Шестиклассники - Сальников Юрий Васильевич (бесплатные серии книг .TXT) 📗
Большая река лежала теперь у самых ног. Волны накатывались с тихим шелестом и, хотя сверкали под солнцем, казались даже на вид холодными. Две тени от Стасика и от Галчонка падали прямо на воду и колебались на ней. Солнце, скрытое до этого лесом, светило ребятам в спину. А сбоку на синем небе бледным серпиком повис молодой месяц.
— Гляди, — показал Стасик. — Солнце и луна!
— А ты первый раз видишь? — усмехнулся Лёня.
— Не первый, но интересно! Вот почему иногда луна ночью, а иногда днём?
— Так восходит: иногда рано, а иногда поздно.
— А почему?
— По небу, — засмеялся Лёня.
— Значит, не знаешь!
— А ты знаешь?
Стасик промолчал. В самом деле, он тоже не знал, почему так восходит луна.
— А звёзд сейчас из-за солнца не видно, — сказал он чтобы только ответить.
— На звёздах тоже люди живут! — авторитетно добавил Лёня.
— Где-нибудь, конечно, есть, — согласился Стасик. — В одной книге рассказывалось, как наши на звезду улетели и там Октябрьскую революцию сделали. А можно и вправду улететь!
— Как же ты улетишь?
— Снаряд такой сделать.
— Барон Мюнхгаузен летал! — засмеялся Галчонок.
— Эх ты, — обиделся Стасик. — Ни о чем с тобой нельзя по-серьезному.
— Да лети хоть на Солнце! Жалко, что ли?
Стасик обиделся не на шутку. Настроение у него упало, может быть, ещё и потому, что близился час возвращения домой и стала беспокоить мысль о пропущенных уроках.
К городу ребята добрались поздно — усталые, голодные и молчаливые.
Прижавшись плечом к стенке трамвая на передней площадке, они терпеливо ждали, когда трясучий трамвай довезёт их до нужной остановки. Наконец остался один перегон. Галчонок подвинулся к выходу. Стасик — за ним. А из глубины вагона протиснулась и оказалась впереди Галчонка незнакомая девочка в красной кофточке. На затылке у неё ехидно растопырились косички.
Трамвай остановился. Девочка намеревалась уже сойти, когда Галчонок дёрнул её за косички. Спрыгнув с подножки, девочка оглянулась.
— Хулиган! — На глазах у неё выступили слёзы. Больше она ничего не сказала и побежала от трамвайной линии.
Стасик нахмурился.
— Ну зачем ты это?
— А так, — опять засмеялся Лёня, — Увижу мышиные хвосты — рука сама тянется.
— Вот и глупо!
— А ты всё умное делаешь?
Стасик промолчал.
— Уроки, пожалуй, кончились, — решил Галчонок, взглянув на солнце, клонившееся к закату. — Можно и домой. А завтра я принесу альбом и коллекцию. Сейчас разберу все травы и разложу в тетрадке. Хочешь со мной?
Стасик отрезал:
— Нет, не хочу! Знаешь только девчонок за косы дёргать!
— Подумаешь! — фыркнул Лёня. — Я вот завтра ещё Аньке-ябеде закачу!
— Эх ты! — в третий раз за сегодняшний день осуждающе выдохнул Стасик и пошёл к своему дому.
В дружбе с Галчонком все-таки не было радости.
Глава 11. Надо всегда во всём разбираться!
Некоторые ребята иногда не задумываются над тем, что они делают. Ну не выучил урок — и не выучил. Растрепал чужую книгу или залил тетрадь чернилами — ну и залил, ну и растрепал!
А вот у Ани Смирновой никак не получалось, чтобы не задумываться. Она, может быть, и хотела бы кое-когда махнуть на всё рукой — прошло, не воротишь, стоит ли думать! — и всё-таки не могла. Почти каждый вечер, ложась спать, она невольно вспоминала: а что произошло за день? Случалось очень интересное, бывало и плохое, а в иные дни ничего особенного как будто и не происходило.
Появилась у Ани такая привычка давно. Папа, мама и дедушка раньше сами частенько говорили вечером за столом о том, как прошёл день. Дедушка просто начинал беседу словами: «А ну, друзья, что в нашей жизни новенького?» И обязательно привлекал к разговору Аню: «Расскажи и ты о своих делах, внучка!»
