Каникулы для двоих. Большая книга романов о любви для девочек - Чепурина Мария Юрьевна (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
– Да, институт брака в наше время порядком расшатался, – сказал он. – Мне повезло, что мама психотерапевт, – в ее руках семья как в смирительной рубашке.
Я не поняла, шутит он или говорит всерьез.
– Тебя еще с новым папой не знакомили? – добил Люк.
Я замотала головой с такой силой, что, кажется, уши парусили за щеками.
– Тогда все не так уж плохо, – успокоил Люк. – Есть шанс наладить их отношения.
И он тут же, без промедления, точно заранее готовился к этому разговору, выложил свой план. Надо признать, план был неплох: устроить родителям первое свидание. Вроде того, как мы с Женькой знакомились заново на месте первой встречи, – что же я сама раньше не догадалась? Оставалось лишь разведать у родителей, каким образом они узнали друг друга. Я воспрянула духом. Такую штуку провернуть мне под силу. Теперь даже бант не давил шею, я восторженно слушала Люка, уже представляя, как окуну драгоценных мамашу и папашу с головой в их зарождающееся чувство, обновлю эмоции и не позволю родителям вынырнуть до того момента, как они хорошенько вспомнят, что любят друг друга. Я начинала чувствовать себя почти счастливой и улыбалась своим мыслям, забыв о туго заплетенной косе, из-за которой уголки губ так и ползли к ушам. Зато Женька выглядела обеспокоенной, она вдруг полезла куда-то за диван, над подлокотником демонстративно просвистела крученая дуля ее пучка. Женька разогнулась, в руках она держала гитару.
– Спой мне, пожалуйста, – протянула инструмент Люку и улыбнулась, обнажая зубы, как пациент на приеме у стоматолога.
И я впервые почувствовала себя третьей лишней. Да, туго раньше было Женьке со мной – теперь я сама залезла в ее шкуру.
– Ну, думаю, вы и без меня неплохо споетесь, – подмигнула подруге. – Пожалуй, мне пора.
– Боишься, что я так плохо пою? – засмеялся Люк. – Не хочешь послушать?
– Да нет, хочу. – Я виновато уставилась на Женьку. – Просто мне домой пора, на завтра много уроков…
– Уроков? – удивился Люк.
– Соня хотела сказать, что завтра у нее сложный зачет, ей надо хорошо к нему подготовиться, – пришла на выручку Женька, буквально испепеляя меня взглядом, у меня чуть пар из ушей не пошел.
– Пять минут погоды не сделают. – Люк взял гитару. – Вы не против, если я спою «Старательский вальсок» Галича? Такие песни нельзя забывать!
Мы с Женькой переглянулись, потом закивали – нам хоть Галича, хоть Налича. А Люк уже пощипывал струны, гитара запела, а следом и он сам:
Наверное, я не слишком хорошо понимала то, о чем пел Люк, но для него это было важно, и одно мне стало ясно тогда: нет человека прекраснее, чем тот, который влюблен в свое дело и творит его искренне, от души. А еще я почему-то вспомнила Меркурия с картины Боттичелли «Весна». На картинах даже обычные лица выглядят одухотворенными, слегка неземными. Мне грезилось, будто я выпадаю из реальности, и в то же время никогда не чувствовала себя более живой… Прозвучали последние слова песни:
Я постепенно возвращалась в настоящее, понимая, что мне необходимо молчать о том, что почувствовала сейчас, а еще лучше – забыть раз и навсегда. И для верности – никогда больше не встречаться с Люком. Я была готова стать палачом, лишь бы это чувство к парню моей лучшей подруги не возникло вновь!..
