Зеленое окно - Тихомиров Олег Николаевич (бесплатные версии книг .TXT) 📗
Иностранец хотел было ударить дядю Васю в живот ногой, но тот успел поймать ее и так дернул вверх, что иностранец рухнул на землю. Сам же дядя Вася тоже не удержался и упал рядом с ним.
Прохожие подбежали к ним, растащили в разные стороны.
— Пустите! — кричал дядя Вася. — Это же фашист… Сволочь…
Кто-то побежал звонить в милицию.
Подъехал мотоцикл. Дядю Васю посадили в коляску. Туда же сунули этюдник, штатив и рамку с холстом.
В красную машину к иностранцу сел милиционер.
Мотоцикл и машина уехали.
Народ долго не расходился. Кто-то говорил, что пойдет свидетелем: немец, мол, первый пытался ногой ударить.
Диман подобрал несколько тюбиков с красками и пошел к дому.
Вот какую историю мы узнали у Димана.
— Ребя! — подскочил на месте Виталька. — То-то отца из дому вызнали, позвонили но телефону из милиции. Вначале отец нахмурился, спрашивает, когда это и где произошло. «Да, — говорит, — сейчас выезжаю…» А потом еще послушал что-то и говорит: «Все правильно, я тоже его знаю… Ну как же, в нашем доме живет, работает осветителем сцены… бывший партизан… А насчет Кернера срочно запрос в Москву… Уже связались?… Ну хорошо. Я еду». Скинул пижаму, раз, два — оделся и готово — ушел.
Мы наперебой стали говорить Витальке:
— Слушай, ты узнай у отца про все, ладно?
— Скажи, чтоб дядю Васю отпустили.
— Про Кернера спроси.
Виталька замотал руками:
— «Спроси, спроси»! Так он и скажет.
Мы приуныли: действительно, для чего ему все выкладывать-то?
— А ты не сразу спрашивай. Осторожно. То да со, а там он, может, сам проговорится, — посоветовал Диман.
— Умник! — сказали мы ему. — Вперед кто другой проговорится, только не он. Может, он для того прокурором работает, чтобы тайны выбалтывать, да?
Наутро мы не могли дождаться, когда же Виталька выйдет во двор.
Попробовали было сыграть в футбол, но то и дело поглядывали на Виталькнн подъезд, за мячом следили плохо, игра не клеилась.
— Пойду позвоню по телефону, — не выдержал Диман.
Я тоже увязался с ним.
Телефонная будка стояла на самом солнцепеке, и в ней было жарко, как в парилке.
— Откроем дверь, — предложил я. В будку сразу ворвался городской шум, протарахтел мотоцикл, прожужжала тележка на шарикоподшипниках, которую везла мороженщица. А тут еще Силин заиграл на трубе свою проклятую песенку.
Диман набрал номер.
— Алло! Виталика можно? Виталика… — и со и остью повесил трубку. — Ничего не слышат, нет, говорят, не аптека.
— Кто подходил?
— Кажется, Леха. Есть монетка?
Мы закрыли дверь и опять покрутили диск.
— Алло! Алло! — закричал Диман. — Леха, Витальку попроси… Нужно, вот зачем… Тол», ко повесь попробуй, тогда во двор не выходи… Не слышу. Кто заболел? Ты заболел? Болей себе на здоровье, мне не ты нужен, а Виталька… Почему не может? Плохо слышно… Где засел? — Диман онемел от ярости.
Я понял, что Леха будет еще долго его дурачить. Диман хоть и был самый сильный у нас, но над ним любили посмеяться. А в будке уже невозможно было стоять. Пот лил с нас ручьями. Я выхватил трубку и закричал:
— Леха, мы насчет дяди Васи, понимаешь? Зови скорее Витальку или скажи, что мы его ждем. — И я бросил трубку.
На улице, немного остыв, я подумал, что раз Леха хохмит, то, наверное, с дядей Васей все уладилось.
Едва Виталька появился во дворе, как его тут же обступили.
— Ну как? — спросил Диман.
— Что — как? — захотел немного поломаться Виталька.
— Про дядю Васю узнал? — вмешался я.
— А, про дядю Васю…
Никак не могу понять: ну зачем тянуть, когда все только и смотрят тебе в рот и ждут, что же ты скажешь? Если б не дядя Вася, плюнул бы да ушел. Но Виталька знал, что делает: сейчас он был хозяином положения.
