Девочка-тайна - Нестерина Елена Вячеславовна (серия книг TXT) 📗
Но на середине песни Гликерия вдруг остановилась. В её ушах всё ещё жили дивные звуки недавнего концерта – и на их фоне её собственное пение вдруг показалось девочке таким несовершенным, таким плохеньким, что она со стыдом и ужасом зажала рот руками и оглянулась на маму.
Словно почувствовав её смятение, мама отвернулась в другую сторону и что-то рассматривала на покрытых инеем кочках.
Гликерия резко крутанулась вокруг своей оси; пробежала несколько шагов; сменив направление, побежала в другую сторону; остановилась. Сузив глаза и сжав губы, посмотрела на луну.
И наконец приняв какое-то решение, зашагала к машине.
– Да – если играть, если танцевать или петь, то это надо делать великолепно, – сказала она маме. – Или не делать вообще. Иначе стыдно.
Мама не стала возражать. Она-то хорошо знала, что такое максимализм. Всё – или ничего. Никак иначе. Иначе – только стыдно.
– Но ты же любишь петь? – уточнила она.
– Люблю… – Гликерия грустно кивнула.
– А ты пой тогда, когда тебя никто не слышит, – предложила мама.
– Да я раньше так и делала. А сейчас никак не могу! – горько воскликнула Гликерия. – Но певицей я не хочу быть, ты даже не думай! Просто на свете так много красивых песен…
– Ну вот и пой, когда захочется – и они всегда будут с тобой! Ты же не станешь никого заставлять себя слушать? Это будет насилие.
– Конечно, не стану!!!
– Так и пой себе на радость.
Гликерия благодарно посмотрела на маму и перевела взгляд в залитое лунным светом пространство. Стыд, который жёг ей мозг, постепенно остывал.
…Наконец, мама и девочка сели в машину. Их путь продолжился. До старого рыбацкого дома оставалось уже не так много.
Прошло несколько дней – и померкший ужас всё-таки настиг Соколову Олю. В школе, конечно же.
– Ну вот – отсеяли всех наших из концерта! – всплеснув руками, заявила на классном собрании после уроков Марина Сергеевна. – Никто не будет участвовать, плохие номера, завуч сказала – надо что-то поинтереснее. Так что шевелите давайте извилинами, что будем показывать?
Это была правда – всё, что могли, ученики девятого «А» уже исполнили на предыдущих концертах. И прыгнуть выше головы вряд ли у кого бы получилось.
Пока все напряжённо думали, Марина Сергеевна подозвала к доске Гликерию. Явно приготовившаяся к быстрому старту новенькая распрощалась со своими планами скоренько покинуть сегодня школу, оставила застёгнутый на все замки рюкзак и подошла к ней.
– Вот ты, Гликерия, будешь представлять наш класс на новогоднем концерте, – сказала учительница.
– Я??? – Девочка даже дёрнулась от неожиданности. – Почему я?
– Ну ты же хорошо поёшь, – уверенно заявила Марина Сергеевна.
Гликерия посмотрела на неё с удивлением. А сердце Оли Соколовой сжала ледяная рука страха.
– Я? Хорошо пою? – проговорила новенькая и, в свою очередь, спросила: – А когда вы могли слышать, как я пою?
Оля знала, куда сейчас посмотрит Гликерия. И не ошиблась – взгляд новенькой остановился на Олином лице. В её потемневших глазах был удивлённый вопрос: «Зачем?» Оля заметалась, её собственные глаза наполнились слезами отчаяния.
Но положение спас Димка Савиных.
– Она стихи умеет рассказывать! – задорно крикнул он с места. – Про покойников! Ей даже за это пять с плюсом Анжелика Аркадьевна поставила, во! Пусть стих прочитает – как на детском утреннике!
Оля не сомневалась: конечно, Огузова тут поработала – наверняка это она рассказала Марине о пляжном вокале новенькой! Савиных в своём суетливом мире вполне мог про это и забыть – его жизнь происходила здесь и сейчас. А Танька отлично помнила все события и факты. Вот и поделилась с любимой учительницей.
…Оля сжала голову руками. Надо подойти к новенькой после уроков, надо объяснить – что не она слила информацию Марине Сергеевне, не она! Но тогда придётся заложить Сашку и остальных?
– Пожалуйста, давайте не будем! – попросила учительницу Гликерия – и с мольбой на неё посмотрела. – Я не хочу. Правда.