Узнавая себя
Я вернулась домой. Все ходила по квартире, проводя ладонью по мебели, включала и выключала телевизор, открывала холодильник, пересчитывая йогурты, – я хотела пощупать свою прежнюю жизнь. Но все вокруг стало иным: везде мерещилось лицо Люка, его широкие скулы и нос с горбинкой, заоблачные глаза. Я не удивилась бы, если, открыв морозилку, обнаружила там голову Люка, и покрытые инеем губы шептали бы: «Промолчи, промолчи, промолчи!» Изо всех сил я старалась приглушить зарождающееся чувство, не помня себя от нахлынувших эмоций, зашла в комнату, села на кровать и обхватила голову руками – что называется, хотела взять себя в руки. Повезло же так вляпаться! Женька точно в воду глядела – предупреждала меня: не влюбляйся! Ей надо деньги зарабатывать гаданием, с такой-то интуицией. Не знаю, сколько времени я занималась бы самоедством, как вдруг за стеной, о существовании которой я совершенно позабыла, раздался протяжный визгливый звук. Я отняла руки от головы, на миг воцарилась тишина, но потом снова за стеной заскрипело, поползло что-то тяжелое, неподъемное. Не иначе как дух принялся двигать мебель! Однако силен оказался, зараза! Да еще с жаждой перемен, если затеял перестановку. Скрежет упирающейся мебели был пронзителен и настолько очевиден, что его нельзя было списать на гудение старых труб или усадку стен. Меня вынесло из комнаты, точно порыв ветра ударил в спину. Я захлопнула дверь, налегла на нее, стараясь удержать необъяснимую стихию. Достала мобильник и закричала в него: «Мама! Дух разбушевался!»
Мама выслушала мои стенания предельно спокойно и наотрез отказалась раньше времени покидать работу.
– Соня, не дури! – сказала она.
И я почувствовала, как сильно маму раздражают мои «выходки». Стало до слез обидно – хоть беги обратно, в лапы застенного монстра, пусть со скрипом задвинет меня куда подальше, если даже родная мать не верит мне! Я отключила телефон. Страх неожиданно отступил, на его место пришло отчаяние. Очень не хотелось оставаться сейчас одной, но идти было некуда. На город ползла вечерняя тьма, она прятала под своим покровом влюбленные парочки вроде Люка и Женьки – наверное, им сейчас хорошо… Я достала ноутбук, вышла в Интернет – Ромка, старый добрый Ромка, был тут как тут! Конечно, он не мог спасти меня от призрака, неуместной любви и материнского недоверия. Но с ним всегда оставалась та частица меня, которая была готова радоваться жизни, беззаботно смеяться и шутить, несмотря на все невзгоды.
Ром, как ты относишься к покойникам, которые скребутся в стены? – спросила я.
Отрицательно. Я их боюсь, – ответил через секунду.
Я усмехнулась. Ромка никогда не задавал лишних вопросов, оттого мне все хотелось ему рассказывать. Конечно, о призраке я больше не упоминала, писала лишь о том, что мама отказывается воспринимать меня всерьез. А еще про угрозу загреметь на кресло к психологу. Ромка, как всегда, был невозмутим. Он говорил, что все это пустяки.
Наверное, у тебя никогда не было проблем с матерью, – писала я. – Раз все так легко воспринимаешь.
Ты права, – ответил Ромка. – Никогда не было. Довольная своей проницательностью, я отправила ему веселящийся смайл и все ждала, какой будет следующая шутка. Но вместо шутки в окошке высветились слова:
У меня нет мамы.
Я перечитывала эту короткую фразу несколько раз, пытаясь обнаружить какой-то другой смысл, не тот, что резал так больно. Но никакого другого смысла здесь не было, кроме того, что я черствая эгоистка: несколько лет выливала на Ромку все свои пустяшные беды и знать не знала ничего о нем самом! Прости, я не знала… Ромка молчал. А я кляла себя последними словами. Вот так, считаешь кого-то своим другом, но не даешь себе труда узнать его поближе, используешь как губку, готовую впитать все твои слезы. Стоило мне быть повнимательнее, я давно заметила бы, что Ромка ни разу и словом не обмолвился о матери. Когда мы познакомились, он отдыхал в Турции с отцом: кому придет в голову на отдыхе расспрашивать человека о семье? Но насколько проще было бы сделать это сразу, чем теперь, когда между нами была долгая дружба и мой короткий ум. Теперь все вопросы застряли комом в горле, мне было стыдно, так стыдно! И Ромка все молчал…