Егоркин разъезд - Супрун Иван Федосеевич (читать книги бесплатно полные версии .txt) 📗
— Приду домой, пришью к этому ремню свой старый ремешок — и залюбуешься! — мечтал вслух Гришка.
Все нашли что-нибудь, и только одному Егорке ничего на глаза не попадалось. Он был здорово расстроен такой неудачей и хотел было повернуться и уйти домой, как вдруг увидел далеко от линии, в кювете, какую-то картинку. Заметил ее и Володька.
_ — Чур моя! Чур моя! — вскрикнули ребята и пустились к находке.
Егорка подбежал первым и задрожал от радости — около комка глины лежала разноцветная, совсем новенькая папиросная коробка. Такой коробки Егорка никогда не встречал. На ней очень ярко и выпукло был изображен вздыбившийся конь, а на коне — бравый чубатый казак. Казак держал в руке пику, на которой корчились проткнутые насквозь маленькие человечки. «Кузьма Крючков!» — вспомнил Егорка рассказы взрослых о геройском казаке, протыкавшем пикой сразу несколько немцев. Да! Это был он — Кузьма Крючков.
Егорка цапнул коробочку, но тут с криком — «Моя! Я первый увидел. Моя!» — на него навалился Володька.
— Не отдам, не отдам, — захрипел прижатый к земле Егорка.
Неизвестно, кто победил бы, если бы в драку не вступили Гришка и Нюська. Обхватив Володьку сзади, Гришка сказал:
— Отпусти Егорку! Он первый схватился за коробочку.
Володька не послушался. Он продолжал сидеть на Егорке верхом, стараясь просунуть свои руки под его живот, где лежала коробочка. В другое время Егорка показал бы этому Сопатому, как сидеть на нем верхом, но сейчас нельзя было даже поворачиваться: приподнимись — и «Кузьма Крючков» мигом исчезнет. Гришка хотя и мешал Володьке, но в решительную схватку не вступал.
Барахтались они до тех пор, пока не подбежала Нюська: она была на той стороне линии и по крикам догадалась, что ребята заспорили. Узнав от Гришки, из-за чего происходит свалка, она подскочила к ребятам и приказала:
— Володька! Слезь с Егорки!
— А ты не вмешивайся, курносая! — крикнул Володька.
Нюська поставила на землю консервные банки и строго спросила:
— Кто курносая?
— Ты кур…
Закончить Володьке не удалось, потому что Нюська, как коршун, метнулась к нему, вцепилась в волосы и так их рванула назад — «против шерстки», что Володька взвыл и мигом скатился с Егорки.
Так была спасена драгоценная находка.
Придя домой, Егорка хотел запрятать коробочку куда-нибудь подальше, но потом передумал — разве можно такого героя, как Кузьма Крючков, держать в каком-то темном углу? Герой должен красоваться на самом лучшем месте, на виду у всех. Конечно, на божницу к иконам его не поставишь — мать ни за что не допустит, чтобы боги нюхали табак, — а вот на подоконник маленького окошечка поместить можно. Там его видно хорошо, да и он будет следить за всем, что делается в избе и за окном.
Так Егорка и сделал. Обычно «Кузьма Крючков» смотрел в избу, когда же проходили поезда, Егорка поворачивал коробочку картинкой к окну, чтобы пассажиры и особенно солдаты видели геройского казака и набирались смелости.
Прикасаться к коробочке разрешалось только матери и отцу, но они почему-то никогда не интересовались ею. Только однажды отец дотронулся до нее, но уж лучше бы он не делал этого. Он как дотронулся? Подошел к окошечку, щелкнул пальцем по лбу Крючкова и сказал:
— Как дела, герой? Одним махом семь мух побивахом?
Егорка обиделся и попросил отца не трогать «Крючкова».
— А почему? — спросил отец.
— Он смелый и сильный. Когда я вырасту большой, тоже буду таким же, как он.