Виталька нам сообщил, что с дядей Васей ничего страшного не случится. Его отпустят, только оштрафуют. Он сказал еще, что за дядю Васю вступился весь театр и что во всем том дело никакой тайны нет. Немец был в городе во время воины, работал в жандармерии и даже допрашивал дядю Васю. Сведений о том, что дядя Вася связан с партизанами, у немцев не имелось, были только подозрения. Его пытались запугать, ударили несколько раз, но дядя Вася все отрицал, и тогда его решили отправить на работы в Германию. Эшелон, в котором его везли, перехватили партизаны. И дядя Вася опять стал сражаться с фашистами. А Кернер был потом взят в плен. У него и документы об этом есть, и из Москвы подтвердили. Живет он в Западной Германии. Владелец аптеки. Сейчас путешествует, хочет посмотреть на города, в которых был двадцать лет тому назад. Из милиции его уже отпустили.
— Сволочь! — процедил Диман. — Кирпичиной бы ему.
— Отец говорит, он свое получил по заслугам, — сказал Виталька.
Кругом зашумели:
— А ногой хотел ударить.
— Прямо в живот…
— Еще штрафуют из-за него.
Я молчал. Значит, я видел живого фашиста. Бывшего, правда, но фашиста. И когда-то он бил наших людей, бил дядю Васю. Значит, теперь вот они какие — ходят в замшевых курточках, разъезжают в красивых машинах. А мы-то, дураки, пялили глаза на их автомобили. Нет, машины ни при чем. «Мустанг» действительно хорош. Да и не Кернер его сделал. Он лишь купил, его, гад мордастый! Рожу-то прямо как свеклой вымазал… Я ведь сам видел в газетах фотоснимки: собираются всякие недобитые с гитлеровскими орденами, флаги вывешивают, песни горланят, снова воевать хотят. «Кирпичиной бы…» — вспомнил я слова Димана и вздрогнул. А если вправду? Залепить разок-второй, чтобы помнил. Только нужно по-умному. Напротив «Интуриста» высокий дом. Войти в подъезд и с третьего или четвертого этажа шарах-шарах по машине. И домой. А на улице паника. Фашист развопится… Жаль, конечно, «Мустанг». Да ладно, ничего не поделаешь.
Эта мысль жгла все сильнее и сильнее. И я видел, что никуда мне теперь не деться. У меня так бывает: втемяшится что-то в голову, и все, не выбьешь это нипочем. Я понимал: раз Кернера выпустили, значит, его проверили. Все в порядке. Может продолжать свое путешествие. Может спокойно продавать в своем Мюнхене микстуры и клизмы. А дядя Вася? Как же все в порядке, если он допрашивал дядю Васю? Он, этот самый Кернер, а не кто-то другой. Нет, я по этому поводу думаю иначе. Уж если я могу что-то сделать для дяди Васи своими руками, то…
Отозвав Димана в сторонку, я сказал:
— Послушай, давай вместе, идет?
— Что?
— Кирпичиной.
— Что? — опять спросил Диман.
— Влепим по разику — и будь спок, — сказал я.
Диман ничего не понимал. А может, притворяется.
— Трепло! — сказал я.
— Постой, постой! — догадался наконец Диман. — Я не трепло, ты же знаешь. — И он взял меня за руку: — Айда.
Я помедлил, потом предложил:
— Прихватим Витальку.
— Давай, только…
— Что?
— Он не захочет.
Виталька весь просиял, когда узнал о нашем плане.
— Молодчаги, — похвалил он нас, — не берите только большие камни.
— Знаем-понимаем, — сказали мы, — айда.
— Ребя, — помялся Виталька, — мне нельзя, от отца влетит. Он же…
— Удерем. Никто нас не увидит, — заверил Диман.
— А если?
— Если бы да кабы… — проговорил я. — Идем. Сначала попадет, а потом простят.
— Нет, ребя. Мне нельзя, — повторил Виталька. Мы с Диманом пошли к воротам.
Конечно, втроем было бы веселее. Нет, я не боялся. Я уже знал, что не отступлю. Но все же втроем шагалось бы как-то увереннее. Я подумал, что Таня, будь она мальчишкой, пошла бы с нами. Что же из того, что она дружит с Виталькой? Все равно она человек справедливый и сильный. Так мне почему-то кажется.
Хорошо, что рядом Диман. На турнике он подтягивается одиннадцать раз, а мы с Виталькой лишь по пять. Но дело не в этом. Я знаю, что Диман никогда не подведет. С ним можно в огонь и в воду. Мы могли бы стать друзьями, только мне с ним как-то не очень интересно.
Виталька говорит, что Диман — лопух: что ни скажешь, всему верит. Но Виталька может еще и ми так наплести.
