Секрет забастовкис(Рассказы и стихи про американских ребят) - Кэй Элен (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
Майкл Голд
Тоска по дому
Первое время, очутившись в пионерском лагере, маленький Питер вел себя, как угрюмый старичок. Он не гулял, не играл в бейзбол, не хотел ни плавать, ни распевать песни у костра.
Он просто лежал на траве, на горячем солнцепеке, и дулся, надвинув шапку на глаза. Когда кто-нибудь заговаривал с ним, он огрызался. Когда ударяли в гонг на обед, он бежал к столу, проглатывал пищу, как голодный волк, и убегал прочь.
Ребята заметили это и стали избегать его.
Слишком много было веселья в лагере, чтобы обращать внимание на такого чудака. Он и выглядел странно. Питеру было двенадцать лет, но он был недоростком, чуть не карликом, с большой головой и красными мигающими глазами. Большая голова была бритая, на ней сидела шишка, как луковка, и три кривых шрама. Другие ребята пропеклись на солнце, но у Питера лицо было бледное, все в морщинках. У него были синие острые глаза, всегда нахмуренные брови. Почему он хмурился? Малыши стали даже побаиваться этого молчаливого паренька.
Лаура Вилли, белокурая славная конторщица, которая работала вожатой, никак не могла взять в толк, что случилось с мальчишкой. Вероятно, он изголодался, был слаб и хвор. Он был одним из ребят забастовщиков из Патерсона. Ребятишки часто поначалу так вели себя в лагере; им нужно было время, чтобы привыкнуть к здоровой, правильной пище, чистому воздуху и спокойному сну. Но Питеру и время не помогало.
Лаура хотела потолковать с ним, чтобы стряхнуть с него хандру, но как-то все не успевала, а к тому же все время ее грызли заботы. Первое лето Лаура Вилли работала вожатой; дело было новым и трудным. С неделю назад приезжал в лагерь организатор, и он сказал, что товарищ Лаура Вилли плохо ведет работу в лагере. Мало одних только читок и бесед у костра. Скучно ребятам слушать эти беседы.
— Жизнь — это лучший учитель, — сказал организатор. — Дайте им настоящую жизнь, настоящее революционное дело, вместо этих бесконечных лекций.
Что же придумать? Этот вопрос все время, как червяк точил мозг молодой вожатой, а все остальные мысли заняты были тем, чтобы управляться с пятью десятками шумных, озорных рабочих ребят. Вот почему она забывала о Питере и забыла бы о нем и вовсе, не ввяжись он в жестокую драку.
С ним в палатке было еще пятеро ребят. Как-то ночью огонь был потушен. Они лежали, болтая, как водится, в темноте. Луна ярко светила в открытые полотнища, с лугов тянул сладкий запах свежескошенного сена. Это была чудесная ночь, и ребята хохотали и возились, слишком счастливые, чтобы спать. А Питер лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку, и не говорил ни слова. Вдруг он повернулся, вскочил на ноги.
— Замолчите! — крикнул он.
Ребята удивились; они смотрели на его белое, перекошенное лицо и сверкающие глаза.
— Почему это нам молчать? — спросил Абе Гросс, сын швейника из Нью-Йорка.
— Потому что вы — щенки! — крикнул Питер. — Вы щенки, а не пионеры!
Это и заварило кашу, потому что какой же мальчик позволит обзывать себя щенком и какой пионер признает, что не годится в пионеры? Ребята подняли с Питером спор, и Питер вдруг толкнул Абе Гросса, а тогда Рэби Мэртин, негр из Гарлема, вступился за Абе, потому что Абе был маленьким, и через две минуты палатка походила на клетку с дикими обезьянами. Рэби и Питер тузили друг друга, остальные визжали и кричали. Они всполошили весь лагерь, и товарищ Лаура Вилли прибежала разнимать ребят. Она поместила Питера на ночь в другую палатку, а сама отправилась спать, раздумывая, как с ним быть.
Наутро, после завтрака, она взяла его с собой на спокойную, тихую лужайку в прохладный лес. Они сидели на больших камнях у ручья.
Питер сидел, надвинув шапку на глаза, и смотрел в сторону.
— Товарищ Питер, — начала Лаура Вилли, — я знаю, что тебе не по душе в лагере, и не пойму, почему. Что тебе не нравится тут?