И ещё приучилась Аня к хорошему правилу, которое ввёл в семье дедушка: что бы ни случилось, никогда с налёту ничего не решать, а сначала разобраться.
Первый раз Аня узнала об этом правиле, когда училась не то в первом, не то во втором классе. Они жили тогда в другом доме, и там во дворе была зловредная девчонка Люська. Она всех задирала и не давала играть маленьким. И Аня с ней подралась. Люська поцарапала Аню, но и Аня её отколотила. Люська заревела и нажаловалась матери. Мать Люськи с криком прибежала к Ане домой. И вот Аня с расцарапанным носом предстала перед родителями. Мама накинулась на Аню и начала спрашивать, зачем она дерётся. Аня ответила, что она не дерётся, а заступается за маленьких, и что зловредная Люська сама виновата, и что пусть Аню наказывают сколько хотят, а она в следующий раз сделает так же, потому что она нисколько не виновата, а, наоборот, даже очень права. И тогда дедушка сказал маме: «Подожди, Кира. Сгоряча наказать нетрудно. Как бы ошибки не сделать. Надо сначала разобраться».
И после того как разобрались, мама заявила:
— Что же, дочка. Ты правильно заступилась за маленькую. Наказывать мы тебя не будем. Но запомни хорошенько: мы не хотим краснеть за тебя, и ты не дерись, не превращайся сама в драчунью-разбойницу, а добивайся правды другим путем.
Аня запомнила эти слова. Драться ей и самой не понравилось: что хорошего, когда потом ходишь с царапинами по всему лицу!
Но в тот же вечер, лёжа в постели, Аня подозвала дедушку и спросила:
— А зачем мама к соседям ходила? Проверяла меня, да? Не поверили мне?
— Мы тебе поверили, — ответил дедушка. — Но ты можешь кое в чём и ошибиться. Вот если бы, например, Люся стала рассказывать, наверное она представила бы всё по-другому, но ей тоже казалось бы, что она говорит правду. А мы ведь не просто расспрашиваем, мы разбираемся. Чтобы уж без всякой ошибки!
И эти дедушкины слова Аня тоже запомнила. И старалась с тех пор всё делать не так, как ей одной казалось правильным, а так, чтобы даже если всем разобраться, всё равно будет правильно.
За последний год папа, мама и дедушка гораздо реже, чем раньше, говорили по вечерам о том, как прошёл у них день. И такие сложные, должно быть, обсуждали они вопросы между собой без Ани, что до сих пор не могли разобраться.
Уже через день после приезда Аня заметила, что разговоры у мамы с папой возобновились. Только опять взрослые делали вид, будто ничего особенного не происходит.
Однажды Аня пришла из школы и увидела в комнате всех — папу, маму и дедушку. Папа, стоя, что-то взволнованно говорил. Он говорил громко, а сам морщился, будто страдая от зубной боли. Может, поэтому он казался очень измученным и совсем старым. Ане даже сделалось его жалко. А мама сидела на диване бледная, с высоко запрокинутой головой, плотно сжав зубы, и куталась в свою неизменную шаль. Едва Аня вошла, отец умолк. А дедушка сразу спросил, как на улице — нет ли дождя. Перед этим набежали тучки, накрапывало. Аня поняла, что дедушка спросил нарочно. Мама поднялась и пошла на кухню, папа ушёл в другую комнату. Тогда Аня, глядя в упор на Фёдора Семёновича, потребовала:
— Дедушка, скажи! Что у них? Только правду! Почему они всё время так?
Дедушка нахмурился.
— Ничего, Анютка.
— Нет, нет, не обманывай меня! Я вижу.
— Ну, выясняют кое-что.
— Что выясняют?
Дедушка помолчал.
— Пройдет это у них. Поговорят и успокоятся. Давай-ка лучше вытаскивай свой гербарий.
Аня обиженно передернула плечами. Мало того что от неё скрывают, так считают её глупой и маленькой! Ну и пусть! Не нужен ей никакой гербарий! Она повернулась и выбежала из комнаты.
На улице было темно и прохладно. Аня прислонилась к двери подъезда, глядя на узкий и длинный двор, в котором, несмотря на поздний час, ещё бегали и кричали ребята: голоса их доносились со всех сторон. А в корпусах, окружающих двор, разноцветными квадратами — синими, оранжевыми, жёлтыми — сверкали освещённые окна. В дальнем углу на первом этаже — жёлтое окно Лёни Галкина.
