Как я влиял на Севку - Куликов Геомар Георгиевич (книги без сокращений TXT) 📗

Весь урок полетел, понятно, вверх тормашками.

Пока искали горшок, пока пересаживали лимон, пока Любовь Дмитриевна подрезала повреждённые веточки — прозвенел звонок.

В нашем классе сразу началось столпотворение. Набилось чуть не полшколы. Пришёл директор, завуч Светлана Владимировна, классный руководитель Анна Ивановна. Томка и Лялька с распухшими от слёз физиономиями твердили одно и то же: они ничего не видели, они ничего не знают…

— Вот что, — сказал директор, — я полагаю, нам здесь делать нечего. В классе, достаточно взрослые люди для того, чтобы самим разобраться в происшедшем. Согласны? — спросил директор у нас.

— Согласны! — ответили мы нестройным хором.

Директор выпроводил всех ребят и ушёл сам. Вместе с ним ушли учителя. Мы остались одни.

Игорь засунул ножку стула в дверную ручку, чтобы никто не лез в класс и объявил экстренный, внеочередной сбор отряда открытым. Постучал карандашом по столу и сказал:

— Надеюсь, тот, кто это натворил, встанет сейчас и всё расскажет нам.

Игорь замолчал и строго оглядел класс. Однако никто не встал и ничего не рассказал. Тогда Игорь произнёс длинную гневную речь. Но и она не помогла. За Игорем стали выступать другие.

— Оказывается, — начала Аня Муравьёва, она была у нас старостой, — среди нас есть пионер, нет, не пионер, а просто трус, которому не дорога честь отряда, который…

Она ещё долга перечисляла всякие «которые»… Через полчаса в классе стоял крик, как на новгородском вече. Один только человек вёл себя так, будто происходящее его совершенно не касается. Этим человеком был Севка. Он сидел за своей партой и читал пухлую, растрёпанную книгу. Меня распирало от возмущения. Я готов был вскочить и указать пальцем на Севку: «Вот чья это работа». И рассказать всё, что я видел. Но мне хотелось, чтобы Севка сознался сам.

Я поднялся и, не сводя с Севки пристального взгляда, твёрдо произнёс:

— Ребята, лимон уронил я.

Сразу наступила тишина. А Севка посмотрел на меня и снова уткнулся в книжку.

— Так, молодец, — сухо бросил Игорь. — Ну, докладывай.

— Нет! — мой голос сорвался. — Пусть Мымриков расскажет. Он всё видел…

— Хорошо, — согласился Игорь, — пусть говорит Мымриков.

Я прямо-таки сверлил взглядам Севку. Он поднялся, пожал плечами:

— Как уронил? Обыкновенно. Как роняют. Полез на окно, задел ногой и готово. Горшок на мелкие кусочки. А когда спрыгнул, наступил на лимон.

— Ты всё видел? И до сих пор молчал?! — глаза Игоря метали громы и молнии.

— А мне что, больше всех надо?

— Ясно, — сказал Игорь. — Все могут разойтись. Попрошу остаться членов совета отряда. И Горохова. А завтра проведём отрядный сбор. Обсудим и примем меры.

Я подскочил, точно ужаленный:

— Нечего меня обсуждать!

— Это ещё почему? — спросил Игорь.

— Потому, что не я уронил лимон. Вот почему!

— А кто же тогда?

— Севка Мымриков. Вот кто!

— Видали психа! — вскочил Севка. — Сначала рассказывай. А теперь, выходит, и не он лимон разбил? Вы как хотите, а я пошёл. Меня дома ждут. Мне домой надо!

Он сунул книжку в портфель и вышел из класса, громко хлопнув дверью.

Глава одиннадцатая

Сбор совета отряда состоялся в тот же день.

Я в одиночестве тосковал за первой партой. Напротив меня за учительским столом разместился совет отряда. В полном составе. Все пять человек. Двое мальчишек и три девчонки. Посередине восседал Игорь. От него на меня веяло арктической стужей.

— Ну, — сказал Игорь, — мы тебя слушаем, Горохов!

— Чего меня десять раз слушать? — сказал я. — Не патефонная пластинка…

— Прежде всего, не груби, Горохов. А потом, не все присутствовали на отрядном сборе.

Игорь покосился на последнюю парту. Там сидели наш классный руководитель Анна Ивановна и старшая пионервожатая Нина Николаевна.

