Черная Пасть - Карпов Павел (книги онлайн полные TXT) 📗
На ашхабадском аэродроме Чары Акмурадова провожал только Брагин. Причиной тому были, пожалуй, особые наказы, которые давал Акмурадов Сергею перед его важным разговором с работниками народного контроля. Хотелось все выяснить до конца о малопригодной технике, чтобы ничто не мешало шагать вперед, к новому.
...И только перед самым отлетом рвущегося в небо лайнера Чары Акмурадов, как бы спохватившись и отойдя от трапа, оглянулся по сторонам и передал Сергею небольшой, легкий, но жестковатый сверточек. На бетонированном, с черными прожилками, клетчатом поле дрожал каракумский зной. С водохранилища, от Каракум-реки залетела чайка. Рассекая воздух острыми крыльями, она метнулась к мачте над аэровокзалом, потом полетела к балкону жилого дома. Среди построек она потеряла демоническую силу морской стихии, стала какой-то ручной и домашней. Ребята подметнули к ней голубя, и гордая, быстрая, как молния, чайка летела над школой вместе с кротким голубком... Ветер донес до чайки властный зов воды, и она мигом вырвалась из каменной тесноты на просторы молодого моря в Каракумах.
Чары Акмурадов пропустил мимо двух худощавых и очень озабоченных туристов в войлочных белых шляпах и негнущихся синих шортах, а потом легонько кивнул вслед улетевшей чайке:
- Узнаешь, Сережа?
- Странников? - не понял Брагин.
- Чайку... - Я сразу узнал: наша землячка, с Кара-Богаза. Новоселье в пустыне справляет. А это, Сергей Денисович, весточка тоже из наших краев. От дружка твоего, Мурада-следопыта!.. - Чары Акмурадов передал Брагину сверточек, и тот сразу же спрятал его.
Не утерпев, Сергей спросил, когда рядом никого не осталось:
- Что я должен делать с этим подарком, Чары Акмурадович?
- Подумай. Я для себя эту задачу уже решил...
- Похоже на какую-то тайну.
- Было такое, а теперь туман рассеивается. То, что я тебе передал, это - не открытие, а подтверждение наших прежних выводов. Спасибо питомцу старого Ковуса-ага, бедовому Мураду. Он помог своей находкой, хотя и без нее мы с тобой, Сергей, знали главное в этой запутанной истории. Мои друзья с границы не ошиблись...
- Неужели Мурад нашел?.. Значит, он вспомнил: и волны, и остров, и камень...
Чары Акмурадов мягко шагал по гладким плитам, очень похожим на те, которыми вымощены улицы ветрового Бек-дуза, и следил за трапом самолета. Ковровую лесенку собирались откатывать.
- Будь осторожен, Сережа, не горячись. Не забывай: осторожность - признак силы. Посылочку я придержал, чтобы ты еще раз убедился и был всегда бойцом. Не забыл своего поединка на берегу моря, возле камня?.. И тогда, и особенно сейчас трудную схватку ты выиграл, Сергей! Уверен, что закалка и уроки тебе еще пригодятся в жизни. Мы всегда, постоянно должны быть сильными, чуткими и зоркими. Свое, завоеванное надо уметь оберегать. Уметь!.. Охотники до чужого еще не перевелись. У нас - рядом граница. Суровы ее законы, и каждый из нас, Сережа, в ответе перед всем народом за нерушимость границы, и
за чистоту в своем доме. Кажется, истина известная, но повторять ее про себя надо всегда: чтоб истина не потускнела, да и сам не дремал! - Чары Акмурадов заторопился к самолету. - Все нужное я уже сделал, но и ты смотри, Сергей! Не задерживайся долго. Буду ждать. Настоящая страда на родимом Кара-Богазе только начинается! Смотри, Сергей, хош!..
- Доброго пути, Чары Акмурадович!
О многом передумал Брагин, пока ехал из аэропорта к гостинице, которая находилась почти на другом краю города.
.. Зайдя в небольшой, самый отдаленный номер в конце коридора на первом этаже, он внимательно оглядел посылочку. А в ней всего-то и было: записка в половину листа из тетрадки и ролик с пленкой, завернутой в черное. И еще - обсосанная морем голубенькая праща... В записке, исчерченной с угла на угол химическим карандашом, кроме текста, было что-то вроде схемы южного берега Кара-Ада.
Не верил никто, а Мурад тогда доплыл до Кара-Ада! Своим ходом, без лодки и чужой помощи. Встретила его на острове одна только овчарка Найда с маяка. Мурад плыл тем же путем, между Бекдузом и Змеиным островом, где утонули когда-то бакинские студенты-революционеры... Они были больные и не доплыли, а он, бекдузский пионер доплыл! Мурад еще и не то сделает в жизни! Он ведь сын таймунщика Ковуса-ага!
