Берестяга - Кобликов Владимир Васильевич (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
— Ты чего? — оторопело спросил Клей девочку.
— А вот только подойди! — ответила Таня.
— Отойди, тебе говорят, а то стукну!
— Попробуй!
Трус решил воспользоваться замешательством и бросился на Лосицкого, но тут же упал от сильного удара в подбородок. Не теряя времени, Саша поспешил выручать Ныркова. Увидев это, Петькины охранники бросили его и удрали. А за ними побежали с поля боя Ленька Клей и Юрка Трус.
Сенька остался один против четверых. Он лежал на снегу, защитив лицо и живот, и все требовал:
— Ну, бейте! Бейте! Ну?..
— И набьем, если надо будет, — сказал Саша. — А сейчас вставай и убирайся отсюда.
Сенька встал и, озираясь, пошел в сторону интерната. Отойдя на почтительное расстояние, он остановился, потряс кулаком и крикнул:
— Мы еще посчитаемся!
Саша сделал вид, что хочет догнать его. Трус пустился к интернатскому крыльцу. Петька Нырков проводил его свистом.
Таня, Лосицкий и Петька дружно засмеялись. Только Прохор был мрачен. Он очень переживал, что Таня видела его побежденным. Что она теперь о нем подумает? Берестяга готов был провалиться сквозь землю от стыда.
— Проша, ты что такой мрачный? — спросила Таня. — Все еще больно?
— Нет, не больно.
— Тогда не хмурься. — Самарина достала чистенький носовой платок и вытерла следы крови у Прохора на щеке. Щека от этого порозовела. Таня незаметно погладила Прохора по щеке и тут же отдернула руку. Берестяга растерянно поглядел на девочку и опустил глаза.
Саша ничего не заметил или сделал вид, что не заметил, а Нырков понимающе улыбнулся.
— Если бы, Берестяга, сзади Ленька Клей не налетел на тебя, ты Трусюгу одолел бы, — сказал Петька. — Я ведь все видел, да упредить тебя не мог: рот мне зажали.
Прохор был так благодарен Петьке за его слова.
— Мне б, дураку, не оглядываться, — посетовал Прошка, а потом махнул рукой и улыбнулся.
По дворам быстро разнеслась весть, что из района приехали трое собирать теплые вещи для фронта. Весть была верной. Подтверждая это, ударил в «рельсу» колхозный сторож Скирлы.
И в каждом доме обязательно кто-нибудь сказал:
— Скирлы зазвонил…
А кто-нибудь обязательно спросил:
— Чего вызваниват?
— На собрание.
Колхозники собрались в клубе. Одни женщины и старики да несколько парней, пришедших вместо своих матерей.
Обычно перед колхозным собранием в клубе бывало шумно: смех, остроязыкие шутки, подковырки, легкие перебранки. Где же еще, как не перед собранием вдоволь насмеяться. А сейчас ягодинки нехотя и устало переговаривались. Не до смеха и шуток ягодинкам. Здесь немало заплаканных лиц и скорбных взглядов: многие уже получили похоронные, а многие давно не получали никаких вестей от своих сыновей, женихов, мужей.
Собрание открыл председатель колхоза Трунов. Он коротко рассказал, что для фронта сейчас очень нужны теплые вещи и что вещи эти, возможно, попадут к тем, кто ушел на войну из родного села. Председатель хотел еще что-то говорить, агитировать, но его перебила бабка Петьки Ныркова.
— А ты нам антимонию не разводи. Нечего нас агитировать. Скажи, куда вещи приносить. Мы с дедом своим даем полушубок, валенки да пару рукавиц. Мало? Еще прибавим бельишка нательного… Не замерзать же в окопах моему соколику. — Бабка засморкалась в кончики платка и села на место.
И сразу же женщины закричали все разом, поддерживая старуху Ныркову.
Председатель поднял свою единственную руку и подождал, когда колхозницы утихнут.
— Спасибо вам, — сказал растроганный Трунов. — За всех, кто сейчас стоит насмерть под Москвой, спасибо, — и он поклонился женщинам. — А вещи будем собирать по дворам, согласны?
— Согласны! — дружно ответили ему.
— Вот, пожалуй, и все. Собирать вещи будут товарищи из района и секретарь сельского Совета.
