Шестиклассники - Сальников Юрий Васильевич (бесплатные серии книг .TXT) 📗
— О чём?
— Да вот хотела, чтоб плакат сделал для класса о чистоте.
Лёня крикнул:
— Не делай ей, Стас, ничего не делай!
— Что значит — не делай?
— Не делай! — заупрямился Галчонок. — Дружба у нас или не дружба?
— Да мне теперь и самой не надо! — заявила Аня. — В двоечниках не нуждаемся!
Она скрылась за дверью, мелькнув розовыми ленточками в косичках.
Стас рассердился.
— Ну что лезешь, куда не спрашивают?
— Ах, ты из-за девчонки дружбу хочешь предать? — воскликнул Лёня. — Она девчонка — пискля-визгля, а ты ей плакатик, да?
— Значит, опять только по-твоему хочешь? — заспорил Стас. — Если не по тебе, так со всеми ссориться готов? И с Димкой, и с ней, и со мной опять? Ну и ладно!
Он тоже ушел. Дежурные азартно выгоняли из класса всех без исключения, и Лёня поругался бы ещё и с ними, да выручил звонок.
Два урока подряд друзья не разговаривали. Помирило их общее горе: на уроке истории получил, наконец, двойку и Лёня. Расплата, как видите, была недалека.
Маргарита Никандровна спрашивала о патрициях и плебеях в древнем Риме. Лёня понял, что патриции это вроде господ, а плебеи как рабы. Мысленно, назло Стасу, он присоединил к его фамилии слово «плебей», а к своей — «патриций». Прозвучало интересно: плебей Гроховский! Патриций Галкин!
В этот момент Маргарита Никандровна и вызвала «патриция». Ясно, что ничего толком он сказать не мог, и учительница вернула его на место.
Гроховский повернул голову.
— Тоже не скажешь дома?
— Факт!
— Галкин и Гроховский! — послышался строгий голос учительницы. — Не разговаривайте.
— Да мы ничего…
— Вот, вот! Лучше слушайте, как надо отвечать!
У стола бойко рассказывала про патрициев и плебеев Аня Смирнова. Что ты будешь делать! Эта Смирнова словно нарочно все время встаёт Лёне поперёк пути!
После уроков Лёня не сразу пошёл домой: ему нужно было купить хлеба. Но сначала он забежал в «кабинет» взглянуть ещё раз на альбом… Стас сел дорисовывать картинки, а Лёня понаблюдал немного, потом отправился в булочную. К тому времени булочную закрыли. Лёня решил съездить в магазин в центр города. Трамвай полз еле-еле, и магазин тоже закрыли. Лёня остался без хлеба и совсем теперь не спешил домой.
Однако в конце концов пришлось возвращаться.
Мать, как и полагалось, встретила сердитым взглядом. Она стояла у стола в цветистом фартуке, повязанная белой косынкой, и крошила ножом что-то красное на фанерной дощечке.
Лёня молча положил сумку на ящик у вешалки и боком продвинулся к своей тумбочке у кровати.
— Хлеб купил?
— Закрыто везде…
— А где пропадал?
Мать знала, что спрашивать: если бы он никуда не заходил, то в булочную наверняка бы успел!
— В школе задержали.
— В школе?
Лёня уловил в её тоне угрожающие нотки. Только бы не начала пилить и плакаться на судьбу, которая наградила её таким неблагодарным сыном, не желающим стукнуть палец о палец, чтобы помочь усталой матери. Лёня давно чувствует, что раздражает мать даже самим своим присутствием: всё-то у него, по её словам, получается не так — грязь на ногах таскает, вещи разбрасывает, хлеб за столом крошит, обувь и одежду не бережёт, материнских усилий не ценит.
По субботам мать бывает особенно не в духе, очевидно потому, что в субботний вечер ей надо и обед приготовить, и в комнатах убрать, и полы вымыть.
Хорошо ещё, что она мало интересуется его «успехами» в школе — видно, времени ей на такие разговоры не хватает, а то бы узнала про двойку и совсем бы «разошлась».
Лёня скромно уселся на кровати и стал рыться в ящике тумбочки, разыскивая валявшуюся среди разных гаек, проволоки и прочего добра единственную сосновую шишку — основу будущей коллекции. Собственно, искать шишку сейчас было незачем, но Лёня нарочно притих — только бы не вызывать у матери лишних слов.
