В дебрях Кара-Бумбы - Дик Иосиф Иванович (онлайн книга без .TXT) 📗
– А уговор?
– Да бог с ним, с этим уговором!
– А ты, брат, малодушный, - усмехнулся Владимир Сергеевич. - Говорил, надо воспитывать волю, надо закалять характер, а сам? Можешь, конечно, брать продукты. Там, кстати, на веревочках висит и масло и сахар. Я их рюкзаком прикрыл - не промокли.
Он взял ложку и принялся хлебать нашу «уху».
Кастрюлю мы уничтожили в пять минут. Но не всю. Мы еще надеялись, что придет Лешка и спросит свою порцию.
Дождь перестал. С неба уходили последние тучи, и лес ежеминутно менял свое освещение: то становился ярко-зеленым от солнечных лучей, то моментально темнел. И миллионы капелек на ветвях, на сосновых иголках, на цветах то вспыхивали, как алмазы, то угасали. И птичий щебет то умолкал, то раздавался с новой силой. Потом вдруг все зазеленело, зацвенькало, засверкало, и к нам в лес пришло ослепительное, жаркое утро.
– Да здравствует шалаш - поел и шабаш! - воскликнул Владимир Сергеевич. - Начинаем трудовой день! Сегодня у нас разведка: где работа, какая работа. Мы можем пойти на подсобное хозяйство дома отдыха, в колхоз. А то и на Оку. Видел, там баржа с цементом пришла? Станем грузчиками! Лучше помогать от чистого сердца, чем болтаться без дела. «Все работы хороши, выбирай на вкус…»
Мы прикрыли наш шалаш дверью, сплетенной из еловых ветвей, предварительно уложив в него все походное имущество, и снова отправились на реку.
Маленькая баржа была причалена к деревянным жиденьким мосткам. Она была уже наполовину разгружена, и цемент в мешках лежал под брезентом на берегу. Около баржи нас встретила женщина-сторож.
– Скажите, тетя, - обратился к ней Владимир Сергеевич, - а чья это баржа?
– Колхозная.
– А разгружать будете?
– Конечно. Тут ребята были, Мишка да Петька, а потом ушли. Говорят, мало платят.
– А сколько платят?
– Десять копеек за мешок. Вынести из баржи и уложить. А в мешке, чай, килограммов сорок.
Владимир Сергеевич, прищурив глаз, прикинул расстояние от баржи до штабеля мешков и спросил:
– А деньги когда?
– Разгрузите и сразу получите.
– Без ведомостей? - улыбнулся Владимир Сергеевич.
– Да зачем они, волынку разводить! Мне председатель дал десятку и говорит: «Рассчитывайся сама».
– Отличная постановка дела! - сказал Владимир Сергеевич и, сняв с себя рубаху и штаны, бросил их на траву.
Эта работа была очень тяжелая. Помогать Владимиру Сергеевичу я не мог. Я только стоял в барже на мешках и пытался за края подцепить их и поудобнее укладывать на его спину.
Шатающиеся мостки прогибались под ногами Владимира Сергеевича, и он ежесекундно мог свалиться в воду. Его черная загорелая спина покрылась цементной пылью, которая смешалась с потом и струилась по ложбинке между лопаток.
Владимир Сергеевич вынес на себе двадцать мешков, а потом лег на траву и закрыл глаза. Я сел около него и молчал. У него высоко вздымалась грудь и на шее пульсировала жилка.
Владимир Сергеевич заработал два рубля. Мы их тут же получили и пошли отмывать рабочий пот.
– Даром деньги никому не даются! - сказал Владимир Сергеевич. - Но главное, честное слово, не в деньгах, а в том, что поработал, сделал дело.
В буфете на станции мы купили батон белого хлеба, бычки в томате и свежих огурцов.
Неподалеку от шалаша, пробираясь через кусты, мы случайно забрели в малинник. Красно-фиолетовые прозрачные ягоды, еще влажные от дождя, словно маленькие китайские фонарики, гирляндами висели на кустах, окруженных крапивой.
– Ну, вот нам и еще дело подвернулось! - подмигнул я Владимиру Сергеевичу.
Малина была сочная, сладковатая. Я сначала, сняв ягодку с ножки, заглядывал в ее беленькое бархатное нутро - нет ли там червяка, - но, не найдя во многих ягодах и намека на его существование, отказался от предварительной проверки и пустил малину в «переработку» с удвоенной энергией.
Но вот около шалаша послышались какие-то женские голоса.
Потом мы увидели, как мимо нас с чайником к роднику пробежал… Лешка. Вот так новость!
Нам захотелось посмотреть на незнакомых пришельцев, и мы решили подобраться к шалашу незаметно.
Первое, что мы увидели сквозь кусты, это наш стол. На нем на развернутых бумажках лежали колбаса, плавленый сыр, яйца, открытая банка шпрот.
– Мама! - закричал я и бросился к маме, которая на четвереньках вылезала из шалаша. Следом за ней показалась и Тина Львовна.
Обе мамы горячо поцеловали меня, а увидев Владимира Сергеевича, протянули ему руки.
– Владимир Сергеевич, что это значит? - вдруг возмущенным голосом сказала Тина Львовна. - Выходим мы на станцию и вдруг видим - ну подумайте только! Мой мальчик на перроне. И что он делает? Торгует земляникой! Я его спросила: «Сколько стоит?» А он: «Двадцать копеек стакан!» Держит в руках кастрюлю и торгует! Я прямо заплакала: «Леша, объясни, что это такое!» А он: «Мы так решили!» Скажите, что это значит? Что вы решили? Как вы решили?
Но Владимир Сергеевич что-то промычал в ответ и тут же, улыбаясь, пошел в лес за дровами.
Лешка принес с родника чайник и повесил его над костром на толстой палке. Потом он полез в шалаш и, вытащив оттуда буханку черного хлеба, положил ее на стол и торжественно сказал:
– Вот! Моя! А у вас что-нибудь есть?
Я показал ему пальцем на кастрюлю с «ухой».
Тина Львовна взяла кастрюлю в руки, понюхала ее и брезгливо поставила на стол.
– Ты что даешь? - спросила она меня. - Ты видел, что ты даешь ребенку?
– Это уха, мы тоже ею питались.
– А ты загляни в кастрюлю, загляни!
Я заглянул в кастрюлю и ахнул. В нашей «ухе» было полно еловых иголок, которые, видно, нападали туда с шалашных веток.
– Подумаешь, иголки! - сказал я. - С ними даже вкуснее. Это витамины.
– Вот ты сам и доедай витамины, а Леша будет питаться по-человечески, - сказала Тина Львовна и принялась делать бутерброды. И вообще садитесь все за стол. Сначала поедим, а потом пойдем гулять.
Наши мамы в четыре проворных руки быстро вымыли стаканы, ложки, тарелки, поставили сковородку на угли и зажарили яичницу с луком и колбасой. Откуда-то у нас на столе появилась бумажная скатерть и букетик ромашек.
Моя мама то и дело гладила меня по голове. Лешкина тоже не сводила глаз со своего чада и причитала:
