ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЮНГИ [худ. Г. Фитингоф] - Ликстанов Иосиф Исаакович (книги читать бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Как дела, товарищ Левшин? — спросил он. — Кажется, речь идёт об отважном юнге Лескове. Как он поживает?
— Чудесно поживает, — ответил старик, бросая сердитый взгляд на силуэт «Водолея». — Заработал ещё пять суток без берега.
— Что случилось? Очередной проступок?
— Куда отправился «Водолей»? — вместо ответа спросил старик. — На самые дальние форты? Благодарю вас!
Левшин нахлобучил фуражку, поправил на себе сумку противогаза и вышел на улицу. Здесь всё было беспокойно. Ощущение тревоги навевали тишина и темнота улиц, движение молчаливых патрулей, беспорядочные порывы ветра.
— Ох, скверный мальчонка! — ворчал старик. — Тебе это даром не пройдёт, будь спокоен. Пять да пять — десять. Десять суток без берега.
Он попытался представить себе, как Виктор перебирался на «Водолей», и невольно усмехнулся.
— Собственно говоря, что случилось? — спросил он себя. — Если Кравцов потащил мальчиков в море, то Витька поступил вполне логично, когда продлил путешествие. Наверное, ловко устроился…
Старый командир поймал себя на том, что одобряет Виктора, и немедленно рассердился.
— Вот отсидит десять суток без берега и призадумается, — пробормотал он. — Надо обуздать. Немедленно обуздать! Мало ему озорничать в одиночку, так он ещё себе товарища нашёл.
Кронштадт молчал. Сквозь занавески окон тускло просвечивали огни, готовые погаснуть по первому сигналу учебной тревоги. Подчёркивая безмолвие города-крепости, непонятно где рокотал мотор самолёта.
— Но как переполошится Костин! — воскликнул старик. — Шутка ли: Витенька в море ушёл!.. Ах-ах!
В вопросах воспитания Виктора Костин-кок имел лишь право совещательного голоса и не решался открыто оспаривать педагогические указания старика. Правда, он считал, что старый командир блокшива слишком суров, что мальчику нужно было бы дать больше ласки, однако держал всё это в глубоких тайниках своего любящего сердца.
Но теперь, когда Виктор исчез, кок нашёл случай сказать Фёдору Степановичу всё, что он думает о его педагогических методах. Он заявил, что Витька, видите ли, малыш, что это надо понимать, что Фёдор Степанович запугал мальчика и вынудил его сбежать в море, что товарищ командир раздул детскую шалость, что…
Командир блокшива вышел из себя и приказал коку замолчать. Он заявил, что не позволит нянчиться с мальчиком, который устраивает безобразия. Он пригрозил коку, что при первой возможности спишет Виктора на плавающую единицу флота, ибо в противном случае Костин совершенно избалует мальчишку.
Костин-кок подчинился старому и любимому командиру, но всё-таки остался при своём мнении. В этот день из-за огорчений кока винегрет оказался пресным, суп пересоленным, а котлеты слишком сухими. Команда блокшива не осталась в стороне от спора. Бакланов утверждал, что, безусловно, прав старый командир, что Виктора надо приучить к порядку, а Пустовойтов находил строгость старика чрезмерной и печалился по поводу того, что вчера неприветливо встретил Виктора на борту блокшива.
«Да, кок переполошится, — думал старый командир, приближаясь к своему кораблю. — Но теперь-то он должен понять, что мы действительно распустили воспитанника, что так продолжаться не может!»
Из темноты выплыла чёрная масса блокшива. На трапе Фёдора Степановича встретил обеспокоенный Бакланов:
— Товарищ командир, вас срочный пакет из штаба дожидается.
Ломая на ходу красную сургучную печать, Фёдор Степанович спустился к себе и через минуту потребовал Костина. Иона Осипыч явился. Он испуганно смотрел на своего командира, ожидая самых мрачных вестей о Викторе.
Фёдор Степанович протянул ему бумажку с печатью штаба и сухо проговорил:
— Это касается вас, товарищ кок. Вы временно переводитесь на линкор «Грозный». Как видно, без Островерхова у них не ладится на камбузе. Сдайте дела баталёру Андронову и немедленно отправляйтесь в док, на эсминец «Быстрый». Утром эсминец выходит в море на соединение с главными действующими силами… С «Быстрого» перейдёте на линкор. Всё понятно? Надеюсь, на флагмане со своими обязанностями справитесь блестяще… Вы свободны!
