Сто один далматин - Смит Доди (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
— Вполне возможно, что пройдет немало времени, прежде чем нам снова удастся поесть, — объяснил Понго.
Пока Нанни кормили миссис и мистера Милоу, собаки обсуждали свой план. Пэдди сразу сказала, что пойдет в Суффолк вместе с ними.
— Ты еще слишком слаба для такого путешествия, дорогая, ласково возразила Дамка. — Да и что ты там будешь делать?
— Я буду вылизывать малышей, — отвечала Пэдди.
Понго и Дамка сразу же согласились, что она вылизывает щенков лучше всех на свете, но она должна остаться и утешать семью Милоу. Тогда Пэдди поняла, что ей придется остаться.
— Если бы только нам удалось объяснить им, почему мы покидаем их! — грустно сказала Дамка.
— Если бы нам это удалось, тогда и расставаться не пришлось бы, — вздохнул Понго. — Они довезли бы нас до Суффолка на автомашине и вызвали бы полицию.
— Все-таки давай попробуем еще раз поговорить на их языке, — попросила Дамка.
Миссис и мистер Милоу сидели перед камином в кабинете. Они ласково приветствовали собак и предложили им устраиваться на диване, но ни Понго, ни Дамка не искали в данную минуту комфорта. Они стояли рядом и испытующе глядели на людей.
Понго тихонько пролаял: — Вуф, вуф, вуф-фолк!
Мистер Милоу потрепал его по загривку, но ничего не понял.
Тогда попыталась Дамка: — Вуф, вуф, вуф-фолк!
— Ты хочешь сказать нам, что твои дети в Суффолке? — улыбнулась миссис Милоу.
Собаки яростно замахали хвостами в знак согласия, но миссис Милоу просто пошутила, и они поняли, что чуда не произошло, как этого и следовало ожидать.
Собаки никогда не смогут заговорить по-человечески, а люди никогда не научатся лаять по-собачьи, и хотя многие собаки понимают почти все человеческие слова, редко кто из людей выучивает хотя бы с полдюжины слов собачьего лая, а ведь лай — это только часть собачьего языка. Вращая хвостом можно выразить так много! Вообще-то люди понимают, что собака машет хвостом, когда ей приятно, но что она говорит этим о своей радости, остается человеку неизвестным. (Впрочем, то, что люди понимают смысл кручения хвостом, характеризует их мыслительные способности с наилучшей стороны, ведь у самих то у них хвостов нет!) Кроме того, есть еще языки обнюхивания, сопения и движения ушами и с помощью них можно выразить все, что угодно.
В этот вечер Понго и Милоу разговаривали с мистером и миссис Милоу в основном на языке взглядов, ибо они точно знали, что по крайней мере одно слово на этом языке люди понимают. Этим словом было слово «любовь», и собаки повторяли его снова и снова, прижимаясь головами к коленям людей, а люди восклицали: «дорогой Понго!», «милая Дамка!» снова и снова.
— Они просят нас найти их детей, — сказала миссис Милоу, не догадываясь, что вместе с выражением любви их собаки говорили им:
— Мы уходим искать детей. Пожалуйста, простите нас за то, что мы покидаем вас. Пожалуйста, верьте в то, что мы вернемся обратно.
В одиннадцать часов собаки последний раз лизнули руку миссис Милоу и в последний раз вывели мистера Милоу на прогулку. На этот раз Пэдди присоединилась к ним. Весь вечер она провела с обеими Нанни, чувствуя, что Понго и Дамка хотят побыть наедине со своими питомцами. После прогулки собаки разошлись по своим корзинкам и все в доме отошли ко сну.
Не у всех в доме сон оказался долгим. Незадолго до полуночи Понго и Дамка поднялись, съели несколько припрятанных заранее бисквитов и как следует напились воды. Затем они сердечно попрощались с зареванной Пэдди, открыли своими носами окно и вылезли на задний двор. Чтобы Пэдди не простудилась, они осторожно закрыли окно и обежали вокруг дома, чтобы через ограду дворика улыбнуться своей подруге в последний раз. (Собаки улыбаются по-разному: Понго и Дамка улыбались, слегка наморщивая нос). Пэдди была у кухонного окна. Мужественно скрывая свое отчаяние, она пыталась махать хвостом им вслед.
