Чудо-юдо, Агнешка и апельсин - Ожоговская Ганна (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
— Ты что орешь как сумасшедший? — Агнешка делала вид, что сердится, но глаза у нее улыбались. — Людей пугаешь. Что-нибудь случилось?
— Не-е-ет… то есть да… — запыхавшись, проговорил Витек и тут же стал рассказывать: — Знаешь, старуха сегодня пожаловалась моей маме!..
— На кого?
— На… на… ну просто она боится за Матюшу. Кроме него, у них нет никого, и… если с ним что-нибудь случится…
— Он что, заболел?
— Н-нет… но она… просто боится.
— Может, они его неправильно кормят? У нас в доме, когда я жила в Жешуве, тоже была канарейка. Когда она заболела, у нее перышки взъерошились. Сидит, бывало, нахохлившись, грустная-прегрустная, смотреть жалко… Я понимаю пани Леонтину… — Агнешка задумалась, и лицо ее посерьезнело.
В том доме, где Агнешка жила, канарейка для нее была единственным утешением. Когда она умерла, девочка даже заплакала. Впрочем, в том доме ей часто приходилось плакать, хотя никто этого не знал. Она плакала по ночам… Ах, к чему эти невеселые воспоминания! У тети ей хорошо. Агнешка улыбается и говорит:
— Я знаю, что сделаю! Куплю Матюше свежего салата!.. И все-таки кошка лучше канарейки. Она пушистая, теплая. Ее можно брать на руки, гладить. Я ее ужасно люблю, Кисулю.
Витек сразу догадался, почему Агнешка замолчала и какие воспоминания заставили ее посерьезнеть. Мог ли он после этого рассказывать о каких-то пустяках!
Пани Толлочко раздавала домашние сочинения и разбирала ошибки. Сочинение было на тему: «В гостях у товарища». Тетрадь Михала оказалась в самом низу.
— Я намеренно оставила работу Ковальского напоследок, — сказала пани Толлочко, — потому что это своего рода уникальный труд. Я работаю в школе много лет, через мои руки прошло много сочинений, но такого сочинения мне в жизни не доводилось читать. Вот послушайте.
Весь класс замер, с любопытством уставившись на учительницу. Интересно же узнать, что за уникальный труд сочинил Ковальский.
— «В гостях у товарища», — громко прочла учительница заглавие, сделала паузу и продолжила: — Товарища не было дома…»
Снова пауза, но более длительная. Класс с нетерпением ожидал продолжения, но учительница молчала. Наконец она спросила:
— Чего вы ждете? Неужели не ясно? «Товарища не было дома»! Вот и все.
Грянул дружный и громкий хохот. Но тут же оборвался. Пани Толлочко было совсем не до смеха. Михалу пришлось выслушать много горьких слов.
Ребята смотрели на него с любопытством: интересно, что он ответит, чем оправдается?
Но Михал не собирался оправдываться. Он стоял, опустив голову, и, вперив взгляд в парту, молчал.
Сначала Витек подумал, что Михалу стыдно, но, взглянув на друга, он понял, что тот даже не слышит, о чем говорит учительница.
Так оно и было. Михал не слышал, потому что не слушал учительницу. Он думал об Агнешке: хорошо, что она его предупредила насчет двойки. Она хотела его этим уесть. Вот дуреха! А оказала великую услугу. Пусть теперь учительница надрывается! Пусть кричит! Подумаешь: двойка! Что он, двойки не видал?
Прозвенел звонок на перемену. Учительница вышла из класса. И тут же все окружили Михала.
— Слушай, что это ты придумал?
— Зачем ты так написал?
— К чему это?
— Да он просто так, для смеха.
Догадки сыпались со всех сторон. Михал поднял голову и не торопясь спросил:
— А что?
В тишине, которая воцарилась после его слов, особенно громко и отчетливо прозвучала фраза Збышека Вихана:
— Форменный идиот! Не видите, что ли?
Михал быстро отстранил кого-то рукой и очутился лицом к лицу со Збышеком.
— Ну-ка, повтори! — потребовал он.
Збышек мигом оценил физическое превосходство противника и готов был идти на попятную:
— Что психуешь? Разве умный так напишет?
