Бег на трех ногах - Кроуфорд Чарльз П. (бесплатная регистрация книга txt) 📗
– Ты шутишь, – не поверил Брент.
– Нисколько. Еще как напился. Матушка устроила мне такую головомойку, что я до сих пор помню. Они ведь, по-моему, и тогда уже не очень-то меня любили.
– Как же это случилось? – спросила Эми. – Наверное, интересная история.
– Мы были тогда просто очень глупые, несмышленые мальчишки. У меня был дружок, звали его Майк. Мы играли у него во дворе. Был август, солнце уже садилось. Мы переиграли во все игры, и стало нам очень скучно.
– Что же вы сделали?
– Пошли к Майку в гараж и нашли там старый давильный пресс. Так мы тогда решили. Но теперь, я думаю, это был навозоразбрасыватель. Майк мне и говорит: «Знаешь что, Кирк, давай сделаем вино!» «Давай!» – обрадовался я. Через дорогу от нас жили две старухи, у них в саду была беседка, вся увитая виноградом. В темной зелени висело, наверное, миллион тяжелых матовых гроздьев. Взяли мы две корзинки, залезли к ним в сад и начали как сумасшедшие рвать эти гроздья. Мы очень боялись, что старые чертовки увидят нас, позвонят в полицию и нас посадят в тюрьму. Виноград еще был незрелый, но ведь без винограда вина не сделаешь. А мы решили во что бы то ни стало употребить в дело этот пресс, даже себе на погибель. И мы таки чуть не погибли. Ну, в общем, набрали мы полные корзинки винограда, перетащили их через дорогу, вытянули из гаража этот чертов пресс и высыпали в него виноград. Тут к нам подошла маленькая девочка лет четырех, наша соседка, по имени Салли. «Что вы делаете?» – спрашивает она. А мы ей так это небрежно: «Не видишь разве? Вино!» «И я хочу! И я хочу!» – запрыгала она. Нам пришлось взять ее в компанию, а то еще пойдет наябедничает. Майк, скорее всего, по телеку видел, как делают вино, во всяком случае, распоряжался он. Сняли мы ботинки с носками и начали давить ногами виноград. Насколько помню, ноги наши чистотой не отличались, а виноград был совсем зеленый, со всякими букашками и муравьями. Словом, месиво получилось не очень-то аппетитное. Майк поставил под пресс большой кувшин, и скоро туда потекла коричневая жижа. Мы очень обрадовались, а Салли даже завизжала от восторга, так что Майк на нее прикрикнул. Мы вообще-то не играли с соседскими девчонками. Наконец нам надоело топтать виноград, но кувшин, уже наполнился. Майк побежал в дом и принес три стакана. Хлебнули мы этой гадости, так у нас даже рот свело. Не знаю, как мы тут же не отдали концы. Ничего отвратительней я никогда больше не пробовал. А уж поверьте моему слову, я немало отведал на своем веку всякой дряни.
– Но как вы могли от нее опьянеть? – спросил Брент. – Ведь это был виноградный сок, пусть кислый и грязный.
– А ты до конца дослушай. Детки мы были смекалистые. Майк говорит: «Подождите, я принесу из бара бутылку, отец свое питье всегда смешивает». «Неси скорее, – сказал я. – Чем мы хуже взрослых?» А Салли только прыгает и визжит от восторга. Вся мокрая и липкая от виноградного сока. Она еще толка в вине не знала. Майк побежал домой. Принес бутылку не то джина, не то водки – не помню уже. Но нам тогда это было все равно. Долили мы наши стаканы доверху, немножко поболтали и выпили.
Эми всю так и передернуло, и она рассмеялась.
– Хуже эта гадость от джина не стала. А всякие микробы и букашки-таракашки от спиртного, конечно, сдохли. Выпили мы еще по стакану, стало весело, побегали по двору и еще выпили. Словом, осушили мы кувшин вместе с бутылкой и даже не успели понять, что случилось – как были совсем пьяные. Салли так просто на ногах не держалась. Не знаю, что чувствовал Майк, а у меня перед глазами все поплыло. Майк завопил, что хочет покататься на карусели. У него во дворе висела на дереве старая шина; Майк взобрался на нее, а я стал его раскручивать. Салли все смеялась и падала на землю, вскакивала и снова падала. Майк крутился быстрее, быстрее – я старался изо всех сил. Вдруг его начало рвать и шина превратилась в вертящийся зловонный фонтан. Салли решила закусить одуванчиками, и весь ее рот был в белых пушинках. Тут вышла мама Майка и ахнула – ну и видик у нас, я вам скажу, был! Мать Салли тоже не была в восторге, но я помню: где-то в глубине души им самим было смешно. А для нас это был хороший урок – лучшего и желать не надо. Я потом неделю болел.