Костин прочитал бумажку и машинально проговорил: «Есть!» Фёдор Степанович отвернулся к столу и, продолжая что-то писать, как бы между прочим сообщил:
— Кстати, насчёт Виктора. Мальчик перебрался на «Водолей». Сделал он это самовольно, но надо надеяться, что, в конечном счёте, плавание пойдёт ему на пользу. Всё же, вернувшись на блокшив, он получит ещё пять суток без берега… Итого — в общей сложности — десять.
Костин хотел что-то сказать, но что мог он сказать? Виктор совершил новый проступок, и старик имел право говорить о мальчике холодным тоном. Кок покраснел, отдал честь и молча оставил каюту командира. Укладывая свой маленький фибровый чемоданчик, он печально сказал:
— Ах ты, Витя, Витя! Что ж ты натворил? Бутерброд получается, юнга, бутерброд. Ты на «Водолей», я на линкор — вот и неизвестно, когда теперь увидимся.
ВЕТЕР ПОЁТ
Качает, качает, качает… Море — это громадные качели, и тяжёлый «Водолей» качается на них без передышки. Вдоль борта с плеском, шорохом, шипением бегут волны неизвестно откуда, неизвестно куда. Ветер проносится над судном. Он свистит свирелью в тонких снастях, он гудит органной трубой в раструбе вентилятора, пофыркивает и дребезжит в парусиновом обвесе мостика. У морского ветра много голосов, они сливаются в музыку морского простора. Тот, кто полюбит её, тот навсегда породнится с морем, но для того, чтобы полюбить её, нужно время и время.
Мальчики забились в укромный уголок между брезентовыми мешками с хлебом и примолкли. Митя гладил Митрофана. Сначала было неспокойно. «Водолей» покинул гавань как раз в то время, когда начались стрельбы; всё население корабля высыпало на верхнюю палубу и оживлённо обсуждало вопрос о мощности артиллерии форта. Потом верхняя палуба опустела, но кто-то вздумал наводить порядок, передвигал ящики и бочки и ворчал, что на палубе ни пройти ни npoexaть. Это встревожило юных пассажиров. К счастью, любитель порядка, как видно, решил угомониться до утра. Наступило желанное спокойствие, но вместе с ним пришёл холод, которого мальчики раньше не замечали. Они прижались друг к другу.
Теперь, когда пути к отступлению были отрезаны, Виктор, надо отдать ему справедливость, чуть-чуть раскаивался в своей решимости, а Митя — в своей уступчивости.
— А я не знал, что в море ещё качка, — прошептал Митя. — Ты привык к качке?
— Уже стало совсем темно, — сказал после долгого молчания Виктор. — И холодно… На берегу тепло, а здесь холодно. Отчего это?
— Вот попадёт нам, вот попадёт нам! — сказал Митя.
— Ну и пускай попадёт! Мы не сами, мы за корабельным имуществом на «Водолей» пришли. Слыхал, что говорил вестовой? Кот — это корабельное имущество, — попытался успокоить его Виктор.
— Да, а почему тогда мы спрятались? Надо было доложиться… Да, а мы спрятались.
— Ну и пускай! — с притворной бодростью фыркнул Виктор. — Зато мы на флот попадём…
Митя замолчал. Виктору стало жалко товарища, которого он вовлёк в новое приключение. Он великодушно сказал:
— Не бойся. Сейчас найду чем укрыться. Подожди…
Виктор проскользнул между мешками и исчез. Митя вслушивался в пение ветра, в шорох волн, и ему было тоскливо. Желанный берег отступал далеко в темноту, в неизвестность, и мальчику оставались только вот эта холодная ночь, качка, к которой он ещё не совсем привык, ветровая песня и…
Из-за мешков выскользнул Виктор. Не говоря ни слова, он присел рядом.
— Что? — прошептал Митя и тронул товарища за плечо.
Ему показалось, что юнга дрожит.
— Слушай, там… — пролепетал Виктор, пристукнув зубами, — там висит человек!..
Это было такой неожиданностью, что Митя не нашёлся что сказать. Самые страшные страницы прочитанных книг возникли в его памяти, его охватила жуть, точно борт о борт с «Водолеем», накренившись, трепеща обрывками парусов, шёл сказочный «Летучий Голландец» — страшный корабль, обречённый на вечные странствия по морям за преступления своего капитана…
