Лесовичка - Чарская Лидия Алексеевна (читаем книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
— Слушай, лесная фея, — говорит Ната и смеется сквозь слезы, — милая, я уеду скоро и может быть умру… Тебе жаль меня?.. Ты будешь за меня молиться?
— Я не умею молиться! — лепечет Ксаня.
— Как, не умеешь?
— Нет!
— Я научу тебя… Ведь я люблю тебя…
И бледная Ната обнимает девочку.
Лесовичка молчит. Ей тяжело от этой ласки. Она ни любить, ни молиться не умеет… Ох, отпустили бы ее на волю!
Не пускают… Стерегут… Гулять даже не пускают дальше сада. Боятся, что она убежит… Особенно боится Ната. Ее большие «святые» глаза так и стерегут ее. Да как же ей любить ее, свою стражу?..
— Язычница! — шепчет Ната, — не умеешь молиться, ни привязываться, ни дружить!..
Ей, болезненной, кроткой и слабой, в благодарность за дружбу так хотелось бы любви, привязанности этой сильной, своеобразной, гордой девочки. Но напрасно…
И Ната плачет, что чуть не первый раз в жизни ей не хотят подчиняться… Слезы, одна за другой, льются из глаз бледной девочки. Она плачет, горько плачет. Ей и больно, и обидно, что лесовичка, несмотря на ее старания, отталкивает ее, не желает принять ее ни своей подругой, ни покровительницей…
И дождик за окном, мучительный, нудный, тоже как будто плачет… Тяжело от него на душе…
К утру, впрочем, заголубело небо. Солнце застенчиво выглянуло сквозь серые облака и кругом прояснилось. К 11 утра стало жарко.
Именинница, об руку с матерью и Ксаней, выходила из маленькой деревенской церкви, где Ната горячо молилась о том, чтобы прошла у нее нудная, режущая боль в боку и груди, чтобы утих удушливый ночами кашель и… чтобы черноокая, красивая, но дикая и упрямая девочка, стоявшая с нею рядом все время службы, полюбила ее.
Крестьяне низко кланялись, провожая нарядных господ любопытными взорами.
— И лесовичка с ними! И лесовичка! Глянь-кась как окручена! Словно-де барышня! — шушукались бабы, жадно впиваясь глазами в Ксаню.
Она была этот раз вся в белом. Но легкая воздушная кисея не подходила ее приземистой, сильной фигуре. И только алая лента, перехватывавшая ее кудрявую голову, резко, рельефно подчеркивала юную, дикую, своеобразную, яркую красоту.
Графиня Марья Владимировна искоса поглядывала на обеих девушек, следуя за ними. В груди ее глухо нарастало раздражение и недовольство на лесовичку.
— Какая сухость, какая черствость! — мысленно повторяла графиня. Ната так и льнет к ней, так и льнет, а она хоть бы улыбнулась, хоть бы приласкалась разок… Нет, деревяшка она!.. Дикая, тупая, бесчувственная девчонка!
И она косо, сердито поглядывала на Ксаню.
Косо, сердито поглядывали на нее и крестьяне.
— Ишь залетела ворона не в свои хоромы, — глухо роптали они, — барышню корчит… Вишь вырядилась, фря этакая, чертова кукла!
И с ненавистью посматривали на девчонку.
Целый день устраивали площадку для бала. К вечеру съехались гости, окрестные помещики, с женами и детьми. Что-то диковинное представилось их взорам. Среди лужайки, окруженной целой гирляндой фонарей, был сделан большой, деревянный помост, в виде круга, натертый воском, с уставленными на нем по краям мягкими скамейками, диванчиками и креслами. Это было место, предназначенное для танцев. Меж кустов боярышника были разбросаны шатры, пестрые и нарядные, яркими пятнами выделяющиеся из зелени деревьев. В одном из них поместились музыканты, в другом был открытый буфет и т. д. Все было залито электричеством. А там, дальше, во мраке, стояли молчаливые деревья и кусты, темные, жуткие, похожие на призраки в темноте августовской ночи…
Ровно в десять в полосатом шатре оркестр грянул полонез, и из дома, по главной аллее, ведущей к кругу, потянулись пары. Впереди всех шла графиня Хвалынская с каким-то сановным старичком. На ней было бархатное платье. Ее изящные, маленькие руки, шея и уши были унизаны драгоценными камнями последняя роскошь начинавших разоряться графов Хвалынских. За первой парой шла вторая: граф Денис Всеволодович с пожилой соседкой по имению, когда-то блестящей придворной дамой. За ними шли костюмированные и некостюмированные пары. Приехавшие, в числе гостей, из губернского города, находившегося в ста верстах от Розового, драгунские офицеры с чисто военной выправкой, бряцая шпорами, вели своих дам под плавные звуки полонеза.
