Васек Трубачев и его товарищи (илл. В.А. Красилевского) - Осеева Валентина Александровна (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
– Пойдём! А то поздно уже, – говорит Мазин.
– Постойте! – просит Сева. – Давайте закроем глаза, помолчим и потом сразу скажем, кто как чувствует: увидим мы ещё Сергея Николаевича или нет?
– Давайте, давайте!
Ребята крепко зажмуривают глаза и секунду напряжённо молчат, потом сразу, как по команде, радостно выпаливают хором:
– Увидим! Увидим!
– Ну, тогда – ура!.. За ёлкой! Пошли!
– Стойте! А насчёт Мити, и Генки, и Степана Ильича, и тёти Оксаны как же? – спрашивает Саша. Ребята снова зажмуриваются:
– Увидим! Тоже увидим!
– Эх, вот счастье было бы! Скорей бы только нам победить Гитлера! Тогда всё у нас будет: и школа будет, и Сергей Николаевич, и Митя, – мечтает вслух Васёк.
– И папа твой приедет, и мой папа, и Лидин…
– И мои мал мала приедут, – нежно улыбается Саша.
– Да они уже выросли, твои мал мала, они теперь уже большие, – убеждённо говорит Одинцов. – Ты их и не узнаешь, пожалуй!
– Нет, что ты! – пугается Саша. – Я всех узнаю… Я бы их через много-много лет узнал, если б они даже старые были!
– И правда, ребята, кажется, будто годы прошли с тех пор, как нас родители на Украину провожали, а всего только несколько месяцев. Вот странно! – удивляется Сева.
– Какие несколько месяцев! Мне самому уже сто лет стало, – уверяет Мазин.
– Мне тоже! – подхватывает Петька. – Сто лет, а ума нет!
– Хватит! Замёрзнем! Пошли за ёлкой! – торопит Васёк.
Голубые сумерки уже окутывают дома и улицы, когда, запрягшись в санки, мальчики привозят в школу срубленную ёлку Зелёные мохнатые ветки, распластавшись по обеим сторонам, с тихим шелестом заметают снег; сзади, придерживая густую верхушку, идут Нюра и Лида.
– Куда это махину такую приволокли? – удивляются санитары.
– У нас в школе всегда такая была! – с гордостью отвечают усталые ребята.
Глава 14
Перед новой разлукой
Новый год вошёл в маленький городок без праздничного шума, как тихий гость, и, хотя в домах было сурово и невесело, в каждой семье встретили его с надеждой и за скромным ужином подняли бокалы за победу. За тех, кто на фронте.
Прошло несколько месяцев после нападения гитлеровцев. В города и сёла приходили извещения о героической гибели наших бойцов. Матери оплакивали сыновей, сёстры – братьев, жёны – мужей, а несметные полчища врагов всё шли и шли, заливая кровью нашу землю…
Они рвались к сердцу нашей Родины – к Москве. Весь народ поднялся на борьбу с врагом.
В тылу люди работали с удвоенными усилиями и жадно ловили сообщения с фронта.
После каждого урока географ Костя доставал из кармана свёрнутую в трубку газету и, показывая по карте места, где шли бои, читал утреннюю сводку.
Однажды Костя прочёл ребятам про подвиг юной партизанки Тани в селе Петрищеве.
Мужество и стойкость комсомолки Тани, её гордое презрение к озверевшим врагам потрясли ребят.
Слушая Костю, каждый из них мысленно ставил себя на место этой девушки-героини, каждый хотел быть с ней рядом, защищать её, бороться вместе с ней до конца.
Прочитав очерк, Костя спрятал газету в карман и долго холил по комнате, позабыв и об уроке и о ребятах.
С этого дня Костя как-то изменился. Голубые глаза его часто туманились внутренней тревогой. Иногда среди урока он подходил к окну и, щурясь от белизны снега, нетерпеливо говорил:
– Придёт же весна когда-нибудь!..
И тут же, обрывая себя, поспешно возвращался к занятиям.
Время на Костиных уроках шло незаметно. Спрашивая заданное, Костя обязательно ставил отметку. Ребята учили добросовестно, и все отвечали на «отлично».
Тетрадь отметок Костя держал у себя.
Однажды, просматривая её, он покачал головой и почти с огорчением сказал:
– Что это у вас всё «отлично» да «отлично»?
– А разве это плохо? – засмеялась Лида Зорина.