– Господи, какая смешная история! – сказала Эми. – А что сказали твои родители?
– Вот об этом-то и речь! Мой отец разорался так, что у него чуть не лопнули голосовые связки. Я-де опозорил его имя, как он будет теперь смотреть в глаза соседям! И тому подобное. А он, надо сказать, за словом в карман не полезет. Чего только я тогда не услышал. Как видите, мои предки еще в те далекие времена особой чуткостью не отличались. Как будто мы по крайней мере ограбили банк. А ведь это была просто игра, и она нас кое-чему научила.
– Да, глупо, конечно, – сказал Брент. – А у меня старики совсем другие. Они все понимают. Меня никто никогда даже пальцем не тронул.
– Да и меня тоже. Но я предпочел бы хорошую трепку. А то они как возьмутся воспитывать. Это у них называется психологический подход: пробудить чувство вины, заставить раскаяться.
– А меня однажды чуть не выдрали, – вспомнил Брент. – Я тогда был совсем маленький и очень испугался. Но мама все поняла.
– Расскажи, как это было, – попросила Эми. – Я очень хочу послушать. Запоминается ведь самое интересное.
– Мне тогда было года три-четыре, – продолжал Брент. – Мама и бабушка – она жила с нами – взяли меня в гости к бабушкиной сестре. У нее был свой дом и, наверное, что-то вроде фермы: я как сейчас вижу – большой двор, важно расхаживают индюки, хрюкают поросята. Меня, кажется, никогда раньше не брали к этой тетушке. Во всяком случае, до того дня я ее ни разу не видел.
Мы ехали в машине, за стеклами лил дождь. Мне было очень уютно. Я сидел у бабушки на коленях, на ней было платье в голубой цветочек, и она ласково поглаживала меня. А я смотрел, как по стеклу снаружи туда-сюда бегают дворники. Мама с бабушкой о чем-то разговаривали, но я их не слушал. Когда мы свернули на дорогу к дому, мама сказала мне: «Веди себя хорошо, Брент, не шуми, не бегай: тетя Сара очень больна». Машина остановилась, бабушка пошла в дом, к сестре, а мама повела, меня во двор посмотреть животных. Кругом были лужи и мне так хотелось пошлепать по ним босиком. На травинках висели капли дождя. Мы полюбовались на поросят. Они с наслаждением барахтались в первозданной грязи. Наконец, мама сказала: «Ну, а теперь пойдем к бабушке Саре в большой дом». В доме было очень тихо и сумрачно. Мы поднялись по лестнице наверх и вошли в просторную комнату. В глубине ее у стены стояла большая кровать, вокруг суетились женщины в белом. На кровати лежала тетя Сара. Мы прошли всю комнату и остановились. Я вцепился в юбку матери и, выглядывая из-за ее спины, видел, как пальцы тети Сары словно что-то обирали с одеяла, трепыхаясь подобно птицам. Мне показалось, если она улыбнется, кожа у нее вокруг рта натянется и лопнет.
– Мой маленький Брент, – прохрипела она, – подойди сюда. – И протянула ко мне сухую, блестящую, точно лаковую, руку. Я увидел на ней синие вздувшиеся вены и спрятался за спину мамы, но она подтолкнула меня вперед. Я почувствовал на плечах дрожащие ладони тетушки Сары.
– Поцелуй тетю Сару, – сказала мама.
Тетушка потянула меня к себе, а я как прирос к полу. Тетя Сара попыталась поцеловать меня. Но я вдруг вырвался, побежал вон из комнаты, скатился вниз по лестнице и выскочил во двор. Я ждал возле нашей машины, дрожа с головы до пят. Не знаю, почему она вызвала во мне такой ужас. Но мне было так страшно чувствовать ее дрожащие цепкие пальцы. В дверях появилась мама, и я не на шутку испугался. Я понимал, что я гадкий мальчишка, и ждал, что меня сейчас выпорют. Но мама молчала. Когда они с бабушкой подошли к машине, она сказала только: «Брент, иди садись. Мы едем домой». И она не отругала меня, не побила. Она поняла, что я пережил, ожидая во дворе.
– Ты счастливчик, – вздохнул Кирк. – Моя бы мать бросила меня на съеденье индюкам и уехала.
