Прогулка в мир тьмы - Ольшевская Светлана (бесплатные онлайн книги читаем полные txt) 📗
– Опять крепостных крестьян в расход пустила? – мрачно спросила я.
– Наверное, тут тетка не вдавалась в подробности. Но крестьян ей было мало. Чтобы клад достался ее потомкам, а не кому-то постороннему, требовалось пожертвовать родной кровью.
– Руку порезать, что ли?
– Ах, если бы! Нужно было пожертвовать, как она выразилась, невинной душенькой из своей семьи. В смысле – ребенком. А тут и случай представился. Младшая дочь почтенной Домны Ильиничны, весьма легкомысленная особа, сбежала из дома с первым встречным, родила сына, а муженька вскоре и след простыл. И пришлось ей с ребенком возвращаться в родительский дом. Тогда такое считалось позором, знаешь каким! Это старались скрыть любыми средствами. В общем, этот прискорбный случай семья сохранила в тайне, маменька выдала дочурку замуж за следующего встречного, а ребенка, «позор семьи», привезла сюда, от чужих глаз подальше. Дочурка Домны, заботясь теперь о своей чести, не сильно о нем и горевала. И прожил он тут несколько лет, а Домна тем временем все пыталась клад тот добыть. А когда убедилась, что не получится, заговорила старый клад по-новому, а над всеми хранителями поставила самым главным – того самого мальчика.
– Она его убила?! – в ужасе воскликнула я.
Ника мрачно кивнула и продолжила:
– Теперь там хранителей, старых и новых, в сумме стало ни много ни мало сорок человек. И чтобы клад раскрыть, нужно пожертвовать сорок жизней, каждому хранителю по одной, тогда они обретут покой, а клад наследникам достанется.
– Ой, не надо мне такого рассказывать! – воскликнула я, понимая теперь, откуда взялся «страшный мальчик», и смутно догадываясь, для чего нас здесь заперли.
– Вот и я этой соседке то же самое сказала, – криво усмехнулась Ника. – А она глянула на меня с легким презрением, дескать, ишь, малолетка слабонервная. И, не вдаваясь в подробности этого жуткого действа, сказала только, что перед смертью Домна созвала своих детей, внуков и отдала им такой завет. Каждый год приносить по жизни, так она сказала. То есть по жертве, и так тридцать девять раз. Причем эти тридцать девять жертв могут быть любыми – мужчины, женщины, старые, малые – все равно. Но в последний, сороковой год, жертвой должна стать обязательно юная девушка, эта жертва приносится главному хранителю. И только после этого все сорок хранителей обретут покой, а клад станет доступен наследникам.
– Сумасшедший дом какой-то! Мне в голову не укладывается все это мракобесие!
– Мне тоже не укладывалось, – передернула плечами Ника. – За это я удостоилась еще одного презрительного взгляда. С тем же презрением эта милая тетенька отозвалась о детях и внуках Домны, которые отказались от такого сомнительного «наследства». А может, тоже не поверили в дремучее мракобесие. Ведь на дворе уже стоял просвещенный девятнадцатый век! Но Домну боялись, а потому само упоминание об этом месте внушало домочадцам ужас, и от имения решили отказаться, отдав его под больницу для простого народа.
– А там начало твориться что-то ужасное? – поежилась я.
– Именно. Шестиногов…
– Шес-то-пе-ров!!!
– Ладно, Шестиперов думал, что «приносить жизни» – значило совершать какие-то ритуальные убийства, но все оказалось намного проще. Жертва должна была просто находиться в доме или возле него в конкретный промежуток времени, в осенние черные ночи, а хранитель сам приходил за ней. От наследников даже марать руки не требовалось, добрая бабушка обо всем позаботилась. Даже о том, чтобы незаконнорожденный внучок обрел покой, едва лишь выполнит свою миссию.
– А, так вот почему каждый год случалось по одной смерти!
– Кстати, там еще одно условие имелось. Считалось, что жертва должна была быть добровольной.
– Да кто же согласится?! – удивилась я.
– Понятно, что никто. А потому применялась условность – жертвой становился тот, кто знал о хранителе клада…
– И говорил о нем вслух, зная, что кто болтает, за тем он придет! – догадалась я.