Но сегодня этот маневр не удался. Мать не умолкала:
— Сколько раз говорить — замок у нас на двери не действует. Нет, чтобы взять да наладить!
— Ну, налаживал я, — буркнул Лёня.
— Откуда это видно, если так хлябает?
— А я шурупы подкручивал отверткой.
— Значит, мало подкрутить! Надо не наспех делать, не кое-как, лишь бы отвязаться, а капитально!
— Новый надо купить, тогда будет капитально.
— А ты к этому руки сумей приложить, к этому!
Из коридора крикнула соседка Елена Максимовна:
— Товарищ Галкина, горит у вас на сковороде!
Мать подхватила тряпку и метнулась из комнаты, приказав:
— Садись за стол!
Через минуту, обжигаясь, Лёня ел жареную картошку прямо со сковородки. Хлеба мать заняла у Елены Максимовны. Лёня обрадовался, что всё обошлось, и подумал: почему бы матери вообще не договориться с соседкой насчёт хлеба? Ведь ходит старушка покупать себе, покупала бы заодно и им.
Настроение у него поднялось, он уже размечтался, как немного погодя выскочит во двор и до полной темноты успеет вдосталь погонять с Федькой Антоновым футбол. Но получилось не так.
Мать вышла во двор и через некоторое время вернулась с охапкой простыней на руке. Оказывается, до прихода Лёни она успела постирать бельё. И вот, войдя сейчас в комнату, она спросила:
— Ты что же, опять начал двойки получать?
Лёня был потрясен: узнала! Откуда?
Теряясь в догадках, он просидел дома весь вечер. А в долгожданное воскресное утро, заметив, что сын куда-то засобирался, мать категорически заявила:
— За порог — ни ногой!
— Да что ты, — протянул Лёня. — Вчера сидел вечером и опять.
— Вот и сиди, раз такой непутёвый!
Делать было нечего. С тоскливым выражением Лёня уселся у окна.
В таком настроении его и застал Гроховский. Стас пришёл уже в третьем часу дня, не дождавшись Лёни.
Лёня сразу провёл друга к своей тумбочке. А мать нарочно не выходила из комнаты — осталась послушать, о чём друзья будут говорить. Но Лёня схитрил.
— Хорошо, что ты пришёл, — сказал он. — Тут я одну задачку не понял, объясни мне.
И, вытащив из сумки задачник по арифметике, ткнул в какую-то страницу.
Стас, покосившись на Лидию Тарасовну, начал вслух читать условие задачи. Он, конечно, понял, что у Лёни с матерью серьёзный конфликт, недаром она не рада, что к её сыну явился гость.
Наконец Лидия Тарасовна зачем-то всё-таки вышла, и Лёня торопливо зашептал:
— С лесом ничего не получается… Засадила дома, разошлась — ужас! У тебя ничего?
— Ничего.
— А у меня откуда-то узнала про двойку. Хоть убей не пойму, кто ей сказал.
— Может, Таисия Николаевна?
— Да нет. Когда пришёл, она сначала вроде ничего. Потом вышла вот так же из комнаты, а вернулась — и сразу про двойку!
— Куда же она выходила?
— Во двор за бельём.
Стас немного подумал.
— Значит, во дворе кто-то и сказал.
— Да кому надо? — усомнился Лёня.
— Во дворе! — настойчиво повторил Стас. — Ты уж со мной не спорь. В этих делах я мастер.
— Подумаешь, мастер, — усмехнулся Лёня.
— А что? — воскликнул Гроховский, и в голосе у него прозвучала обида. — Плохо я тебе сообразил с альбомом?
— Ладно, — миролюбиво произнес Лёня. — Пусть будет по-твоему: во дворе так во дворе. Только кому надо?
— А кто живёт у вас из ребят?
— Из нашего класса?
— Ну да.
— Никого!
— Как никого? — Стас даже растерялся. Видно, не ожидал, что ниточка, намеченная им к раскрытию тайны, оборвётся так быстро. — А знакомые есть?
— Знакомых много. Вот Федька, например, Антонов. Мы с ним летом рыбачить ходили. Только он в первой смене и про меня ничего не знает.
— А девчонки?
— Девчонки? — Лёня вспомнил. — Так ведь Анька здесь живет! Староста наша, Анька Смирнова! Вон в том корпусе, в третьем подъезде!
— Ага! А верёвка где висит?
— Какая верёвка?
— Ну, для белья!