— Ладно, — сказал я. — Могу повторить: стоял в коридоре, слышал грохот, видел, как из класса выскочил Севка…

— Предположим, мы тебе верим…

— Спасибо! — Я согнулся пополам.

— Не кривляйся, — сказал Игорь. — Нас интересует не только сегодняшний случай. Отчитайся, как ты выполняешь порученное тебе пионерское поручение…

«Порученное поручение, — думал я. — Не человек — тоска дремучая».

— А… А потом мы поговорим о тебе самом, о твоём поведении.

— Даже так? — сказал я.

— А ты как думал?

— Пожалуйста, — сказал я. — Давай поговорим обо мне. Только прежде покончим на счёт Севки. Так вот. С Севкой больше возиться не буду. Можете мне закатить выговор. Два. Три. Хоть десять…

— Минутку, минутку, — перебила меня Анна Ивановна. — Мне кажется, ты, Горохов, напрасно горячишься. Нельзя сказать, чтобы у тебя не было никаких результатов.

— Например? — спросил я.

— Письменные домашние задания Мымриков уже самостоятельно готовит? Готовит!

Я поглядел в окошко. Там было темным-темно. И голуби давно спали по чердакам и голубятням.

— Так ведь, Горохов?

— Нет, — сказал я, — не готовит Севка самостоятельно домашние задания. Ни устные, ни письменные…

— То есть? — спросила Анна Ивановна. — Не понимаю.

— Чего ж тут непонятного, — сказал я. — Списывает каждый раз…

Сначала мне никто не поверил. Даже Игорь сказал:

— Оставь свои неуместные шутки! Ты находишься на сборе совета отряда, а не на вечере самодеятельности.

Должно быть, у меня было не очень-то весёлое лицо. Потому что Игорь уставился на меня и его физиономия стала вытягиваться.

— П-постой! — Игорь, когда волновался, начинал заикаться. — Т-ты серьёзно?

Я пожал плечами. Члены совета отряда застыли, как деревянные. И только моргали глазами.

— Это уже нечто новое, — сказала Анна Ивановна и с последней парты пересела на первую в соседнем от меня ряду. — У кого же он списывает, если не секрет?

Я молча смотрел в окошко.

— У тебя?

Я кивнул головой.

— Мамочка, что делается… что делается… — испуганно забормотала Надя Лазаренко.

— Расскажи поподробнее, — сказала Анна Ивановна.

— А чего рассказывать? — спросил я.

И рассказал всё. От начала до конца.

— Веди сбор, Булавин, — сказала Анна Ивановна, когда я кончил своё повествование.

— К-кто хочет в-высказаться? — спросил Игорь.

— Я хочу! — встал Алик Камлеев.

Алик в своей школе был председателем совета отряда. И, видно, очень хотел, чтобы его выбрали и у нас. А его не выбрали. Просто потому, что плохо знали. И теперь он из кожи лез, чтобы доказать, какой он сознательный и принципиальный.

— Я считаю, — сказал Алик, — Горохова следует исключить из пионеров. Снять перед строем дружины галстук. Я считаю, не честно…

Но тут его перебила Надя Лазаренко. Она покраснела и сказала:

— Я считаю, не честно сводить на совете отряда личные счёты! Вот что я считаю!

После Надькиных слов покраснели сразу трое: Алик, Ира Зимина и я.

— Какие тут могут быть личные счёты? — сказал Алик и покраснел ещё больше. — А в общем, могу и сесть…

Алик говорил неправду. Личные счёты у нас были.

Однажды он здоровенными буквами написал на доске:

Все, понятно, сразу догадались, о каких Ире З. и Косте Г. идёт речь. И чему всё это равняется.

После дурацкой надписи на доске я старался даже не смотреть на Зимину. Я думал, Алик вообще против дружбы мальчишек с девчонками. А потом увидел, что он просто-напросто сам хочет дружить с Зиминой. И тогда на той же классной доске я ещё более здоровыми буквами вывел:

Мне не хотелось, чтобы это равнялось букве «Л» и потому после двух чёрточек нарисовал большой кукиш.

Весь класс покатывался, когда увидел моё сочинение. А Алик возненавидел меня лютой ненавистью.

Алик не успел сесть, как слово попросила наша староста Муравьёва. Она скосила глаза на Анну Ивановну и сказала:

— Какие тут могут быть личные счёты? Я принципиально считаю, Горохова надо строго наказать. Надо…