Хроникёр - Балуев Герман Валерианович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .TXT) 📗
Ерзнув внутри своего платья, Зина кинулась к избе, но спохватилась и завопила:— Верка-бизьяна! Мужики обедать хотят, давай тарелки неси!
Сполоснув руки, мы пересели к дощатому столу, и тут меня поразило, как Федор ждет обеда. Положив на стол тяжелые руки, опустив голову, он сидел в торжественно-терпеливой позе крестьянина, который этот обед заслужил.
2
До ночи венец мы так и не успели связать.
— Работнички! — едко сказал Курулин.
Мы лежали на своих раскладушках; брезентовый вход палатки был широко раскрыт; во тьме виднелось озеро с плавающими в нем кристаллами звезд.
— У меня на стройке такой стекольщик был — Лева Лондон. Он в таких случаях говорил: «Ми работаем! А почему ми мало делаем, ми не знаем...»
Лежа в темноте, мы закурили.
— Сгорим когда-нибудь!
— Это точно! — смачно сказал Курулин.
Я сел на койке.
— Неужели ты, опытный человек, не понимаешь, что тебя заведомо приносят в жертву! Отдают на заклание!
Попыхивая сигаретой, Курулин невозмутимо переждал мой взрыв.
— А хотя бы и так? — сказал он негромко.
Я плюнул, повалился на койку, снова ощутив накопившуюся за день каменную усталость.
Должен сказать, что в Курулине, этом двужильном одре, уже и представить было невозможно того добродушно-властного повелителя, белого барина, каким он явился мне на плато Устюрт. С того гигантского выброса газа на буровой Кабанбай круто изменилась его судьба, и теперь в выпущенной поверх порток рваной рубахе, со свалявшимися волосами, со страшными своими запястьями и кустами вываливающихся синих вен на руках он весьма походил на героя Горького — портового вора Челкаша.
Теперь в его худобе и страхолюдности почти обнаженно чувствовалась его страшная физическая и внутренняя сила. Он сбросил все, что на него налипло, и осталось то, что в нем действительно есть.
После того, как взлетела в воздух вышка буровой Кабанбай, в пустыне развернулись лихорадочные события. Авиамост, взрывники, масса техники, мощная финансовая инъекция, начальство, ученые, спасатели во главе со знакомым мне Станиславом... Курулин оказался в центре экстремальных происшествий и мероприятий. Начавшийся демонтаж буровых был прекращен, бурение продолжено за пределами проектной отметки, и в двух местах ударила нефть. Началось оконтуривание месторождений. Заварился гигантский муравейник обустройства на голом месте и втягивания в дело новых сотен людей.
Впервые в жизни получив в свою власть столь взрывоопасное, грандиозное, государственно важное, предельно насыщенное средствами и ресурсами дело, Курулин проявил себя как блестящий организатор. Он пробудился. Ведь что там говорить: после затона он был «наученный». Он, как множество подобных ему энтузиастов, плюнул, рассмеялся над собой и заказал себе «высовываться». Он стал человеком, ценящим свое положение, свою вкусную жизнь, — стал понятным, и главное — стал «надежным». И у него не было к себе вопросов: он сообразовал свои возможности с действительностью, сделал выводы — и с завидной удачливостью устроил себе «окончательную», в свое удовольствие, жизнь.
И вот выброс — и он словно проснулся! Я думаю, в каждом русском сидит тоска по свободному, соразмерному его возможностям делу. И когда такое дело свалилось ему в руки, Курулин тотчас и стал самим собой. Он обнаружил главную свою черту — бесстрашие. А в тот момент и потребно было именно бесстрашие, то есть крайняя степень самостоятельности. Курулин мгновенно взял на себя все. Начальство советовало, ученые рекомендовали, но: «сказал Курулин!» — и это действовало магически, потому что после «сказал Курулин!» человеку оставалось одно: выполнять долг!
Фонтан расстреливали из пушек, а когда из этого ничего не вышло, решили давить подземным взрывом. Меня выдворили из зоны. Оказавшись снова в вагончике профилактория, где обосновались ребята из аварийно-спасательного отряда, я размышлял на досуге: как после эдакого глотка свободы Курулин впишется в прежний повседневный иллюзион?
