Разгневанная земля - Яхнина Евгения Иосифовна (электронные книги бесплатно TXT) 📗

Гроза вдруг сделала сильный рывок, резко свернула на свободную от деревьев лужайку и помчалась к воротам, открывавшим дорогу в вольные степи.

Конский топот позади заставил Яноша оглянуться. Только сейчас он заметил погоню, однако он был далёк от мысли, что силящиеся его настигнуть люди посланы графом для того, чтобы его наказать.

Первым приблизился к нему Миклош на своём резвом коне. Ещё издалека он крикнул:

— Граф приказал схватить тебя!.. Скачи к Чёртову болоту, что на земле Гуваша, отпусти лошадь, спрячься в камышах!

Поравнявшись, Миклош вытащил из-за пояса бич и протянул молодому другу:

— Возьми, он может тебе пригодиться!

Янош схватил бич чикоша, но не успел вымолвить ни слова. Миклош свистнул и огрел хлыстом Грозу. Лошадь рванулась с новой силой.

Расстояние между Миклошем и Яношем стало увеличиваться, и, когда стражники нагнали Миклоша, Янош был уже далеко.

Янош не чувствовал ни ветра, яростно атаковавшего его шляпу, ни тяжёлых дождевых капель, ударявших о её широкие поля. От бешеной скачки захватывало дух. Лошадь теперь чутко отвечала на каждое движение поводьев. И то, что эта непокорная и гордая лошадь понимает его желания и подчиняется им, радостно пьянило Яноша.

Неудержимо стремясь вперёд, он потерял ощущение пространства и не заметил, как миновал большой пруд, в котором плавали лебеди, гуси и утки, не заметил на перекрёстке ветряной мельницы и очнулся, лишь когда показался пограничный столб, за которым начиналась земля Гуваша.

Янош оглянулся — погоня изрядно отстала. Грозе следовало дать передышку, и всадник перестал её понукать. Лошадь перешла на крупную рысь.

Вскоре показалась тропинка, по которой можно было добраться ближним путём до моста через Надь-Кату. Но недолгую передышку получила Гроза. Позади снова послышался топот копыт. Янош встрепенулся, колени сами сжали бока лошади — Гроза послушно рванулась

Глава седьмая

Встреча на мосту

Узкое ложе быстрой реки Надь-Каты, берущей начало у холмистых окрестностей Хатвана, когда-то достигало самых пастбищ графа Фении и здесь раздавалось вширь, покрывая огромную лощину. У города Ясбереня река снова сужалась и мчалась стремниной к Сольноку чтобы отдать там свои воды могучей Тиссе. Но светло-жёлтый горный лёсс, который из года в год обогащал почву полей, постепенно засорял русло реки, и теперь по графским землям она текла узенькой лентой.

В прежние времена оба берега соединял широкий каменный мост. О нём теперь напоминали лишь огромные быки, которые торчали из болотистых берегов Надь-Каты. Для переезда через реку навели новый деревянный мост, такой узкий, что повозки могли двигаться одновременно лишь в одну сторону.

В полдень того самого дня, когда над семьёй Иштвана стряслась беда, на мост взбиралась карета Гуваша, запряжённая тройкой лошадей. Повозка и упряжь напоминали о былой роскоши. Не совсем стёрлась позолота вокруг дверцы, не вовсе потускнело серебро, украшавшее изрядно поношенную шлею.

Как ни понукал лошадей кучер, они с трудом преодолевали ухабы, рытвины и торчащие из земли столбы, на которых прежде держался предмостный настил из досок.

Плачевное состояние мадьярских проезжих дорог объяснялось тем, что правительство не давало денег ни на прокладку новых, ни на ремонт старых. Денежное участие дворян в этом деле было добровольным, и каждый старался поживиться за счёт соседа. Мост связывал земли двух владельцев, и на них обоих лежала забота о поддержании его в порядке. Калиш сваливал ремонт моста на Гуваша, последний, в свою очередь, негодовал, что такой богатый помещик, как Фения, пытается возложить сравнительно большие расходы на малоимущего соседа. Мост давно бы развалился, если бы крестьяне, щадя свои телеги и лошадей, не укрепляли его время от времени по своему почину. Они исправляли его каждый раз, когда надо было провезти воз дров, сена или зерна то в хозяйские амбары, то на склады австрийской армии.