– Вот, – кивнула Ника. – Логика понятна даже ребенку: кто знает, что болтать нельзя, а сам болтает, тот явно набивается в жертвы. Именно таких хранитель и забирает. Типа сами напросились. И детишки в садике все поняли правильно, потому и твердили, что о «страшном мальчике» говорить нельзя.
Я понурилась:
– Такими идиотками оказались мы. Да еще и сейчас сидим тут и об этом болтаем.
– Точно, – кивнула Ника. Однако впадать в уныние она, похоже, не торопилась, продолжая рассказ в той же насмешливой манере. – Вот и стояла эта больница, она же детский сад, до недавнего времени. Все местные знали о ее дурной славе, а в начале семидесятых годов сюда прибыл человек, являвшийся прямым потомком Шестоперовых. Да еще и нашел тут по городу несколько своих захудалых дальних родственничков, которых попутно перезнакомил между собой. Эх, слышала бы ты, с какой гордостью эта поселковая леди превозносила свой «воссозданный род»! Рада была, что есть возможность похвалиться. Ну надо же – жили Иванами, родства не помнящими, а тут старинного помещичьего рода оказались! Было бы чем гордиться… Так вот, это славное семейство, в отличие от своих предков, не стало отказываться от старушкиного наследства…
Ника умолкла, молчала и я, и в звенящей тишине мы услышали, как что-то ритмично царапает окно в одной из дальних от нас комнат.
– Ой, что это? – прошептала я.
– Когтистая лапа ужасного чудовища! – сделала страшные глаза Ника и зашевелила пальцами на обеих руках, изображая ту самую лапу. А потом нормально пояснила: – Ветка в стекло бьет, ветер поднялся. Я сама испугалась сначала, пока не пошла и не посмотрела.
И улыбнулась. Только улыбка эта показалась мне вымученной, ненастоящей. И тут я поняла: на самом-то деле Нике тоже страшно. А вся эта бравада, насмешливый тон, улыбки, шуточки и перевирание фамилии Шестоперова – не что иное, как умелая попытка не позволить мне упасть духом. Ведь если хоть чуточку подумать – положение наше из рук вон ужасное! Нас заперли здесь явно не затем, чтобы пирогами угощать. Вот Ника и спасала положение, как умела, просто не давая мне задуматься!
Эх, почему я не такая смелая, как она! Страшно ведь всем бывает. А смелый тем и отличается от труса, что страха своего не показывает.
– …ты слушаешь?! – вырвал меня из задумчивости голос Ники. – Я кому рассказываю? В общем, переселились они все сюда из разных концов города, их достаточно много оказалось, с десяток семей. И однажды их стараниями старая веранда развалилась, якобы от ветхости. Заведующая распорядилась убрать ее, ничего не восстанавливая – ведь она не знала, к чему это приведет. Но этого было мало – требовалась жертва, которая бы находилась в здании, знала о хранителе клада, а хорошо бы еще разболтала другим об этом. Так вот, этот умник, что восстановил славный род, решил сделать широкий жест перед остальным семейством, пожертвовав своим ребенком. Правда, ребенок был не его родным сыном, а никому не нужным пасынком, но это уже мелочи, ага?
– Поняла! – кивнула я. – Он рассказал ребенку о «страшном мальчике», который приходит из открывающейся в стене двери, да и отправил его в садик на всю неделю круглосуточно!
– Ну да. А дети ведь молчать не могут, обязательно поделятся друг с дружкой такой замечательной страшилкой. В итоге об этом все знали, включая воспитательниц, сторожа и соседей. Вот все и вышло… Так, как оно вышло. Раз в году на территории бывшей усадьбы кто-то умирал, и вожделенный клад становился все ближе для наследников. Но случилось непредвиденное – не в меру ретивый милиционер вмешался в их планы и по пьяному делу выболтал такое, что «глава рода Шестоперовых» счел за лучшее уничтожить его, а сам после этого бежал отсюда. Назад он не вернулся, а остальным пришлось затаиться, так как исчезновение милиционера расследовали куда серьезнее, чем остальные преступления. Вот и таились славные потомки Шестиноговых тридцать лет и три года… А сейчас у них, как я понимаю, новый лидер появился. Знаешь, Тань, чтобы получилась преступная группировка, ей нужен умный вожак. А без него это просто сборище негодяев-одиночек. Потому и тихо было столько времени.