Но обратного движения так и не произошло. Из управляющего трестом Курулин стал генеральным директором объединения, а затем, почти сразу, заместителем министра. В таком вот чине он и явился ко мне в Москве. И я бы не сказал, что он был счастлив. Скорее, он был растерян, подавлен. «Не мое это дело, Лешка, — сказал он с несвойственным ему щемящим недоумение ем. — И не только я, все это понимают. Чувствую себя как игрок в запасе». Ему поручили курировать нефтёносный регион Сибири, где добыча нефти уже несколько лет и все опаснее падала. И вот недавно его слова об игроке в запасе оправдались. После поездки в Сибирь руководителя государства и принятого вслед за этим крутого решения Курулин был назначен генеральным директором создаваемого в Сибири объединения, в которое территориально вошла обширнейшая, от Ледовитого океана до южных степей, территория с ее городами, речными и морскими портами, железными дорогами, зимниками, аэропортами, бездорожьем и бесчисленными организациями, каждая из которых кормилась собственным ведомством и выполняла или имитировала свой маневр. Из всего этого сонма не связанных между собой кровно экспедиций, промыслов, НИИ, заводов и организаций было решено создать один мощный жизнеспособный кулак, могущий решить главную задачу, а именно: остановить падение и начать прирост добычи нефти. Курулин оставался в статусе заместителя министра, чтобы иметь для решения этой задачи достаточно полномочий и прав. Перед вступлением в новую должность Курулина отправили в отпуск, чтобы он собрался с мыслями. Вот он и собирался с мыслями, махая рядом со мной топором.
Я выбросил окурок из палатки и сразу же закурил новую сигарету.
— Давай рассуждать спокойно, — сказал я, решив быть абсолютно хладнокровным.
— Ну, пробуй! — помедлив, сказал из темноты Курулин.
— Тебя выудили из Средней Азии, за несколько месяцев протащили через три должности, ни на одной из которых ты не успел осмотреться... К чему вся эта лихорадка?
— К чему? — спросил Курулин.
— Тебя явно готовили к этому подвигу. И формально ты к нему готов.
— Формально? — хмыкнул Курулин.
— Второе. А выполнимо ли вообще это решение правительства?
Курулин помолчал, потом закряхтел.
— В установленные сроки?.. Нет!
— Вот это самое, принося тебя в жертву, они правительству и хотят доказать!.. Дескать, вон, пожалуйста, какого подготовленного мужика на это дело поставили: и в Средней Азии себя героически проявил, и генеральным директором объединения был, и замминистра, а пришлось снять!.. Не справился!.. Не реальные все-таки, видимо, сроки!
— Одних министерств и ведомств задействовано столько, что их не то что сплотить, их запомнить нельзя! — глухо сказал со своей койки Курулин. — И каждый хочет знать только свое и отбрыкивается от общего! —Курулин с хрустом сел на своей раскладушке. — Это же феодализм новой формации! Сотня княжеств на обшей территории! Чем ты их проймешь? Уговорами?.. Да я для них — уважаемый ноль! Я для них — тьфу, если назначает и снимает их свое ведомство, если оно их оценивает, ругает и защищает, дает оклады, премии и выговора! Безнадега, Леша, полнейшая, вот что я скажу тебе по секрету.
— И вот тогда, — сказал я, переждав глухой, угрожающий монолог Курулина, — обломав тобой крутизну правительственного решения, сделав его невнятным, умягчив поправками, они и посадят своего — настоящего!
Курулин вылез из палатки, и я услышал, как он пьет из чайника воду.
— Тобой расчистят ему дорогу! — сказал я, когда он вернулся и сел на койку.
— А я думаю, что мне поручили это неподъемное дело затем, чтобы я его все-таки сделал, — примирительно сказал Курулин, лег и затих. Внезапно он рассмеялся. — Хитроумный ты больно, Лешка! Вот что тебя губит.
— Черт с тобой! — Обнаружив, что сижу, я лег и тоже затих.
Луна вскарабкалась выше хребта; озеро вышло из тьмы и улыбнулось мертвой улыбкой.
— Я не справлюсь, а кто справится? — резко спросил Курулин.