— Ах, умный? Умный, конечно, напишет, как ты! Как там у тебя? — И Михал, кривляясь, точно в самом деле вспоминал выдержки из сочинения Збышека, издевательским тоном прочел: — «Мы с товарищем-дружком ели кашку с молочком». Так, что ли? Эх ты, лопух!.. А по-моему, чем писать такие сочинения, лучше принимать касторку по три ложки в день. Понял? А с «идиотом» в следующий раз полегче! Слышал, как учительница сказала, что впервые за всю жизнь видит такое сочинение? Впервые, понял? Чтобы придумать что-нибудь впервые, нужна голова…
— …Коперника, — подсказал кто-то.
И Михал с радостью подхватил:
— Вот именно, Коперника!
Витек наблюдал за девчонками. Они хотя и пытались делать вид, что возмущены поведением Михала, но смотрели на него с нескрываемым восхищением. Ну, если не с восхищением, то, во всяком случае, с интересом.
В гардеробе Витек случайно услышал разговор Данки с Гражиной.
— Знаешь, Гражина, это кошмарный тип! — говорила Данка.
— Кошмарный? С чего ты взяла?
— Ты что, не видела, как он набросился на Збышека?
— Мужчина должен быть храбрым. А он храбрый, ничего не скажешь… Мамочка родная, такое сочинение накатать! Да я за целую неделю такого бы не придумала!
— Значит, он тебе нравится? — прямо, без обиняков спросила Данка.
— Мне? — возмутилась Гражина. — Мне он совсем не нравится. Только идиотка могла такое подумать!
Витек пожал плечами. Странные они все-таки, эти девчонки! Михал им не нравится, зачем же они все время о нем говорят?..
Это был настоящий праздник. Давно у Шафранцев так не радовались. Они получили посылку из Америки. Первую посылку за целый год. От невестки давно не было писем, и старики очень беспокоились. А тут сразу — посылка.
Когда Агнешка принесла салат для канарейки, ее встретила разрумянившаяся пани Леонтина:
— Спасибо тебе, ты добрая девочка! Позаботилась о нашем Матюше. Видишь, как он обрадовался? Совсем как мы посылке. Иди сюда, посмотри, что нам невестка прислала.
Из вместительного ящика были извлечены и разложены на столе несколько пачек чая, кофе, большая плитка шоколада, нейлоновые чулки и еще кое-какие мелкие вещи.
Агнешка со сдержанным любопытством разглядывала яркие упаковки.
— Трубочный табак, одеколон «Лаванда». Это она моему мужу прислала, до войны он покупал только этот одеколон. Мне тоже нравится «Лаванда», но больше я люблю запах фиалок. Франек, помнишь французские духи Коти?
— Приятно получить такую посылку, — вежливо сказала Агнешка. — Пан Франтишек, наверно, очень любит чай?
— Хм!.. — Пани Леонтина растерянно взглянула на мужа. — Мы оба его любим… но все это не для нас.
— Посылку прислали не вам?
— Нам. Но все пойдет на продажу. К чему нам все это?
— Правильно, Леоня. Когда ты завариваешь чай, он в сто раз лучше всякого заграничного, — сказал старик и галантно поцеловал жене руку. — А я больше всего люблю котлеты с кашей! С моими-то зубами… — Пан Франтишек радовался как ребенок. — Знаешь, Агнешка, после каждой посылки мы закатываем такой пир, что только держись! «Пей душа, гуляй душа!»
— До пира еще далеко. Надо сначала продать вещи, — возразила пани Леонтина. — Пока пани Анеля все это устроит… А она утром на меня обиделась! Теперь неделю к нам не заглянет. Какая жалость! Что же делать?..
И улыбка, такая редкая гостья на лице пани Шафранец, бесследно исчезла. Щеки старухи обвисли, голова затряслась, казалось, пани Леонтина произнесет обычное: «Ну и дела!»
— Может, я могу вам помочь? — спросила Агнешка, которая еще не совсем понимала, о чем речь и при чем тут медсестра.
Старики переглянулись.
— Может, написать записку Стефе? — предложил старик.
— Может, и так, Франек. Но подождем несколько дней, а после позвоним ей, — задумчиво проговорила старушка.
Агнешка все время порывалась уйти, но ей было неловко. Теперь, воспользовавшись случаем, она предложила:
— Давайте я позвоню. Я как раз сегодня вечером буду у подруги, а у них есть телефон.
— Ты славная девочка, — опять похвалила ее пани Шафранец. — А это теперь такая редкость… — И, выдвинув ящик стола, она стала что-то искать. — Где-то здесь у меня был записан номер телефона, сейчас найду… Вон он! Скажешь так: «Пани Шафранец получила посылку и просит вас зайти». Запомнишь?
