Неприкосновенный запас - Яковлев Юрий Яковлевич (чтение книг .TXT) 📗
- Что-нибудь случилось? - спросила девушка.
- Нет, все в порядке, - отозвался он. - Я сейчас принесу воду. Тут колонка не работает, я схожу к колодцу.
Слон тяжело вздохнул - выдохнул целый ветер.
Орлов постоял на месте, потом он сказал:
- Сегодня ровно год.
Зинаида Штерн испуганно посмотрела на него:
- Неужели год?! Орлов, милый, вам пора возвращаться домой. Хватит скитаться.
Орлов покачал головой. Девушка положила руку ему на плечо и заглянула в лицо:
- Вы опоздали родиться. Это в прошлом веке люди бросали все и уходили с бродячими комедиантами или с цыганами.
- Не гоните меня, - тихо сказал Орлов. - Я от вас ничего не требую. Какая разница: копаться в моторах или подметать манеж. Главное - это вы... И никакого прошлого века... Я пошел за водой.
Орлов повернулся и зашагал по дворику.
- Максим, что с ним делать? - спросила Зинаида Штерн слона.
Слон вздохнул и ничего не ответил.
Потом она шла рядом с Орловым по пустынному спящему городку и молча слушала его. Он был человеком на редкость молчаливым, но этой ночью заговорил. И все, что он говорил, было похоже на исповедь.
- Вы меня не понимаете? Хорошо, я объясню вам. Люди не довольствуются счастьем быть рядом. Они требуют - будь моей, будь моей женой. Потом выстирай мне рубашку... Они не понимают, что быть рядом - это великое счастье.
- Орлов... - Девушка смотрела ему в лицо, и ее глаза начали синеть от приближающегося рассвета. - Со временем люди лучше понимают друг друга, а я вас понимаю все меньше и меньше. Вы недоступны моему пониманию. Слышите! Ваше "быть рядом" звучит нереально, призрачно... Скажите, что будет, если я вас полюблю?
Ее слова ошеломили его. Он ничего не ответил.
- А если я полюблю, - продолжала она, - то я захочу стать женой и захочу стирать рубашку. Пошли на мост.
Они долго стояли на мосту и смотрели, как вода светлеет и над ней курится туман. И в это время в вышине послышался густой нарастающий звук.
- Что это? - спросила девушка.
- Самолеты. Наверное, идут воздушные маневры.
Они задрали головы и стали искать в небе самолеты. Гул плыл с запада... Вскоре они увидели несколько летящих машин. Небо на западе было еще ночным, но летящие машины высвечивались лучами невидимого восходящего солнца.
- Красиво летят, - сказала Зина.
- Да, красиво.
Самолеты приближались. Теперь их гул расплывался над всей землей и постепенно заглушил все звуки оживающего утра. Звук был плотный и ровный, и самолеты летели ровно.
И вдруг один самолет отвалился в сторону и стал падать. Он падал с пронзительным воем. Девушка прижалась к Орлову. Небо стало тяжелым. Оно упало на землю и придавило ее. И это падение было настолько стремительным и неожиданным, что Орлов и Зина не побежали, не бросились наземь. Они стояли у перил, и Орлов только успел обхватить руками маленькую черноволосую голову и прижать к себе каким-то непроизвольным защитным движением.
Крылья закрыли небо, и сквозь рев мотора зазвучали частые-частые удары молотка по железу...
Грохот надорвался и стал затихать. Железные молотки замолчали. Орлов разглядел желтый самолет с короткими крыльями, с длинными, хищно выставленными вперед шасси.
Девушка выскользнула из его рук. Он решил, что она оправилась от страха. Но когда он оторвал глаза от желтого самолета, Зина лежала на серых досках моста.
Орлов медленно спускался с моста, держа на руках мертвую девушку. Она оказалась удивительно легкой. Черная челка сбилась набок, освободила белый лоб. Глаза широко открыты, только синева в них погасла, заволоклась дымкой... Орлов был настолько ошеломлен гибелью Зины, что на первых порах не мог установить связь случившегося с реальной жизнью и воспринимал все как сон или как бред. Ему требовалось время, чтобы выйти из оцепенения... Время милосердия.
С каждым шагом Зина становилась тяжелей.
Военная смерть была рангом выше обычной смерти, и Зину похоронили на высоком берегу реки, рядом с пожарным, который десять лет назад спас ребятишек из горящего дома, и рядом с милиционером, погибшим от руки бандита.
На похороны собралось много людей. Каждый понимал, что пуля, оборвавшая жизнь девушки, была первым сигналом огромной надвигающейся беды. Эта пуля касалась всех. Сегодня она срезала Зину. Чей черед будет завтра? Может быть, кто-то откуда-то уже берет тебя на прицел. И ждет только удобного момента, когда прорезь, мушка и твое сердце окажутся на одной линии... Война не умещалась в хрупкие рамки привычной мирной жизни: они трещали по швам и ломались. Было страшно. В людях накапливалась решимость - устоять, не дать себя раздавить, уклониться от пули.
Шел второй день войны, и у свежевырытой могилы еще не задумывались над тем, что скоро поля, перелески, берега, ложбины, городские парки, склоны гор, скалы, отмели покроются тысячами могил. И каждого погибшего окружит простой и скорбный ореол Бойца, павшего за свободу и независимость своей Родины.
Вырыли могилу, еще никому не напоминавшую одиночный окоп. Цирковой оркестр сыграл траурный марш. Директор, сверкая стеклышками пенсне, произнес речь:
- Зинаида Штерн была хорошим, отзывчивым товарищем. Она любила цирк и работала не покладая рук во славу советского искусства. Война вырвала из наших рядов Зинаиду Штерн. Память о ней будет жить в наших сердцах. Спи спокойно, дорогая Зина!
Потом к могиле протиснулся партерный акробат Изюмов, старший из братьев Изюмовых. Он тоже стал говорить:
- Так вот, значит... я знал Зину девочкой, когда старик Эдуард Штерн привел ее в цирк... Так вот, значит, однажды слон наступил ей на большой палец, а она даже не заплакала. Так и осталась без одного пальца... Она выросла человеком... Выручала нас деньжатами... Мы, значит, любили ее... Что еще надо сказать?
Директор объявил:
- Прощайтесь, товарищи!
Все стали подходить к гробу. Смерть изменила ее лицо: не обезобразила его, а стремительно состарила, наложила печать страдания и горя. Скулы обострились, губы сжались. За сутки смерти девушка как бы успела прожить десять лет горестной жизни...
Орлов не появлялся. Он исчез. Никто не вспоминал о нем. Кому было до него дело? Есть Орлов или нет Орлова...
