Секреты - Уилсон Жаклин (смотреть онлайн бесплатно книга txt) 📗

Перейти в интернат — для меня это было бы ужасно, потому что я уверена, ничего хорошего меня там не ждет. В интернатах полагается участвовать в коллективных играх, командами, но меня никогда никто в свою команду не выберет. Учителя непременно будут делать ехидные замечания на мой счет, а все девчонки объединятся против меня.

Но вот если меня переведут в интернат, где Миранда, она поддержит меня. Конечно, у нее теперь есть новая лучшая подруга, я знаю, но, может быть, я смогу стать ее старой лучшей подругой? И, может быть, интернат окажется не так уж и плох?

— А можно мне перейти в школу-интернат, где Миранда, папа? — спросила я, когда он был уже внизу.

Он остановился и, вскинув голову, посмотрел на меня.

— Что?

По-видимому, он уже забыл, о чем мы только что говорили. Последнее время такое случается с ним часто.

— Можно мне перейти в интернат, где Миранда? — повторила я. Голос не очень мне повиновался. Хотя папа мой самый любимый человек в мире, последнее время я немного побаиваюсь разговаривать с ним. Это потому, что он может ни с того ни с сего вскипеть и так рявкнуть, словно он меня ненавидит.

То же случилось и на этот раз.

— Замолчи, ради бога! — прорычал он. То есть слова были другие. Гораздо хуже. — Ты, верно, думаешь, что я печатаю деньги? Да ты знаешь, сколько этот чертов интернат стоит за полгода? (Вместо «чертов» он тоже сказал другое слово.) Если надумала перейти туда, меня это не касается. Обратись к своей мамаше.

— Но я вовсе не хочу в интернат, честное слово, не хочу, папа! Просто ты сказал, что, может быть, я перейду в другую школу… — Я была уже в полном отчаянии, слезы катились по щекам градом.

Когда я плакала, он всегда обнимал меня, вытирал мне лицо своим большим носовым платком и называл своим маленьким Плаксой Винни. Но сейчас он только раздраженно вздохнул:

— Хватит нюни распускать, Индия. Ты не младенец. Забудь про школу. Может, все обернется для тебя хорошо. Ох, да прекрати же! Это мне бы сейчас впору слезы лить.

В общем, что-то сказал вроде этого.

И выскочил на улицу, оставив меня хлюпать носом на лестнице.

Я не знаю, в чем дело. Ненавижу, что он стал таким недобрым со мной. Мама-то всегда была ко мне недобрая, хотя разговаривает сладко-сладко и все время улыбается.

Ну что ж, решила я, вот я им покажу! С дневником Анны поднялась наверх, на самый верх, на чердак, по приставной лестнице. Вскарабкалась быстро, откинула крышку люка в полу, на ощупь отыскала выключатель и опустила за собой крышку.

Здесь будет мое собственное убежище, вроде тайного убежища Анны Франк.

Ну, конечно, не совсем похожее. Это вроде бы мезонин, а вернее, просто чердак, где находится резервуар с водой для отопительной системы и груды всякой всячины — ненужной одежды, старой мебели, чемоданов и коробок с книгами. Я была здесь пару раз вместе с папой, когда мы только переехали. Папа сказал, что оборудует здесь для меня специальную комнату для игр, но у него так и не дошли до этого руки. Сейчас мама использует мезонин как склад для старых «коллекций Мойи».

Я расшвыривала эти дурацкие узенькие топики и трусики, подхватывала то одно, то другое и гримасничала. Самое ажурное, миниатюрное платьице скомкала и, как мячик, ногой запустила в угол. Схватив в охапку несколько платьев, бросила на спинку старого кресла как подушку, довольная, плюхнулась в него и немного попрыгала сидя. Потом подтянула ноги и, скрестив их, взялась писать дневник.

Я писала, писала, писала. Долго.

Потом прислушалась.

Я ждала. Ждала, что Ванда станет звать меня. Потом мама. Потом папа.

Если судить по моему урчащему желудку, время ужина уже прошло. Я пожалела, что не прихватила с собой какую-нибудь еду. Вспомнила о шоколадках «Марс», спрятанных под моей подушкой, и рот сразу наполнился слюной.

Потом опять взялась за дневник.

Я ждала.

Может, я просто не слышу, что меня зовут оттуда, снизу? Я легла на пол и приложила ухо к щели у люка. Было слышно, как в гостиной бормочет телевизор, потом донесся негромкий свист кофейника на кухне. Почему они преспокойно смотрят телевизор и готовят кофе? Почему не носятся по всему дому и не ищут меня?

Вдруг я услышала — шлеп-шлеп, шлеп-шлеп: это дурацкие шлепанцы Ванды, будто игрушечные медвежата. Ну конечно, она меня ищет.

Но нет. Она прошлепала прямо в ванную комнату и пустила воду. А меня нет и нет, сколько часов прошло! Меня мог зарезать грабитель, изнасиловать разбойник, могли похитить иностранцы… Ванде-то что, ей наплевать. Я исчезла, меня нет, но это ведь не причина лишить себя наслаждения подольше понежиться в горячей ванне.

Но мама? Папа? Я знаю: для моей мамы я — огромное разочарование (она постоянно пользуется словом «огромный», говоря обо мне), но папа всегда уверял, что я для него свет в окошке, глазурь на его пирожном, джем в его пончике, крем в его эклере. Сейчас пирожные давно зачерствели. Папа не заметил, что меня нет, я исчезла. Никто не заметил.

Когда мне стало уже дурно от голода, я подняла крышку люка и, пошатываясь, спустилась по чердачной лесенке. Я стояла на лестничной площадке, чувствуя себя так, словно вернулась из другого мира. Ванду я обнаружила в ее комнате, все еще розовую после долгого купания; ее волосы висели как морские водоросли. Она ела «Марс» и самозабвенно слушала свой плеер. Увидев меня, она даже подскочила.

— Почему ты не искала меня? — потребовала я ответа.

Ванда недоуменно таращила на меня глаза.

— А зачем? Ты же здесь! — сказала она, откусывая еще немного от батончика «Марс».

— Где ты взяла этот батончик? — спросила я. — Уж не стащила ли из-под моей подушки?

— Твоя мама говорит, тебе нельзя есть «Марс», — сказала Ванда, громко чавкая.

— Ах ты свинья! — Я хотела выхватить у нее остаток батончика, но ее зубы оказались проворнее. Мои глаза налились слезами.

— Не плачь, дурашка. Завтра я куплю тебе другой, — сказала Ванда.

Я выбежала из комнаты. Это были слезы бессилия и отчаяния, но Ванда никогда этого не поняла бы.

Я спустилась вниз. Мама ходила взад-вперед по холлу и быстро-быстро говорила в телефон:

— Послушай, это серьезно. Мне все равно, который сейчас час! Ты меня выслушаешь, и не возражай! — объявила она. — Господи, я просто теряю голову!