— Ничего, — пробормотал Питер.
— Ты хочешь сказать, что тебе тут все противны? — усмехнулась вожатая.
— Нет.
— Так в чем же дело?
— Я хочу домой.
— Ты тоскуешь по дому, Питер?
— Я не знаю.
Трудно было выведать у него что-нибудь или заставить его говорить. На минутку, глядя на тщедушное тело мальчика и на большую голову, товарищ Лаура подумала, что это просто отсталый ребенок. Но она продолжала беседу.
Она старалась убедить его в том, как важно иметь пионерские лагеря для рабочих ребят, почему нужно быть ребятам здоровыми, сильными, развитыми, чтобы из них вышли лучшие солдаты революции.
Она рассказывала ему о советских пионерах, об их успехах, объясняла правила лагерной жизни и зачем нужны эти правила.
Она старалась отыскать хоть что-нибудь, что взволновало бы, заинтересовало бы его, но все было впустую: Питер отвечал ей только угрюмым ворчаньем.
В конце концов она решилась взять круче.
Она напомнила ему о последней ночной драке в палатке.
— Почему ты обозвал всех мальчиков щенками?
— Почему ты обозвал всех мальчиков щенками?
Ни звука. Питер уныло следил за серебряными струйками в ручье.
— Ты думаешь, что хороший коммунист зовет щенками своих товарищей?
Ни звука.
— Разве хороший пионер не дружит с товарищами, не участвует в лагерных сборах, не слушает бесед о Советской России и революции?
Никакого ответа. Питер еще ниже нахлобучил шапку, сплюнул, и жесткая улыбка стянула его губы. Товарищ Лаура пришла в отчаянье, заметив это выражение на его лице.
И тут случилась странная вещь. Лицо Питера сморщилось, как у грудного младенца, и крупные слезы покатились по бледным щекам. Он плакал.
Он вдруг заговорил, и рыданья сотрясали все его тощее, сухое тело.
— Я хочу домой, товарищ Лаура! Я ни за что не хотел в лагерь! Все ребята в Патерсоне ведут забастовку, и я нужен им! Я хочу домой. Мы должны выиграть забастовку, товарищ Лаура! А я здесь со щенками, которые только и знают, что играть в бейзбол. Я не хочу играть в бейзбол! Я хочу помогать забастовке!
Товарищ Лаура вздрогнула, услышав горячее признание мальчугана. Она наклонилась над Питером и ласково погладила его волосы. Он уткнулся лицом ей в колени.
— Питер, — сказала она, — ты настоящий пионер. Но ты должен остаться здесь, пока не станешь сильным и здоровым, чтобы лучше драться за забастовку, когда вернешься домой. Это будет не зря потраченное время. Питер, ты навел меня на мысль, которой мне не хватало. Пока ты здесь, ты организуешь в нашем лагере борьбу за патерсоновскую стачку. Ведь, правда, хорошо? Мы можем собрать по крайней мере сотню долларов и купим кучу продуктов для забастовщиков.
Питер взглянул на нее: его глаза заблестели.
— Правда? — спросил он с надеждой в голосе.
— Конечно, Питер, — сказала товарищ Лаура. — Ты позволишь, я помогу тебе организовать это дело?
— Ну да, ну да! — воскликнул он радостно.
— Давай же руку, товарищ!
Он вскочил на ноги и изо всех сил пожал ей руку.
На следующее утро, за завтраком, товарищ Лаура объявила, что вечером у костра будет такое, чего никогда еще не было. Вместо обычного чтения или бесед товарищ Питер расскажет о том, как он участвовал в патерсоновской стачке. Пионеры даже не знали, что Питер — из Патерсона, и когда они услыхали такую новость, они принялись кричать «ура» патерсоновским забастовщикам. Питер покраснел от гордости, слыша, как приветствуют его друзей.
Он произнес прекрасную горячую речь у костра. Он говорил почти час; этот тщедушный мальчишка оказался отличным оратором. Он рассказывал о голоде в Патерсоне, об урезках заработной платы, о рабочих сходках. Его отец работал на текстильной фабрике днем, а мать — ночью, чтобы иметь возможность заботиться днем о детях. И никогда не было у них достаточно еды и башмаков. Питер рассказывал о драках в пикетах, о газовых бомбах, которыми забрасывают их жестокие копы, о смерти двух забастовщиков.