Отец подумал немножко и протянул:
— Да… Он сражальщик известный. Только тебе, сынок, учиться у него нечему.
— А почему?
— Да так…
Солдаты ехали шумно, с песнями и свистом. Чаще всего они пели:
Разносилась и такая песня:
Егорка с удовольствием слушал, а вот дежурным по станции солдатские песни, свист и крики почему-то не нравились, и они, передав жезл машинисту, старались как можно быстрее уйти в свою дежурку. Егорка долгое время не понимал, почему они так торопятся, но потом все же узнал, в чем дело, — дежурные боялись яиц. Оказывается один раз солдаты пульнули в Федорчука двумя яйцами; одно угодило в Федорчуков нос.
— Зачем они так сделали? — спросил Егорка у отца.
— Злятся, — ответил отец.
— А почему злятся?
— Потому, что едут на смерть.
— Тогда зачем песни поют?
— Через силу поют.
Егорка не мог взять в толк, как это можно петь через силу. Вот он, например, если рассердится или обидит его кто, ни за что не запоет.
И еще он призадумался — как же ему теперь встречать и провожать воинские эшелоны. Убегать, как только вручишь жезл, — не годится, скажут: трус несчастный. Не двигаться — забросают яйцами. Думал он думал и придумал — пока проходит эшелон, не стоять на одном месте, а прыгать из стороны в сторону. Тогда никто не назовет трусом, и ни одно яйцо не попадет в тебя.
Но тут опять мешала мать:
— И чего ты, как бес, мельтешишь у окна? И чего тебе не сидится?..
АЙ ПИМЫ! АЙ ПИМЫ!
Егорка не соглашался с матерью, что их разъезд — проклятое место. Разве плохо на Лагунке летом? Летом в любой день ходи и играй, где хочешь: в своей оградке, на лужайке, около станции, под погрузочной платформой, ну везде-везде. Надоест бегать на разъезде — собирай товарищей и отправляйся по линии или по тропинке далеко за семафор.
Зимой скучно — это верно: пол, нары да печка — вот и все раздолье. Но при чем тут местность, при чем лягушачьи болота? Ни при чем. Снег да мороз — вот истинные виновники невеселой жизни. Из-за них не только скучно, но и убыточно.
Мать как-то сердито говорила: «Штаны на тебе, как на огне горят, не успеваю починять. А все из-за того, что ты елозишь на печке».
Из-за этого снега да мороза не только штаны протрешь, но скоро и сам весь изотрешься.
Вот сегодня. Встал Егорка, как всегда, вместе со всеми ребятишками. Отца дома уже не было — ушел на дежурство, Феня заторопилась на улицу с коровой управляться и дрова таскать, а мать, поставив на стол миску со вчерашними щами и сказав — «садитесь», принялась растапливать печь. После еды Мишка, Ванька, Петька уселись на нары и стали играть, а Егорке мать велела качать зыбку.
— Да смотри, — заметила она, — качай как следует, тихонечко.
Сережка уснул скоро, Егорка хотел залезть на нары к братишкам, но мать остановила его и заставила щипать лучину. Приготовив щепки, Егорка снова сунулся на нары, но не тут-то было.
— Три кирпич! — приказала мать.
Не успел натереть кирпичного порошка для чистки самовара, как объявилось новое дело — подметать пол. Так и пошло: то одно, то другое, то третье. И только когда вернулась Феня, мать освободила Егорку от канительных дел:
— Ну, теперь можешь поиграть.
А где играть? На полу, на нарах, на печке? Ох и опротивели же все эти места! И во что играть? Крутить волчок, сделанный из тюрючка, надоело, выстрагивать что-нибудь из дерева — тоже, и еще сильнее надоело забавляться с братишками. Единственно, что еще интересно — это встречать и провожать поезда, но они почему-то сегодня не проходили, наверно потому, что вчера и позавчера была очень сильная метель, где-нибудь занесло снегом линию.
