Андерсенам - Ура! - Хельмебак Сигбьерн (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
— Теперь мы сможем уплатить по счету за свет, — только и смогла выговорить она.
— По счету? — Хермансен сразу же вспомнил, за чем пришел.
О, он продумал эту акцию очень тщательно. Сначала вручение примуса, а затем сбор денег с общественности на оплату счета за свет. Получалось двух-трехсту-пенчатая ракета громадной силы. Но теперь он понял, что план сорвался...
— За электричество, — сказала фру Андерсен и по казала чек.
Из-за небольшой дальнозоркости пришлось чек держать в вытянутой руке, но опытным взором банковского чиновника он сразу же увидел, что это именно чек, и возмутился, что тот смят и обожжен по краям.
— Так нельзя обращаться с чеком, — недовольно пробормотал он, но забыл о своем возмущении, как только надел очки и рассмотрел сумму. — Семьдесят тысяч девятьсот девяносто пять... — Он привык к чекам на более значительные суммы, но, когда прочитал имя Карла Альфреда Андерсена, до него дошло, что это означает.
— Вот уж действительно! — он протянул чек фру Сальвесен.
— Чек очень смят, по-моему, и немного обожжен... Фру Сальвесен сама работала в банке и была специалистом, но Хермансен лишил ее всякой надежды, коротко сказав:
— Чек в порядке.
— Поздравляю, Андерсен. И вас тоже, фре... фру Андерсен, — фру Сальвесен быстро вернула чек.
— Слышите, ребята, мы выиграли! Мы богачи!
Фру Андерсен взяла Малышку на руки и закружила ее. Ребята столпились вокруг, даже Туне и Эрик, сидевшие на дереве, осмелились спуститься.
— Мы разбогатели! — кричал Андерсен. — Слышите, что мать говорит? Теперь у вас будет все, что душе угодно!
Хермансен попытался вставить слово:
— Ну, ну, семьдесят тысяч — большая сумма, и если вы вложите ее во что-либо разумное... — он сделал жест в направлении дома и сада. Никто, однако, не слушал.
— У вас будут новые платья! — кричал Андерсен.
— Мы можем купить телевизор! — кричала Сильви.
— И проигрыватель!
— И машину!
— И жаровню! — не без злорадства крикнула Туне.
Но, как всегда, последнее слово осталось за фру Андерсен.
— Ты сможешь бросить работу! — сказала она мужу.
— Нет, послушайте, фру Андерсен. Неужели вы это серьезно? — в голосе уже был намек на уважение, чуть ли не почтение. — Не хотите же вы сказать, что ваш муж перестанет работать? — Хермансен несколько натянуто засмеялся.
— А почему бы и нет? Он изматывается вот уже скоро тридцать лет.
— Но если вы будете экономны и бережливы...
— Экономны? — Андерсен повернулся к нему. — Зачем экономить, когда у тебя ничего нет или когда что-то есть? А у нас есть, мать! К чертям экономию, пошли в магазин!
Хермансену так и не дали высказаться. Ребята плясали вокруг родителей, прибежали дети с детской площадки. Андерсен протянул руку, но Хермансену не хотелось отдавать чек.
— Может, лучше мне взять его в банк? Я бы открыл счет...
Его слова потонули в общем гаме. Фру Сальвесен подошла к бочке и снова положила примус в коробку.
— Какая вульгарность! Можно подумать, что они коммунисты!
— Мы должны немедленно собрать правление, — веско сказал Хермансен.
Золоченые каминные часы жиденько пробили семь. Хермансен подождал, пока замер последний удар, и осторожно постучал председательским молоточком, давая понять, что собрание открыто. Обвел взглядом стол, чтобы проверить, все ли члены правления в сборе. Фру Сальвесен сумела созвать их в рекордно короткий срок. А теперь сидела справа от Хермансена и перебирала бумаги, пока он не начал говорить.
— Создалась совершенно новая ситуация! — начал Хермансен, но его сразу же прервал Лейвестад, всего-навсего заместитель председателя.
— Замечание к повестке дня!
— Слово имеет Лейвестад, — Хермансен бросил неодобрительный взгляд на Лейвестада, заместителя.
