Хроникёр - Балуев Герман Валерианович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .TXT) 📗
— Что-то ты уж очень веселый!
— Да вот, не найду причину для грусти. Не за что зацепиться!
— Опасно веселый! — проницательно сказал Федя.
— Это верно! Мы веселимся только так.
Федя поднял капюшон своей штормовки, а я натянул на уши воротник кожаной куртки. Пахнущий снегом ветерок обжигал. Ослепленное солнцем озеро благодарно лоснилось. Хребет, у подножья которого стоял Федин кордон, теперь виден был во весь исполинский рост. Заросший по пояс шерстью лесов, затем он каменными скорбными складками устремлялся вверх. А там, еще выше, почти в нереальности, над гречневой кашей осыпей и над гнилью заметенных снегом гольцов, молодо вздымалась и плыла в небе громадная снеговая гора. Как бы стыдясь столь высокой чести, отступив и присев пониже, ее сопровождали две другие вершины, на снежные конуса которых уже легла синяя тень.
И в этот миг и в этой точке холодной пространственности моей родины все для меня как бы сошлось. Я почувствовал себя частью этого мира. И в то же время мир был частью меня. Он был мною самим. Он был обиталищем той общей души, которая связывала нас троих. И по этой высшей причине наше существование было невозможным без этого хребта, холодного, ускользающего в солнечном жиру озера, без плывущих посреди неба вершин и самого простора страны, среди которого прошли жизни отцов. Мир открылся так, словно это сама душа дала почувствовать, что она жива. Что мы ее сохранили. Не убили, не задавили ложью, молчанием или лестью. И это открылось как единственное, что действительно было важно. И в этом была громадная надежда, что мы погибнем, но ее сбережем — продлим ее находящееся в наших руках бессмертие.
ГЛАВА 2
1
Федор Красильщиков, лесник-наблюдатель поста Усть-Нюкша, еще затемно, в восьмом часу ноябрьского утра, вышел на мерзло взвизгнувшее крыльцо.
Было, как под водой.
Федя затылком чувствовал массу надвинувшегося на домик хребта. А прямо — широко лежала мутная белизна озера, вдали сгущаясь в тяжелое, будто в тучи.
И это тоже был хребет. Его горбы уже проступили на фоне зеленеющего в той стороне неба, в зените еще колючего от звезд. «Жмет! — подумал Федя, коротким выдохом раздувая сразу же слипшиеся от мороза ноздри. — Ничего! Пока до гольцов долезу, отмякнет градусов до двадцати». Щеки его нежно опушал свежий мех заячьего малахая, в легких чунях сухо и тепло было ногам, тело еще блаженствовало в вынесенном из дома тепле, и от всего этого пощипывающий скулы морозец был даже приятен. И приятно было вот так постоять, имея за спиной просторный, теплый, налаженный дом, где спят жена и дочка.
Над хребтом раскрылась фиолетовая щель рассвета, и Федя впрягся в лямки громоздкого рюкзака. Даже через полушубок спина чувствовала грани железной печки, которую предстояло занести на гольцы. На свою голову Федор Алексеевич нашел там зимовье прошлого века, и биолог Володя взмолился: «Федя, сделай!» Загорелось этому самолюбивому мальчику понаблюдать мышевидных в недосягаемой для других биологов зоне.
Камни по логу были пухло накрыты снеговыми шляпами. И, пройдя между ними и под соснами, Федя вышел к прижиму. Здесь Нюкша была стиснута каменными щеками, взбулькивала подо льдом и погремливала камнями. Раскинутыми руками и грудью прижавшись к холодной каменной стене, Федя осторожно пошел по ледяной мозоли, рискуя опрокинуться спиной на припорошенную снегом коварную скорлупу льда. Но все сошло благополучно. Под ногами хрустнул мерзлый гравий, Федя усилием отлепился от стены и оглянулся. В черном, сделанном, видать, сорвавшимся камнем, провале воды не было видно, и Федя порадовался своей осторожности: раз вода спала, лед теперь — хрупкий, висящий в воздухе мост, и не дай бог на него ступить!
Река тут валила сверху, берега все более опускались, а метрах в трехстах выше виднелся намерзший буграми горб водопада. От висящей здесь круглый год водяной пыли валуны стеклянно обледенели, и подниматься нужно было с великой опаской. Как краб, Федя пробрался по ним, затем поднялся по своей же, сделанной на льду, насечке, и оказался возле ледяного горба. Дыхание его оставалось ровным, взгляд ясным, и он подумал, что юный мышевед Володя уже на этом бы подъеме запалился, если не хуже — переломал кости. Значит, вслед за печкой и мышеведа самого придется тащить. Но ничего, сегодня, в вольном броске, один, Федя достанет гольцы часов за пять. Пересидит ночь в зимовье, а завтра, по свету — вниз!