– Пожалуй, что и плохо. По таким, отметкам я никак не могу определить, где ваше слабое место. Неужели уж так хорошо всё знаете? Надо будет назначить проверку.
– А ты бы не предупреждал. Костя, что будет проверка, – советовал ему Одинцов.
– Нет, почему же? Подготовьтесь. Какой же смысл в том, чтобы вы ошибались!
Костя не раз, как бы мимоходом, говорил о том, что к весне их занятия должны быть окончены.
Как-то к Трубачёвым забежала Таня. Она часто видела Костю в райкоме комсомола.
– Затосковал ваш Костя, на фронт просится. Весной, верно, уйдёт.
Васёк и Саша опечалились.
– Анатолий Александрович весной, наверно, тоже уедет Он говорил, что его с комсомольцами в колхоз пошлют работать. Останется у нас одна учительница, – озабоченно сказал Васёк.
– Весной много воды утечёт, – пошутила Таня и, вздохнув, стала прощаться.
– Опять надолго уходишь? Ты совсем забыла нас! – с обидой сказал ей Васёк. Таня обняла его:
– Никогда не говори так. Я ведь учусь и работаю, боевую подготовку прохожу!
– Это зачем же тебе понадобилось? – строго спросила тётя Дуня.
– Мало ли зачем! Многие комсомолки проходят…
Васёк с уважением посмотрел на Таню. Таня заметила его взгляд и засмеялась.
Васёк представил себе, как она марширует, и тоже засмеялся.
– Ну, не забыли ещё свои смешки-пересмешки? – добродушно пошутила тётя Дуня.
– Нет, не забыли, – ответила Таня, но смех её вдруг умолк.
Она быстро встала и пошла к двери. На пороге оглянулась и неожиданно шёпотом сказала:
– А та партизанка в селе Петрищеве была наша, московская, комсомолка – Зоя Космодемьянская.
Глава 15
Подносчик снарядов с 4-й батареи
Несмотря на то что стоял уже март и изредка сквозь снежные тучи пробивалось солнце, погода была морозная, резкие ветры наметали по обеим сторонам улиц сугробы. В не защищённых заборами дворах люди, выгадывая более короткий путь, протаптывали новые дорожки, похожие на кривые улицы и переулки. Иногда откуда-то из парка на маленький городок налетала снежная метель и в двух шагах прятала от человека знакомое крыльцо. А то из белых туч начинал падать на землю тихий, кроткий, ласковый снежок; он ложился на шапки, воротники и волосы и тут же таял от близости человеческого тепла.
В один из таких дней в госпиталь привезли тяжелораненых.
Васёк вместе с ребятами стоял во дворе и смотрел, как санитары осторожно выносят из машины носилки, как старшая сестра в халате и тёплом платке, озабоченно хлопочет, распределяя раненых по палатам. Нина Игнатьевна не позволяет ребятам помогать, но они стоят наготове, украдкой поправляют сбившиеся одеяла, открывают пошире двери, провожают каждые носилки. Им хочется сказать раненым какие-то тёплые слова, дотронуться до чьей-то бледной руки, выразить сочувствие, ласку.
– Вы не бойтесь, вы поправитесь. У нас хорошие доктора, – выскакивая во двор без пальто, шепчет Нюра бородатому пожилому красноармейцу.
За пожилым красноармейцем санитары выносят из машины носилки с молоденьким бойцом, почти мальчиком. Ребята смотрят на бледное безусое лицо, на запёкшиеся от жара пухлые губы, жадно хватающие морозный воздух, на втянутые щёки с лихорадочным румянцем. Голова раненого в расстёгнутой шапке с ушами беспокойно съезжает с подушки, глаза в беспамятстве блуждают по сторонам. Ребята подходят ближе. Васёк идёт рядом, поддерживая носилки.
– Отойди, отойди – сестрица рассердится! – хмуро шепчет санитарка.
Васёк нехотя отходит. Раненый поворачивает голову, его беспокойный взгляд провожает мальчика и упирается в высокие сугробы, наметённые около крыльца. Мягкие снежинки тают на его горячих щеках, оставляя мокрые следы.
– Товарищ комбат… Это я, Вася Кондаков… Товарищ комбат! – вдруг жалобно окликает раненый, приподнимаясь с подушки.
Старшая сестра быстро подходит к санитарам:
– Бредит… Несите скорей!