Сергей с жадностью читал обо всем этом. Он гордился своим дружком и верил в его светлую, большую жизнь.
В конце записки была загадка, которую Сергей не сразу разгадал. Что за стрелы были нарисованы у камней маяка и куда вели тайные, извилистые нити?.. На кого бросилась черная змея? Несколько раз перечитывал Сергей записку, прежде чем обратил внимание на слово в уголке листа. "Вспомнил..." Мурад, тонувший и чудом воскресший, забыл, что стряслось с ним около острова. Он многое видел, перед тем как утонуть, но все ушло из памяти. Теперь вспомнил: как он увидел на берегу фотоаппарат, как вынул из него пленку и куда ее спрятал...
Как это здорово, что Мурад вспомнил! Очень многое вспомнилось и самому Сергею Брагину. Пленка была старательно и туго обернута, хорошо сохранилась, и Сергею не терпелось узнать: что на ней?
Неразлучный фотоаппарат Сергею сейчас очень пригодился. В Ашхабаде Брагин сделал много снимков, и пленку было в самый раз проявить. Это был хороший предлог заняться "черной магией". Не мешкая, он отправился к Виктору Пральникову. Хозяин дома не стал досаждать гостю своими докуками. Угостив зеленым чаем, куда-то уехал. Сергей остался один.
Закрывшись в чуланчике с красным фонарем и реактивами, Сергей осторожно проявил пленку. Снимки стоили того, чтобы их показать кому следует... Для иностранного дельца с липкими щупальцами потеря пленки наверняка была ощутимой и, пожалуй, нежданной... Мог ли опытный заморский делец ожидать такой прыти от голопузого утоп: ленника?!
Безобидные с первого взгляда снимки рукописи Игоря Завидного, отданной на самое короткое время залетному ловкачу, и сейчас еще сохраняли зарядную и опасную силу. Сергей Брагин отчетливо понимал, что речь шла не только о государственной тайне и народных интересах, но и о чести советского человека...
Вернувшись в гостиницу, Сергей задумался. Он прекрасно знал, что делать в таком случае и куда следовало обратиться, но не спешил... Кое-что до этого уже предпринял недавний пограничник Чары Акмурадов. Сергей тоже был настороже и можно было еще подумать... А думал Сергей о нем - о друге своем Игоре. Тяжелая дума! И грустная. Сегодня они уже встречались. На очень представительном совещании, где Игорь Маркович Завидный ратовал за "свободу выражения личности... свободу творческих поисков, подчиненных позывам и критериям высокого интеллекта..." Историю с установкой негожих печей в Бекдузе он считал нестоящей "мужской дискуссии", настаивал зачислить эти убыточные печи в разряд опытных до полного их износа... Завидный грозился "тряхнуть кое-кого из недалеких практиков", поносил местный "примитив". Все это было несколько часов назад: споры о техническом прогрессе и тупости "местных деляг", о высоком интеллекте избранных и самовыражении... Все эти словесные изящества были днем, а сейчас, когда, получив пленку, Сергей Брагин прикоснулся к черной бумаге с острова Кара-Ада, то стало явным гнусное падение... И они снова, как тогда у волнобоя, должны были встать с Игорем лицом к лицу.
Сергей не стал никому звонить. И никуда не поехал о посылкой сорванца Мурада. До устали ходил он в задумчивости из угла в угол перед зеркальным шкафом, а потом спокойно и сдержанно пригласил к себе в номер Игоря Завидного, который остановился в той же гостинице.
...Разговор у них долго не получался. Завидный не очень был склонен к словословию после последней стычки. На рассвете он улетал в Москву. Вместе с ним отправлялась и отпускница Нина Протасова.
- Хочешь, Брагин, утешать меня, как погорельца? - сказал Игорь высокомерно и с пренебрежением. - В науке бывает и не такое. Истинно интеллектуальное, даже облитое грязью и пошлостью, не меркнет. Мне жаль тебя, Сержик! Прозябать и увечить свой ум... Ты обрек себя на это. И я могу это понять, но пачкать ворота, как хавронья!.. Разве можно в святилище науки так орудовать?! Засосал тебя провинциализм. Грызет зависть. И эта умильная девственность желаний, примитив идеек!..- Завидный распахнул легкую сорочку и прикрыл ладонью родинку на груди. Поморщился. - Понять не могу: зачем тебе понадобилось под дружка рядиться? Мерзко на душе ото всей этой мишуры. И за тебя, Брагин, мне стыдновато!