Молодой кандидат наук, специалист по экологии мышевидных, Володя был мучеником науки. В том смысле, что сам создавал себе мучительные, изуверские условия, мок, мерз, страдал зубами и надсадно кашлял. Слабосильный, нелепый, с мальчишеским веснушчатым высокомерным лицом, он именно в том, что не давал себе спуску, находил какое-то изуверское, высокое наслаждение. Вне страдания и преодоления этого страдания жизнь ему казалась какой-то пустой. Федю этот мученик, конечно же, изумлял. Приехав сюда, чтобы уединиться и напряжением всех сил завершить свою теорию, Федор Алексеевич неожиданно для себя нашел усладу в этой заполненной простыми утехами жизни. Как будто долго-долго готовился, и вот настал сладостный миг отдачи, применения уже тяготящих сил. Боясь, что Куруля его засмеет, а Лешка Бочуга начнет с ним изнурительную воспитательную работу, Федя не решился открыть им истину — что ему эта жизнь просто нравится. Нравится грубый, на себя труд. Нравится дающее наслаждение мускульное тепло. Нравится, что его участок стал считаться лучшим в заповеднике. Нравится, что он единственный среди лесников имеет силу и сноровку ходить на гольцы. Нравится хребет и озеро и то, что звери, не боясь, ходят мимо кордона. Нравится новый замечательный дом. Нравится остроглазая, сметливая дочка. Нравится бесхитростная, пухлая Зина, с судорожной готовностью откликающаяся на любое его желание. Чего еще надо человеку, если жизнь его течет, как счастливая, без конца и начала, река?
Пока Федя лез к водопаду, окончательно рассвело. Четкой щелью обозначилась внизу прорезь каньона, сквозь которую были видны белые заструги на льду озера. Свитый из ледяных мускулов, медвежий горб водопада на свету стал бледно-зеленым. В его нежное ледяное горло с ревом валилась вода. А выше шел благодатный спокойный плес, с песчаными бережками, с песчаными же небольшими обрывчиками, от края которых в гору поднимался буреломный смешанный лес. Выше ложем реки было мохнатое неглубокое ущелье, поднимающееся к леднику. Над ущельем отвесно стоял каменный морщинистый плащ, из-за верха которого высовывался божественно алый конус плывущей в чистом небе вершины.
По прикрытому снежком песчаному берегу Федя двинулся дальше. Слева несся прозрачный плес. Метров через сто путь преградил тальниковый куст. Он сполз с обрыва вместе с песчаной осыпью и опрокинулся густым пуком как бы выстреленных из единого корня лозин. Их гибкие усы вмерзли в песок и в прибрежный лед. Лозины были туго выгнуты вверх и пахли горечью. На их медные горбы налип снежок.
«Коварное место! — отметил Федя. — Мышевед определенно бы здесь завозился!» Не разгадав в нем живую пружину, полез бы как попало через этот выгнувший свою спину кустище и тотчас же оказался бы сброшенным в реку. С удовольствием осознавая свою опытность, Федя мысленно показал мышеведу, как надо в данном случае поступать. В воображении своем он снял рюкзак, перекинул его через куст, а затем лег на живот и сам переполз, как бы даже ощутив под грудью забеспокоившиеся лозины. Мысленно преодолев куст и как бы уже и забыв о нем, Федор Алексеевич совершенно машинально, как-то бездумно поставил левую ногу на дрогнувшую сетку лозин, а правой широко шагнул через куст. В тот же миг ногу, на которую он опирался, вырвало из-под него и подбросило, и, вскинув руки, Федор Алексеевич стал опрокидываться. Мышечная энергия мгновенно проснулась, и, вывернувшись, как кошка, он упал ладонями в воду и крепко уперся в галечное дно.
В первое мгновение ему стало смешно. Искупаться среди зимы! Рядом с домом! В своей же речке! Это, действительно, надо уметь! У мышеведа Володи и то, поди, такого конфуза в биографии нет. Федя посмотрел сквозь воду на свои голые руки, а потом — вдоль плеса. Подхваченные быстрой водой рукавицы неслись к зеву водопада. Феде стало досадно. Ну что же делать, бывает и на старуху проруха, надо возвращаться домой!