Василий Николаевич Трунов председательствовал в Ягодном третий месяц. Под Смоленском политруку роты Трунову оторвало руку. Его отправили в тыловой госпиталь в Горький. После госпиталя Трунова демобилизовали из армии по чистой. В Ельню, где жила мать, Василий Николаевич поехать не мог: там были немцы. В Горьком Трунов оставаться не захотел. Попросился в какой-нибудь дальний район, в деревню.
Василию Николаевичу предложили поехать в Ягодное председателем.
Трунов засомневался, но в конце концов решился.
В Ягодное его повез председатель райисполкома Макаров. Василий Николаевич считался человеком завидного роста. А Макаров был выше Трунова на две головы. Плечистый, большеголовый, мрачный.
В тулупе Макаров вообще казался великаном.
— Не бойся, довезет, — сказал Макаров, усаживаясь в санки.
И, словно поняв хозяина, жеребец Металл резко рванул с места санки.
— Держись, — засмеялся председатель райисполкома.
За городом в лицо ударил жгучий ветер. Трунов спрятал лицо в воротник тулупа. Овчина пахла стылым и щекотала нос. И вдруг у Трунова нестерпимо заныли пальцы, пальцы, которых давно не было… Трунов проснулся и никак не мог сообразить, что с ним происходит. Только что он ехал в вагоне санитарного поезда. В вагоне было жарко, шумно. И Трунов еще слышал стук колес… Василий Николаевич открыл глаза. Снова овчина защекотала нос. Теперь Трунову ясно было, почему приснился поезд. Из-под копыт Металла летели комья и ударялись о передок.
— Крепко спал, председатель, — сказал Макаров, сдерживая Металла, чтобы прикурить. — Скоро приедем.
— Уже и председатель! Обожди, еще прокатят на вороных. Не изберут.
— Изберут. Можешь не сомневаться. — И неожиданно спросил: — Слышишь, талым пахнет? Мороз, а откуда-то весна пробивается.
В Ягодное приехали после обеда. А вечером старики, ягодинки с ребятишками сходились на общее собрание.
Трунов не успел опомниться, как уже зашла речь о нем. Макаров рассказал, кто он. «Откуда мою биографию узнал? — удивился Василий Николаевич. — Ну и гнет же про геройство…» Макаров и правда про жизнь Трунова все где-то разведал и рассказывал о нем колхозникам, как о старом знакомом. Про последний же бой, в котором Трунову оторвало руку, говорил так, что многие ягодинки прослезились. Василий Николаевич разозлился за это на предрика.
…Против Трунова никто не голосовал.
Макаров горячо пожал труновскую левую руку и пригласил кивком головы к трибунке:
— Расскажи о себе колхозникам, председатель, — Макаров особо подчеркнул слово «председатель».
— Что ж рассказывать-то? Рассказывать нечего. Будем работать вместе, вот тогда друг друга и узнаем: на работе — не на собрании.
Но Трунова не отпускали. Закидали вопросами. Спрашивали о его родных, о войне, об отступлении, о немцах. А бабка Ныркова даже спросила, не видал ли он, случаем, ее сына.
После собрания временно исполнявшая до этого обязанности председателя колхоза Анна Цыбина пригласила Макарова и Трунова ужинать.
За ужином Макаров спросил, к кому можно поставить на квартиру Трунова.
— Пускай у моих шабров поживет, если понравится, — предложила хозяйка, — Дом у них большой. Хозяева — старики. Люди они добрые, мирные.
На том и порешили.
А на следующее утро Цыбина сдала Василию Николаевичу дела, показала фермы, конюшню, амбары. Потом Макаров собрал членов правления, поговорил с ними и заспешил в обратный путь.
Трунов не ожидал, что тяжко будет расставаться с предриком. Макаров понял состояние Василия Николаевича, неуклюже обнял Трунова своими огромными ручищами и сказал:
— Действуй, Николаич, действуй смелее. Звони почаще, приезжай.
…Трунов стоял у околицы до тех пор, пока санки предрика не скрылись в лесу. Ждал, что Макаров обернется, помашет, но Макаров так и не обернулся…
Сани, нагруженные вещами, остановились возле крыльца. Прошка увидел в окно, как в дом направились незнакомый городской мужчина и секретарь сельсовета, жена слепого Филатки Смагина, Татьяна. Прошка ушел за печку, где стояла отцовская кровать. Берестяга сгорал от стыда. Только что он был свидетелем ужасной сцены. Бабка Груня решила «пожертвовать» для фронта пару теплых шерстяных носков и пару старых овчинных рукавиц.