— Я хочу обратить внимание на то, что согласно параграфу третьему постановления проект повестки дня должен рассылаться минимум за двое суток до собрания правления за исключением совершенно экстраординарных случаев.
— Ситуация как раз экстраординарная. Позже у нас будет возможность обменяться мнениями, — Хермансен для верности снова постучал молоточком. — Правление уже знакомо с тем, что произошло. Не впервые мы ставим на повестку дня вопрос о семье Андерсена...
— Слишком часто, — фру Сальвесен сказала это шепотом, чтобы не прервать оратора.
— По-моему, следует сказать, что ни их образ жизни, ни порядок на их участке никоим образом не удовлетворяют этическим и эстетическим требованиям современного общества, — Хермансен сделал заметку в блокноте, поскольку Лейвестад снова поднял руку. Некоторые из членов правления воспользовались паузой, чтобы высказаться.
— Он позорит кооператив!
— Теперь у них есть средства, чтобы купить себе квартиру!
— В другом конце города! — это сказала фру Сальвесен, и Хермансен предостерегающе поднял палец.
— Слово имеет херр Сэм! — воцарилась тишина. Сэм был теолог и работал в университете. Домом в кооперативе поменялся с одним руководителем филиала, совершившим растрату. Обмен великолепный. Через месяц после въезда Сэма уже выбрали в правление, одновременно сделали руководителем молодежного клуба кооператива. Его речи всегда отличались деловитой весомостью и производили впечатление.
— Я не придаю большого значения таким вещам, — сказал он серьезно. — Пусть семья живет даже в палатке — мне безразлично. И если я реагирую, то в первую очередь из-за молодежи. Влияние... Хорошо, на этом я могу закончить, но мой опыт преподавательской работы в высшей школе научил меня, что значит влияние среды.
— Отказываюсь от слова, — сказал Лейвестад, сидевший все время с поднятой рукой.
— Я тоже, — сказал Рошер-Теодорсен. — Я полностью согласен с Сэмом. Дети!
— Да, но у вас-то детей нет, — несколько насмешливо сказала фру Сальвесен.
Жена Рошер-Теодорсена была на пятнадцать лет моложе супруга и не упускала случая критически высказаться о его мужских достоинствах. Рошер-Теодорсен заметно покраснел, и Хермансен поспешил перевести беседу в нужное русло.
— У Андерсена появилась возможность создать нормальные условия жизни для себя и своей семьи. Правление, конечно, поможет ему всем необходимым.
Фру Сальвесен снова взяла слово.
— Когда у таких людей заводятся деньги, это ни к чему хорошему не приводит. Он как был так и остался неотесанным шофером грузовика.
— Профессия тут совершенно ни при чем! — Хермансену снова пришлось прибегнуть к молотку. — Снобизм — неизвестное у нас понятие. Выполняем ли мы умственную или физическую работу, мы все... — он сделал красноречивый жест. Все кивнули. — Второй неписаный закон — невмешательство в личную жизнь, — продолжал Хермансен. — В жилищном кооперативе все имеют право жить своей жизнью. В определенных рамках. Андерсен преступил эти рамки — запустил свой участок, оскорбляет чувства других, проявляя презрение к тем правилам, на которых зиждется общество, — он говорил тихо и серьезно, слова звучали весомо, как слова судьи, читающего пункты обвинения перед вынесением приговора. — Кооператива как такового не касается, что делает семья в своих четырех стенах. Но раз семья стала обладателем крупной суммы, мы можем потребовать, чтобы Андерсен немедленно привел в надлежащий порядок дом и сад. Мы, — он кивнул в сторону фру Сальвесен, — позволили себе составить предложение в четырех пунктах. Я как председатель считаю, что правление должно действовать безотлагательно!
Опытный председатель Хермансен всегда обосновывал свои предложения с деловым красноречием, сегодня находился в прекрасной форме, а вносимые предложения были жемчужинами искусства формулировок, хоть все время и мешали крики, доносившиеся в открытое окно.
Шум то нарастал, то затихал, точь-в-точь как на стадионе, когда назревает гол. Сделав паузу, Хермансен заметил: собравшиеся не следят за его речью, а уставились в окно, проявляя все признаки смятения.
— Может быть, закрыть окно? — произнес он, но в тот же миг тоже вытаращил глаза.
