Жаркое лето - Печерский Николай Павлович (читать книги полностью TXT) 📗
— Ким, вставай! — сказала Марфенька.
На лице Кима не дрогнула ни одна жилка.
— Не встанет! — сообщил Гриша. — Я его знаю.
Пыхов Гриша в самом деле знал брата и видел его насквозь.
Когда Гришу отправили в первый класс, ушел тайком в школу и Пыхов Ким. Учитель с трудом выдворил самозванца и сказал, чтобы и духу его в классе не было. Ким обиделся, но все равно решил не сдаваться и не уступать брату, который почему-то родился на год раньше него.
Когда Гриша садился дома за уроки, Ким устраивался напротив и вместе с ним грыз гранит науки. Так они вместе научились читать. Была между ними только одна небольшая разница: Гриша читал книгу как все люди, а Ким — шиворот-навыворот.
Долго потом пришлось маяться учителю. Отвернется на миг, а у Пыхова Кима уже букварь вверх ногами.
Не забывал Ким первой науки и сейчас. Он с удовольствием читал на досуге книгу запрещенным методом, а в классе без труда списывал с тетрадок ребят, которые сидели сзади него.
Марфенька и Ванята принялись изо всех сил будить Кима. Они толкали его под бока, дергали за ногу, подымали на попа. Ким сидел на кровати, не раскрывая глаз, а когда от него на минуту отступали, снова валился набок.
Но в мире нет ничего невозможного. Пыхов Гриша помозговал и нашел все-таки выход. Он подошел к кровати, наклонился к Киму и голосом суровым и решительным прокричал:
— Пыхов Ким, к доске!
Ким моментально вскочил. Ошалелым взглядом начал искать классную доску. Но потом все понял. И не обиделся, а только чуть-чуть поворчал на брата. И вообще Ким не стал волынить и сразу согласился идти на ферму, добровольно прекратил забастовку.
Вскоре вся бригада была в сборе. Сзади всех плелся правнук деда Егора Сашка Трунов.
Они шли на ферму полевой тропкой. Справа и слева колосилась, желтела на глазах пшеница, летали наискосок юркие длиннохвостые касатки. Вдалеке среди хлебного разлива маячил высокий серый памятник. Ванята был на ферме ночью и памятника этого не заметил.
— Кому это? — спросил он Марфеньку.
— Саше, — тихо сказала она. — Пять танков он подбил. На этом месте… Пойдем… цветочки ему положим.
Марфенька свернула на узенькую боковую тропку, пошла по ней, раздвигая колосья руками.
Саша стоял на высокой каменной глыбе. Он был похож на мальчишку в своей распахнутой на груди гимнастерке, с короткой челкой волос над крутым упрямым сводом лба.
— Он здешний? — спросил Ванята.
— Не… никто не знает. Спрашивали, а он уже ничего не мог сказать. Только сказал «Саша» — и все… Может, это и не его имя. Может, это его девушка. Но мы все равно Сашей зовем. Это наш Саша…
Марфенька наклонилась, сорвала белую с желтым сердечком ромашку.
— Ты тоже рви, — сказала она.
Ванята набрал букет из ромашек и сизых степных колокольчиков, положил возле серого тяжелого камня. Постояли все немного у Сашиной могилы, помолчали и снова двинулись в путь.
Ферма была уже рядом. На водокачке татакал мотор.
Мать стояла возле коровника и ждала ребят. Ванята подошел к ней строгим степенным шагом и, сдерживая радость, сказал:
— Всю бригаду тебе привел. Всех до одного…
А на ферме уже дым стоял коромыслом. Стучали топорами плотники; колхозники, закрыв носы платками, сваливали в яму белую едкую известку. Двери коровников были распахнуты настежь. Телята бродили в длинном загоне, грелись на солнце.
Ванята подошел к загородке, протянул белому с рыжей звездочкой на лбу теленку комочек серой ноздреватой соли. Теленок облизал соль и Ванятины пальцы, преданно посмотрел на него круглым фиолетовым глазом.
Наверно, он помнил темную ночь, мокрый холодный дождь и мальчишку, который спасал телят от беды. Помнил, но не мог, конечно, ничего сказать…
Кольцо
В конце огорода среди капустных грядок стоял заброшенный колодец. На деревянном, потрескавшемся от времени и зноя вороте висела, теперь уже без всякой надобности, веревка с ржавым крючком на конце.