Напрягая все силы, лошади наконец втащили экипаж на мост. Из окна кареты показалась голова Лайоша Кошута. Печальным взором посмотрел он вокруг.

— Если бы мост принадлежал тебе одному, ты не довёл бы его до такого состояния! — бросил он упрёк своему спутнику.

Даниэль Гуваш смутился. Он попробовал отделаться шуткой:

— Что спрашивать с «лапотного дворянина», как прозвал меня мой сиятельный сосед!

Лайош Кошут неодобрительно взглянул на собеседника, но ничего не сказал. «Даниэль всегда мало интересовался деревней. Фабрика — это другое дело, она ему по плечу. Никогда по своей воле Даниэль не перебрался бы в имение. Он так и прожил бы всю жизнь в Прессбурге, если бы не история с мадам Гох…»

Кошут и Гуваш дружили со школьной скамьи. В последнее время они встречались не часто, но после окончания юридического факультета друзья детства были связаны постоянной работой в Государственном собрании. Местом заседаний венгерского Государственного собрания австрийское правительство назначило город Прессбург, расположенный близ границы, недалеко от Вены. Это было сделано с целью отдалить венгерское национальное собрание от Пешта — центра общественной жизни Венгрии.

Гуваш поступил к одному из депутатов Государственного собрания в качестве парламентского секретаря. Кошут уже и тогда проявил свои блестящие способности и был на виду, хотя и занимал скромное место. Он был доверенным лицом барона Гуниади и замещал его в Государственном собрании во время его отсутствия.

Это была пора, когда июльская революция 1830 года во Франции дала новый толчок освободительному движению европейских народов и когда варшавское восстание снова вызвало прилив симпатий венгерской молодёжи к своим польским соседям. Вокруг парламентской молодёжи создавались кружки, хотя и не имевшие определённой политической программы, но вдохновлённые идеей свободы.

В прогрессивном прессбургском обществе активную роль играли так называемые юраты, к которым был близок Гуваш. Юраты были молодые люди, получившие главным образом юридическое образование и допущенные присутствовать на заседаниях Государственного собрания, правда в части зала, отгороженной специальны барьером от депутатских мест. Оппозиционно настроенные, юраты были весьма деятельными, выполняли поручения депутатов, переписывали для них парламентские документы и вели корреспонденцию от их имени. Кошут часто прибегал к их услугам, так как в то время стенография ещё не существовала, официально протоколы не велись и газеты не печатали отчётов о заседаниях Государственного собрания. Не получая ничего за свои труды, юраты добровольно вели протоколы, которые так нужны были Кошуту для его рукописной, а впоследствии литографированной газеты.

Группа передовой молодёжи, к числу которой принадлежал и Гуваш, пыталась бороться с застоем в культурной жизни прессбургского общества, с жестокими цензурными ограничениями, мешавшими развитию национальной венгерской культуры. Обратила она внимание и на немецкий оперный театр; директриса его, госпожа Гох, угождая вкусам «золотой молодёжи» [13], не допускала на сцену произведений настоящего искусства. Тщетно обращались к госпоже Гох юраты и их друзья с просьбой освежить репертуар и обогатить его классическими произведениями. Госпожа Гох не внимала их просьбам. К тому же в один прекрасный день в городе стало известно, что без всяких оснований она уволила из театра популярного в Прессбурге венгерского дирижёра Седервари и заменила его никому не известным немцем, своим родственником. Это переполнило чашу терпения. Компания Гуваша, заручившись поддержкой друзей из богатой аристократической молодёжи, среди которых были также сторонники национального венгерского просвещения, решила перейти от слов к делу и проучить мадам Гох.

Сказано — сделано. Знатная молодёжь, располагавшая свободными деньгами, скупила билеты, раздала юратам и их друзьям. В назначенный день театр был переполнен.