В розоватом свете очага Дамка разглядела три опустевшие корзинки. Она вспомнила все мирные ночи, которые она провела в этом доме, и то прекрасное время, когда собаки засыпали, предвкушая утренний завтрак. Бедная Дамка! Больше всего на свете она, конечно, любила Понго, своих малышей, Милоу, Нанни и дорогую, добрую Пэдди, но она также любила и недолговечный комфорт, в котором она жила. Никогда ее дом не казался ей таким желанным, как теперь, когда она покидала его для лишений и опасностей.
Новая жизнь встретила их сурово. Ночь была ясной, звезды сияли, как бриллианты, но дул холодный и пронзительный ветер. Если бы только на ней была ее чудесная голубая попонка, сиротливо оставшаяся висеть на теплой кухне!
Понго увидел, что она дрожит. Нелегко любящему мужу смотреть на замерзающую жену.
— Ты замерзла, дорогая? — спросил он взволнованно.
— Нет, Понго, — отвечала она, не переставая вздрагивать.
— А я замерз, — солгал он, — но сейчас я разогреюсь.
В самый последний раз взмахнув хвостом на прощание Пэдди, он с решительным видом резво побежал вдоль Внешнего Кольца. Дамка не отставала, но после прощального взмаха ее хвостик упал и больше не поднимался.
Через несколько минут Понго снова спросил: — Тебе теперь теплее?
— Да, Понго, — отвечала Дамка, по прежнему вздрагивая и не поднимая хвоста.
Понго понимал, что в таком состоянии она не сможет вынести все тяжести предстоящего пути. Ему и самому не помешало бы приободриться. Понго начал говорить, в надежде, что его речь поднимет им настроение.
— Иногда мне кажется, — сказал он, — что мы стали немного изнеженными. Разумеется, в этом нет ничего страшного, если не заходить слишком далеко в этом направлении. Те, кого этот процесс слишком затягивает, стареют раньше времени. Мы никогда не должны терять любовь к приключениям, доставшуюся нам от наших диких предков (в этот момент они пробегали мимо зоопарка). Я отлично понимаю, что мы не можем не беспокоиться о своих малышах, но чем больше мы будем о них волноваться, тем менее вероятно, что мы сможем им помочь. Мы должны быть смелыми, мы должны гнать любые тревоги прочь из наших сердец, мы должны верить, что просто не можем не победить. Теперь тебе теплее, милая?
— Да, Понго, — покорно отвечала Дамка, дрожь у которой ничуть не унялась, а хвост так и не поднялся.
Они приближались к мосту, соединяющему Внешнее Кольцо с районом Камден-Таун.
— Остановимся на секунду, — попросил Понго. Они повернулись и бросили последний взгляд на закругление Внешнего Кольца. На улице не было ни одной машины, а в окнах домов не мерцал свет; лишь уличные фонари, как одинокие часовые, охраняли покой парка.
— Думай о том дне, когда мы вернемся сюда, а за нами будут бежать пятнадцать малышей, — сказал Понго.
— О, Понго, ты уверен?
— Абсолютно уверен, — твердо ответил Понго. — А теперь тебе немного теплее, дорогая Дамка?
— Да, дорогой, — ответила она. — И на этот раз это чистая правда!
— Тогда вперед, в Суффолк! — провозгласил Понго.
Они побежали по мосту и хвост она держала так же высоко, как и он.
— Не так высоко, дорогая, — улыбнулся на ходу Понго, — пусть отвага будет в наших сердцах, а не в хвостах.
Дамка оценила его шутку. Если у далматинцев хвост загибается на спину, то про него говорят, что это хвост «с отвагой» и это считается дефектом породы. Вдруг ее сердце упало. По направлению к ним шел полицейский.
Понго мгновенно свернул на боковую улицу и они быстро оказались вне поля зрения полицейского, но вид его кое о чем напомнил Дамке.
— О, Понго, — простонала она, — мы же теперь вне закона. На нас нет наших ошейников.
— Тем лучше, — бодро отозвался Понго. — Ведь собак легче всего поймать именно за ошейник. Жаль только, что у нас нет твоей попонки.
Тут он заметил, что она снова вздрагивает, хотя на самом деле она дрожала не от холода, а от испуга.
— А я не жалею, — храбро ответила Дамка. — Если бы на мне была попонка, как бы я смогла понять, холодно или нет моим малышам? У них ведь нет попонок. О, Понго, зима такая холодная, как они перенесут путешествие из Суффолка обратно? А если пойдет снег?