Воду из колодца не брали уже полгода. В селе провели водопровод, поставили возле дворов чугунные колонки с кранами и короткими тугими рычажками.
Председатель колхоза несколько раз предлагал тетке Василисе засыпать колодец, но она не разрешала и однажды прогнала прочь пришедших с лопатами землекопов.
— Идить, идить, хлопчики! — сказала она. — Не вашего це ума дело. Ишь чего придумали!
Немногие в Козюркине знали, почему добрая и сговорчивая тетка Василиса заупрямилась, не желает сравнивать с землей старый, никому не нужный колодец.
Среди этих немногих были Ванята и его мать. Как-то вечером, когда они сумерничали в избе, тетка Василиса открыла давнюю, видимо, не дававшую ей покоя тайну.
На второй год войны в Козюркино ворвались на танках фашисты. Муж тетки Василисы партизанил в лесах. Она хотела податься туда же, но не успела. Пока то да се, чужаки уже были в Козюркине, шастали по избам, искали партизан и спрятанное оружие.
В дом тетки Василисы заявился длинноногий фриц с автоматом на груди.
— Партизан где? — картавя, спросил он. — Давай партизан!
Тетка Василиса стояла возле окна, нахмурив брови, смотрела на фашиста с белыми черепами на петлицах.
— Я тоби зараз дам партизана, собачий сын! — глухо сказала она. — Иди геть с хаты!
Фашист изучал русский язык по словарику. «Собачьего сына» там, видимо, не было. Он похлопал глазами, стараясь вникнуть в смысл чужой речи, и принялся шарить в доме.
И тут он заметил на пальце тетки Василисы золотое обручальное кольцо.
— Дать сюда это! — крикнул он. — Живо торопись! Кому говори!
— Не дам! — закричала тетка Василиса. — Не дам, анафема иродова!
Тетка Василиса обежала стол, который стоял посреди комнаты, кинулась к двери. Фашист — за ней.
— Дать сюда! — неслось вслед. — Живо торопись!
Тетка Василиса бегала по огороду, размахивала руками и кричала:
— Не дам, проклятый! Все одно не дам!
Фриц понял, что увертливую женщину не догнать. Он вскинул автомат к плечу.
— Дать кольцо! Быстрее торопись!
Тетка Василиса метнулась в сторону. Она сдернула с пальца обручальное кольцо и швырнула его в глубокий, вырытый перед самой войной колодец.
— Ось тоби, гадюка, кольцо! Ось тоби!
Только случай спас тетку Василису. Хваленый немецкий автомат дал осечку. Фашист подергал спусковой крючок, выругался по-своему и ушел.
После войны по просьбе тетки Василисы в колодец лазил один смельчак. Кольца он не нашел. Только перемазался весь в глине и долго щелкал зубами, стараясь согреться и прийти в себя…
Ванята подошел к темному осевшему срубу, заглянул вниз. Колодец был глубокий и темный, как шахта. Даже в жаркие дни где-то возле дна серебрился на деревянных венцах дымный колючий иней.
Ну и что такого! Чего бояться? Он опустится по веревке, разыщет кольцо и вернется наверх. Если на то пошло, у него уже есть опыт. Возле школы, в том селе, где жил раньше Ванята, висел на перекладине канат. Ванята запросто взбирался по нему на самую верхушку. Посидит там, скрестив ноги, посвистит для фасона и — вниз. Даже Гриша Самохин завидовал!
Ванята нашел в сарае моток проволоки, сделал несколько крючков, соединил их вместе на деревянном держаке. Воды в колодце было по колено, не больше. Бояться абсолютно нечего. Подумаешь, посидеть полчаса в холоде! В крайнем случае, наденет свитер. Да и свитера не надо. Не мерзляк!
Ванята деловито размотал веревку, сделал на конце тугой толстый узел. Веревка была еще хоть куда. Только побелела вся на солнце и кое-где чуть-чуть потерлась. Не только Ваняту, кого хочешь выдержит!
Ванята прицепил к ремню грабли-самоделки, взялся за веревку и посмотрел еще раз в колодец. И тут храбрость его как ветром сдуло. Закрыв глаза, стоял он возле сруба и не дышал. Потом опомнился, стал ругать сам себя. «Эх, ты, мочала, мочала! Чего же ты стоишь? Лезь!»
