Лесные тайнички (сборник) - Сладков Николай Иванович (читать книги полные .TXT) 📗
Весна идёт - и ширятся танцы. Любят комарики поплясать!
Бывает, над головой зароятся. Гонишь-гонишь, а им нипочём. Пляши, раз тепло и солнце. А что там внизу чья-то голова или поленница дров - какое им дело? До этого им дела нет.
ФИЛИПП И ФЕДЯ
Я прислонился к ёлке и стал слушать певчего дрозда. Дрозд пел на самой верхней еловой свечке. Выше его было только небо. А в небе - звезда.
Дрозд высвистывал. Свистнет - и помедлит. Будто прислушивается: так ли свистнул? Ещё свистнет - и опять помедлит: так ли отозвалось эхо? И вдруг трель - будто стёклышки посыпались с ёлки! Слышно даже, как язычком прищёлкивает. Рад, наверное, что и свистнуть сумел и эхо отозвалось как надо. Каждый свист - слово. Так прямо свистом и выговаривает: "Филипп, Филипп, Филипп! Приди, приди! Чай пить, чай пить! С сахаром, с сахаром!"
"Кто же этот Филипп?! - думаю я себе.
А дрозд: "Приди, кум! Приди, кум! Выпьем, выпьем!"
И тут на вершину соседней ёлки взлетел дрозд-сосед. И засвистел: "Федя, Федя, Федя! Не хочу, не хочу, не хочу!"
Так вот он кто - кум Филипп!
"С сахаром, с сахаром, с сахаром!" - уговаривает Федя.
А кум Филипп своё: "Не хочу, не хочу, не хочу!"
Так и препирались, пока и в небе, и в лесу не стало черным-черно. Тогда смолкли. Какой уж тут чай - спать пора!
ВЕСЁЛЫЕ СТАРУШКИ
На солнечной скале веселятся крапивницы. Бабочки перезимовали зиму и радуются теплу. Зима свирепой была, её ледяные когти проникли в самые потайные убежища. Не все бабочки выжили. Крылышки у них выцвели и потёрлись. Кто без усов остался, кто без ноги. А у кого от цветных крыльев одни жилки остались, как у высохшего листа. Но пережившие свой век калеки и инвалиды, древние бабочкины старушки всем на зависть весёлые и игривые! Старушки играют в пятнашки!
Весело налетает пятна на спокойно сидящих, дремлющих на припёке. Мелькание крыльев, весёлая суматоха, стайка бабочек штопором ввинчивается в синее небо. Они кувыркаются и барахтаются на струях тёплого ветра. Потом сломя голову кидаются вниз и снова рассаживаются на гладкой нагретой скале. Они игриво поводят обтрёпанными крылышками и расправляют лапками ощипанные усы. Старики и старушки играют и веселятся. Словно и не было позади страшной зимы.
ФЛАЖКИ НА БОЛОТЕ
Неохота вылезать из-под тёплого одеяла!
За окном сырая весенняя ночь. Без того знобит, а тут натягивай ещё скользкие сапоги, задубелую куртку.
- Ну куда тебя несёт? - возмущается во мне нытик. - В чёрное лесное болото? Под сапогами будет булькать вода, засопит и зачмокает хлябь, в глаза будут тыкаться сучья...
А бодрячок хорохорится:
- Подумаешь - хлябь, первый раз, что ли? А вдруг что-нибудь и увидишь!
- Ну и что ты увидишь? - канючит нытик. - Всю весну месишь грязь; всё уже видано-перевидано! Всё расписано по минутам. В два пятьдесят заблеет бекас, в три часа прилетят косачи. В пять десять пролетит над током ворона, в пять тридцать прилетят на болото чайки. Хоть часы проверяй!
- А вдруг? - сопротивляется бодрячок.
- Что "вдруг", что "вдруг"? - сердится нытик. - "Вдруг" только в книжках бывает. А вот ноги будут в засидке мёрзнуть - чай, воды по колено. Спина замлеет, пальцы перестанут сгибаться. И уж это не вдруг, а наверняка!
- Всё так! - вздыхает бодрячок. - И руки, и ноги, и пальцы. И замлеет спина. И чайки прилетят в половине шестого. Пошли!
Я выхожу за дверь и долго стою, приглядываюсь к темноте. Но вот сдвигается туча, и показывается луна. И сразу земля отделилась от неба можно идти.
Я шагаю мимо деревни. Морозит, грязь под ногами мнётся, как упругий пластилин. Луна поочерёдно вспыхивает в окнах домов, будто в них кто-то зажигает и сразу же гасит свет.
Я иду по болоту, и лунный свет теперь уже вспыхивает и гаснет в лужах. Всё, как говорил нытик: и темь, и холод, и хлябь.
