Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия - Аврутин Евгений Александрович

Папа недаром сравнил пленных с овцами – их тоже держат в подобие овчарни, в огромном крытом загоне. Так как пленные, в отличие от овец, способны на подкоп, часовых сравнительно много. Печь внутри не предусмотрена. Сейчас она не нужна, но я искренне обрадовалась, что Сашу не взяли в плен зимой.

Сержант Меткалф пояснил мне: помещение рассчитано на сотни пленников, но сейчас их ещё меньше, чем раненых в госпитале: пленные бывают от рукопашных, а не бомбардировок. Кроме Саши, сейчас здесь содержались лишь несколько русских, совершивших неудачные ночные прогулки из своих траншей в наши.

Сержант одобрил идею задержать Сашу в этой тюрьме, а не отправлять в Англию: Саша отвечает на вопросы о России, а также пересказывает на английском некоторые русские анекдоты и стихи, напоминающие лимерики. По словам сержанта, звучат они благопристойно. Я вспомнила Сашиного друга Тедди (интересно, как с ним?) и подумала: если бы Тедди знал английский, да ещё попал в плен, сержант Меткалф изменил бы своё мнение.

Пленным лампы не полагаются: когда темнеет, они засыпают. Саша не ждал моего прихода, и я застала его спящим на корточках у стены – вообще, военная тюрьма под Севастополем уступает по комфорту тюрьме «Саут Пасифика». Сержант, стоявший рядом с фонарём, предложил разбудить Сашу, я шёпотом попросила его не торопиться. Судя по его лицу, за три недели нашей разлуки он сильно похудел. Лицо вытянулось, щеки ввалились и вряд ли бы покраснели, даже если бы он захотел.

Спасибо темноте: я чуть не всплакнула, а может, и не только «чуть не». Почему я не могу разбудить его, отвести в наш севастопольский домик, накормить и уложить в нормальную кровать? Почему из-за этой войны мы можем так мало сделать для друзей?

Между тем Крим, оставленный в караулке, но не получивший строгого приказа там пребывать, нашёл меня. Остановился возле Саши, взглянул на него с недоумением, а потом, решив, что этот человек является моей принадлежностью, лизнул Сашу в лицо.

Саша проснулся, взглянул на меня. Сказал что-то по-русски, укоризненным и рассеянным тоном. Я поняла: он просил меня чего-то не делать. Может, не позволять собаке себя лизать?

– Добрый вечер, Саша, – сказала я.

– Это действительно ты, – сказал он уже по-английски. – Здравствуй. Нас теперь охраняют с собаками?

Я познакомила Сашу с Кримом, после чего сержант любезно оставил нас… не скажу, что вдвоём, но помещение, как я уже писала, было просторным, и мы могли пошептаться, никому не мешая. Лампу сержант оставил тоже.

Поначалу Саша забросал меня вопросами о новостях. Он сразу же предупредил меня, что знает: Севастополь ещё не взят, об этом сказали бы сразу. Увы, менее значимые новости были мне неизвестны. Я не слышала, что происходит на других театрах войны. Что же касается нашего, то, по моим наблюдениям (печальным для Саши), город продержится недолго: на каждые пять или даже десять наших пушечных выстрелов русские отвечают одним. Ещё я передала ему папины слова о том, что наши решили обстреливать город, пока он не сдастся, а французы подстрекают нас взять его в штыки.

Саша погрустнел. Я в который раз заметила, что на месте Королевы давно бы помирилась, и принялась расспрашивать Сашу, почему он похудел. По его словам, кормят здесь сносно, его товарищи по плену считают, что сытнее, чем в Севастополе, хотя на борту корабля было лучше. Я тотчас же выложила принесённые гостинцы.

Саша поблагодарил, улыбнулся и, все-таки покраснев, сказал об основной причине отсутствия аппетита – у него болит зуб. Поглядев на свои подарки, особенно на орехи, я разделила его критическое отношение.

Когда я спросила, чем кормят здесь, он ответил: «Иногда бывает похлёбка, но в основном галетами». Я пообещала ему принести суп и посоветовала грызть прочие припасы здоровым краем рта. Сашу смущают такие разговоры, но я сказала, что, если он вернётся в Рождествено худым, как чучело, дядя Лев решит, что наша Королева морит пленников голодом.

