруг обнаружила, что её не умеющие прясть руки умеют, а главное хотят намыливать, вытирать, присыпать и смазывать маленькое тельце, хотят засовывать маленькие ручки и ножки в распашонки и ползунки, хотят расчёсывать золотой пушок на головке, превращая его в сияющий ореол. И всё это Доллечкины руки делали вполне расторопно. Нянька и мамаша Кодлинг наперебой давали ей советы – одна под правую руку, другая – под левую, а Долл невозмутимо делала по-своему: щекотала, покуда дочка не улыбнётся, и баюкала, покуда та не заснёт, причмокивая губками во сне.
Склонившись над младенцем, Долл ласково ворковала:
Что она и делала в тот момент, когда Полл заглянула в детскую.