Бодрячок хрипло дышит. Потом толкает меня в шалаш и прячет нос в воротник.
Два часа пятьдесят минут. Над головой заблеял бекас.
Три часа. Короткое "па-па-па!" - и рядом уселся косач.
Три часа пять минут. Слышится странное бульканье, будто воду льют из бутылки. Это косач заворковал.
Нытик зевает:
- Я что говорил?
И вдруг...
Бодрячок кричит прямо в ухо:
- Ты только послушай, ты такого ещё не слыхал!
- Тише, тише, - успокаиваю я его. - Может, тебе показалось?
Но я уже знаю: не показалось! Слышатся звуки, которых я ещё не слыхал. Я слушаю и пишу: "3 часа 30 минут. На чёрном болоте незнакомые звуки - будто быстро лопаются пузыри". Как и положено, ровно в пять десять над током пролетела ворона. Ровно в пять тридцать появились и чайки. Но нытик уже не ехидничает.
Вода на болоте золотая от солнца. Кочки в ней - как чёрные камни. И чуть не на каждой кочке - белый флажок! Непонятные белые треугольники, непонятные тихие звуки.
Белые точки то появляются, то исчезают. Так умеют подмигивать солнечные зайчики. Но это не "зайчики", это чибисы. Первый раз в жизни я вижу чибисиные танцы!
Бодрячок хватает нытика за воротник:
- Будешь, будешь скулить? Говорил я тебе "а вдруг"? То-то, Фома неверующий.
На каждой кочке - пара. До чего ж они хороши! Зелёные крылья и спинки, снежно-белые грудки и красные ножки, блестящие от росы и солнца.
Он поклонится ей, клювом сорвёт травинку и отбросит её вправо. Она сейчас же - ответный поклон, тоже сорвёт травинку, но отбросит влево. Поклон и травинка, поклон и травинка. Наверное, на счастье бросают: по всему видно, что будет у них тут гнездо.
"У-у, ку-ку-ку-ку! У-у, ку-ку-ку-ку!" - начинает петь кавалер, а сам клонится грудкой в мох, сложенные крылья ставит торчком, хвостик задирает вверх и трясёт им, как белым платочком.
Чибисы ждали этого дня. Хорош бы я был, если б его пропустил! Никогда б не узнал, что этот пернатый народец так занятно танцует на кочках болота.
Я тычу нытика носом в мох. Потому что новое не узнать - это хуже, чем старое позабыть. Подумаешь, старое! Оно всем известно.
ДЯТЛОВО КОЛЕЧКО
Дятел - мастер на разные штуки.
Может дупло выдолбить. Ровное, круглое, как пятачок.
Может станок для шишек смастерить. Втиснет шишку в него и выколачивает семена.
Есть у дятла и барабан - звонкий упругий сучок.
Надолбится, набарабанится - захочет пить.
На этот случай есть у дятла питьевое колечко. Его он тоже делает сам.
На землю дятел спускаться не любит: коротконогий он - неловко ему на земле. Не летает он и на водопой - на речку или к ручью. Пьёт как придётся. Зимой схватит снежку, летом слизнёт росинку, осенью - капельку дождя. Дятлу немного надо. И только весной - дело особое. Весной дятел любит пить берёзовый сок. Для этого и делает дятел питьевое колечко.
Колечко, наверное, видели все. Даже на берёзовых поленьях. Дырочка к дырочке на берёзовой коре - колечком вокруг ствола. Но мало кто знает, как дятел делает это кольцо. И почему оно сделано не как-нибудь, а всегда кольцом... Я стал следить и понял, что дятел... и не думает делать кольца!
Он просто дырочку в берёзе пробьёт и слизнёт капельку сока.
Немного погодя опять прилетит: ведь на дырочке набухает сок. Сядет так, чтобы удобно было слизнуть, слизнёт набухшую каплю - вкусно. Да жалко, сок из старой проклювинки тихо течёт. Дятел чуть голову вбок отведёт и пробивает новую дырку.
Ещё прилетит - садится уже под новую дырочку, старая-то заплыла. Выпьет из новой сок - рядом свежую дырочку продолбит. И опять ни выше, ни ниже, а сбоку, где, не трогаясь с места, удобно клювом достать.
Дел весной много: дупло, барабан, станок; Охота и покричать: прямо в горле всё пересохло! Потому то и дело летит на берёзу - горлышко промочить. Сядет, лизнёт, добавит к ряду проклювинку. Так и получается на берёзе колечко. И ничто другое получиться не может.
Жаркая идёт весна.
Кольцует дятел берёзы. Нижет колечко к колечку.
Мастер дятел на штуки.