После этого пришлось заговорить на самую трудную тему – о том, как вернуться в Рождествено. Я попросила Сашу, когда его будут допрашивать в следующий раз, назвать свой возраст. Ещё, вспомнив разговор с папой, попросила его никогда не упоминать происшествие на борту «Саут Пасифика», особенно обстоятельства его побега. Он с улыбкой ответил, что насчёт корабля он молчал и будет молчать дальше, а вообще, после допроса при оформлении его ни о чем не спрашивали и моё появление здесь – первый знак, что о нем кто-то не забыл.

Я смогла улыбнуться и чуть отвернулась от лампы – зачем ему видеть слезинку?

Вспомнив, что после крупных схваток бывают перемирия, пообещала сообщить о нем в Севастополь, а если удастся встретиться с санитаром русского госпиталя – передам привет Катерине Михайловне.

Ещё выяснилось, что через три дня у Саши именины. Он сказал, что никогда ещё не получал такой замечательный подарок перед праздником. И тут мне в голову пришла идея: сделать так, чтобы больной зуб не помешал Саше хорошо отметить именины. Я решила не откладывать и уже сегодня поговорить с мистером Сазерлендом.

Когда мы прощались, я спросила Сашу, что же он такое укоризненное сказал мне, когда проснулся.

Саша замялся, опять покраснел (я цинично подумала, что он стал бы краснеть и умирая), потом произнёс:

– Я сказал: «Джейн, пожалуйста, прекрати мне сниться».

Все удалось обставить как нельзя лучше. Вечером Саша обратился к дежурному сержанту Меткалфу с просьбой о медицинской помощи, предупреждённый сержант сделал запрос в госпиталь. Немедленно последовал ответ: врач прийти не может, поэтому просим привести больного. В другой ситуации ждали бы до утра, но сейчас сержант распорядился, чтобы двое его подчинённых отконвоировали в госпиталь пленного Александра Белетски и привели обратно после необходимого лечения.

Джейн, не желавшая потерять ни минуты общения с Сашей, ждала его возле тюрьмы и сразу же отвела в госпиталь. Ещё было светло, поэтому, когда тропинка вела их через гребень небольшого холма, Саша попросил солдат остановиться на несколько секунд.

– Хочу увидеть Севастополь. Я ведь сюда направлялся – кстати, заметь, Джейн, с прошлого сентября в пути, – а так до сих пор не увидел.

Когда солдаты поняли причину остановки, один проворчал, что как раз ежедневно любуется Севастополем с прошлого сентября и хотел бы перестать любоваться как можно скорее.

В госпитале тоже все было замечательно: за день лишь двое новых раненых, и тех отпустили после перевязки. Поскольку забота о холерных больных в обязанности хирурга не входила, дежуривший в тот вечер мистер Сазерленд понемногу занимался странным и мало кому понятным делом, которое называл дезинфекцией. Остальные врачи считали эту его забаву напрасной тратой времени, но мистер Сазерленд клялся именами венгра Земмельвейса, американца Хорнера и своего приятеля по эдинбургскому университету Джозефа Листера [94], которые, по его словам, убедительно показали, что идеальная чистота помогает заживлению ран.

Наилучшим дезинфицирующим средством мистер Сазерленд считал виски и сам в свободное от работы время нередко находился… скажем так, в несколько дезинфицированном состоянии. Так или иначе, честный доктор немало обрадовался, узнав о госте, а значит, о возможности проводить эту самую дезинфекцию вдвоём.

Также, благодаря стараниям Клушки и Болтушки, на кухне был испечён именинный пирог и поставлен на стол в одной из палаток.

Поначалу предстояла необходимая операция, которая позволила бы Саше жевать всем ртом. Как заметила Джейн, всю дорогу Саша делал вид, будто о ней не думает. Но решимость начала покидать его, когда доктор Сазерленд откинул полотенце, прикрывавшее стоматологический инструментарий. Были тут и ключи для выкручивания зубов, и клещи, и небольшой молоток.