– Понимаю: ты стесняешься. Новая школа, новый коллектив, как человеку раскрыться? Ну вот и перестанешь стесняться! – обрадовалась Марина Сергеевна и бодрым голосом массовика-затейника продолжала: – Выступишь – и поверишь в себя. Здесь все свои! Мы все вместе, мы команда. Да, вся школа – одна большая команда! Спой-ка – и мы поддержим тебя!
Новенькая заволновалась – а значит, подумала Оля, не такая уж она непрошибаемая.
Гликерия быстро и горячо заговорила:
– Нет-нет! Зачем же? Мне совсем не нужно верить в себя! В смысле самоутверждаться… Да и моё пение вряд ли кому понравится – ничего особенного, честное слово!
Но Марина Сергеевна с подчёркнутым дружелюбием смотрела то на весь класс, то на взволнованную новенькую. И качала головой в значении «отказы не принимаются».
Оле Соколовой так хотелось вскочить, схватить Гликерию за руку и умчаться с ней вон из класса. А то она стояла перед всеми, как у позорного столба, и просила учительницу не мучить её концертом. Но Марина Сергеевна включила опцию повышенной общественной активности и не оставляла свою жертву в покое. Так что никакая Оля тут не помогла бы. Даже с предложением выступить вместо Гликерии. И удивить публику на концерте чем-то невозможным – хождением по проволоке, например. Марине Сергеевне нужна была только Гликерия.
И новенькая поняла это. Оля, которая просто места себе не могла найти и страшно мучилась, вдруг вместе со всеми увидела, как Гликерия собралась, выдохнула и после длительной паузы твёрдо сказала учительнице:
– Нет-нет, спасибо, Марина Сергеевна. Петь не получится.
– Ну ты же должна принимать участие в жизни коллектива, ты это понимаешь?.. – поинтересовалась Марина Сергеевна.
– Да, – кивнула Гликерия. – А может, стих, басня, проза?
– Не получится. Это концерт вашего креатива, а не конкурс чтецов.
– Ну тогда давайте, чтобы помочь концерту, я развешу украшения в зале. Или могу занавес погладить. Или сделать ещё что-нибудь полезное.
Марина Сергеевна отрицательно покачала головой:
– Нет. Это есть кому делать. Тебе надо активно вливаться в коллектив.
– Но зачем, зачем? – Гликерия взволнованно сжалась и сделала полшага назад. – Не могу я в команде… Не люблю в коллективе. Можно я сама по себе?..
– Сама по себе – это значит пусть тебе родители домашних учителей нанимают. – Марина Сергеевна явно пошла в наступление. – А здесь вы учитесь все вместе, здесь школьный коллектив, деятельность которого нужно поддерживать. Что это у тебя за индивидуализм такой?
– А может, она анархист-индивидуалист? – крикнул Димка Савиных.
В классе засмеялись.
– А что, есть такие – анархо-готы, – поддержал Димку кто-то из ребят.
Оля Соколова даже оглядываться не стала, ей и так было слышно, кто. Макушев.
Снова послышался смех.
– Ну вот, – весело подвёл итог Димка, – всё теперь и понятно.
– Что тебе, Савиных, понятно? – не удержалась Марина Сергеевна.
– Да понятно, – развёл руками Димка. – Наш анархист петь не будет. И плясать наверняка тоже.
– Не буду, – улыбнулась Гликерия. Приложила руку к сердцу и попросила: – Марина Сергеевна, можно я этот концерт просто посмотрю? Ну не умею я выступать.
Марина Сергеевна огорчённо махнула рукой, и Гликерия отправилась на своё место. Активные девчонки наконец что-то придумали – и поспешили с предложением к учительнице. Гликерию оставили в покое. Как, впрочем, и всех остальных – потому что затея девчонок оказалась дельной. Повеселевшая Марина Сергеевна тут же бросилась разрабатывать их проект – и все остальные были отпущены по домам.
Конечно, Гликерия снова ускользнула – хотя Оля и Сашка, не сговариваясь, бросились к ней сразу за дверями кабинета физики. Новенькая только понимающе посмотрела на Олю, которая с умоляющим выражением на лице подскочила к ней и собиралась всё объяснить, хоть и сама не знала как.
– Ну рассказала – и рассказала, ничего страшного, – добавила Гликерия и беззаботно махнула рукой.