Дочери и жены окрестных помещиков, которым редко выпадало на долю повеселиться в летнее время в медвежьей глуши, приложили все свои старания, чтобы закостюмироваться как можно интереснее и лучше. Кого, кого тут не было! И очаровательные феи весны, лета и зимы, и ночь, прекрасная, как восточная царица, и томная турчанка с тоскующими очами, и быстроглазая цыганка, и красавец-бандит, и неизбежные Пьерро и Коломбина. Но больше всех выделялся Мефистофель. Весь затянутый в красное трико, с полумаской на лице, ловкий, беснующийся и изворотливый, как кошка, он поражал и очаровывал всех. Даже совсем юные существа, Амур и Психея, с крылышками за плечами, с локонами вдоль нежных шеек, надменные Наль и Вера, — и те не спускали глаз с интересного Мефистофеля, то неожиданно подпрыгивающего в полонезе, как мячик, то плавно скользящего, чуть ли не пригибаясь к самой земле.
Пары приблизились к кругу.
Оркестр прервал мелодию. В ночном воздухе, насыщенном электричеством, нежно прозвучал голос графини:
— Прошу минуту внимания перед открытием бала…
И графиня махнула белым платком.
Электрический свет потух разом. Стало темно на огромном кругу. Только мерцающий звездами купол неба лил свой матовый тихий фантастический свет. Раз! Два! Три! И по новому сигналу графини в одном из находящихся в тени кустов углу запылал желтовато-красный бенгальский огонь. Он охватил разом площадку, закостюмированную группу и толпу крестьян, оцепивших круг и жадно любующихся графским праздником. На помосте, среди горящего пламени, как в чудной и таинственной сказке, появился белый ангел с серебряными крыльями, воздушный, хрупкий ангел, прелестный и нежный, как далекая неопределившаяся еще греза.
Это была графиня Ната.
Рядом с ангелом стояла другая фигура, пониже его ростом, в ярко-красном с черным покрывалом, в древних сандалиях на ногах, с обнаженными, перевитыми металлическими змеями смуглыми руками. Черный каскад струящихся кос спускался до пят вдоль сильной, крепкой девичьей фигуры. В черных, оттеняющих синевой, волосах, волнующихся, пушистых, запутались зеленые травы, желтые листья и цветы лютиков и дикой гвоздики. В руках клюка. Маленькая сова с неподвижными круглыми глазами на одном плече, летучая мышь с распростертыми крыльями — на другом.
— Лесная колдунья! — вырвалось восторженным возгласом из толпы гостей.
— Лесовичка! — пронеслось гулким рокотом по рядам крестьян.
— Красота! Великий Боже! Что за красота! — прозвенел чей-то потрясенный голос.
— Красота без единой улыбки! Мертвая красота, — отвечал другой.
— О, нет! Вовсе не мертвая! Посмотрите, как горят ее глаза!.. Графиня, откуда эта красавица?
Довольная эффектом ее затеи, графиня отвечала:
— Так, девочка из леса, приемыш, воспитанница. Не дурна, но дика и своевольна, как зверек.
Но вот потух горящий куст, и одновременно вспыхнуло электричество. Снова неясный далекий свет звезд стал бледен и жалок при праздничном роскошном сиянии.
Оркестр грянул вальс.
На бальном кругу первыми появились высокий белый ангел и приземистая лесная колдунья.
