Сосны шумят - Токмакова Ирина Петровна (мир бесплатных книг TXT) 📗
Постепенно коровий поток стал редеть. Шествие замыкал пастух, который больше не стрелял кнутом, а просто перекинул его через плечо. Кнут волочился за ним в пыли, как длинный и тонкий хвост. Ростик слез на землю.
Дорога была совершенно испорчена, изрыта следами копыт и зашлёпана коровьими лепёшками. У противоположного забора качалась обломанная ветка сирени.
А Кеша где? Кеши нигде не было! Ростик позвал. Кеша не откликнулся.
— Кеша! Кеша! Кеша!
Тихо.
Ростик добежал до угла, Ростик вернулся.
— Кеша! Кеша! Кеша!
Где же он? Ушёл со стадом? Зачем? Забежал в какой-нибудь двор? Почему не возвращается?
Скрипнула калитка. Кеша? Нет, не Кеша.
Из калитки выглянула старая-престарая бабушка:
— Иван! Ванюшка!.. Сынок, ты Ванюшки не видал?
— Нет, — сказал Ростик. — А Кеша к вам не заходил? — спросил он с надеждой.
— Какой? Шуранин, что ль? Так он не Кеша, он Паша.
— Я Пашу не знаю. Кеша — собака.
— И точно, он как собака… — сказала бабушка, видимо за что-то сердясь на Шураниного Пашу. — Сынок, иди пособи-ка мне! Подержи бидончик. Керосину нальём. Руки-то у меня дрожат. Ванюшку кликала — нейдёт Ванюшка.
Поглядев через плечо, не появился ли Кеша, Ростик вошёл вслед за бабушкой на двор. На крыльце стоял керогаз. Рядом бидон с керосином. Бабушка сняла приделанный к керогазу жестяной бочонок, отвинтила крышку:
— Вот налей-ка, руки у меня что-то дрожать стали. Корову-то ещё доить могу, а вот налить — расплёскиваю.
Ростик поднял бидон. Он был полный, тяжёлый. Ростик даже слегка покачнулся. В жестяной бочонок полилась широкая керосиновая струя. Немного плеснулось Ростику в сандалик.
— Спасибо, сынок, — сказала бабушка, завинчивая крышку. — Молочка хочешь?
Ростик поспешно отказался и выбежал за калитку. А вдруг Кеша его там ждёт? Но нет. Нет! Нет! Что же будет? Кеша без Ростика не сможет поговорить со своим Глебом! А Ростик сам? Он, во-первых, не знает дороги обратно на пристань. А во-вторых, во-вторых… Как же он так вот просто потеряет Кешу, и не поможет ему, и не узнает о нём ничего, и вообще, как же он без Кеши?… Ростик всхлипнул.
— Ты чего тут делаешь, эй? — Это к Ростику подошёл босой мальчик. Выл он какой-то очень уверенный в себе. — Ты чей дачник?
— Я ничей.
— Не дачник?
— Нет.
— А как звать?
— Ростик.
— Ростислав, значит. А я — Иван.
Мальчик протянул Ростику руку.
— Рукопожатие — древний обычай, — сказал он таком голосом, каким говорит диктор по радио. — В древние времена племенные вожди протягивали друг другу правую руку, чтоб показать, что у них нет оружия… А когда День геолога, знаешь?
Ростик мотнул головой — нет.
— Эх ты! Четвёртого апреля. А знаешь, какие планеты видно в апреле?
— Нет.
— Сатурн. Чего смеяться-то?
Ростик вздохнул. Он вовсе и не думал смеяться.
— А ты чего такой?
— Какой?
— Вроде собрался реветь.
— У меня собака пропала.
— Овчарка?
— Нет. Кеша.
— Кешей звать? Он борзая? Борзые могут бежать со скоростью сто километров в час.
— Нет, не борзая. Умная очень собака.
— Они все умные. Собаки сражаются на войне.
— Как — на войне?
— Во время Великой Отечественной войны специально обученные собаки с привязанными к спинам минами бросались под фашистские танки и взрывали их.
Иван выпалил всё это одним духом, глядя не на Ростика, а куда-то вверх, в небо, точно он не просто говорил, а читал. Потом он посмотрел на Ростика и увидел, что ему не удалось утешить собеседника.
— Ну погоди, что-нибудь придумаем.
Иван стал думать. Он чудно вытаращил глаза и вытянул губы трубочкой.
— Вот чего. Пошли к дедушке Колдырю.
— К кому?
— Ну, дедушка такой.
— Твой?
— Нет. Вообще. Общий. Фома Никитич. А прозвище — Колдырь.
— Что это значит?
— Ну, знаешь, на берёзе бывает такой крепкий нарост. Называется кап. А ещё, по-деревенски, колдырь. Его топором не отрубишь. Пилить — и то трудно.
— А дедушку почему так зовут?
— Крепок потому что. И правильный человек. Все так говорят. Он придумает, где твою собаку искать. Пошли!
— А далеко идти?
— За Светлую Рощу, на смолокурню… Ба! — крикнул Иван в калитку. — Ба, я на смолокурню пошёл!
— Ванюшка, иди хоть поешь. Я оладушков напекла!
Ростик проглотил слюну.
— Пошли, Ростислав! — скомандовал Иван.
Ростик тронулся вслед за Иваном. Повернули за угол, откуда недавно так неожиданно появилось стадо.
«Может быть, и правда этот дедушка Колдырь сумеет разыскать Кешу? — думал Ростик. — Наверно, сумеет, раз Иван так о нём говорит». У него немножко посветлело на душе и появилась надежда.
Улица оказалась очень длинной. Ростик с любопытством глядел по сторонам. Очень интересно идти по посёлку. Дома все разные. Вот маленький — брёвна серые, окошки у него крошечные. А вот большой — брёвен не видно, он обшит сверху досками. Доски выкрашены коричневым, а наличники у окон белые. Нарядный дом! У всех домов подряд — и у больших и у маленьких — высоченные телевизионные антенны были не на крышах, а на длинных-предлинных шестах, вкопанных прямо в землю, рядом с крыльцом. Боком в улице, не огороженный забором, стоял маленький сарайчик. На нём была укреплена большая выцветшая вывеска: «Грибоварочный пункт». Для убедительности на ней были изображены две лисички, два гриба неизвестного Ростику названия и плёточка клюквы. На дверях сарайчика висел огромный замок, а рядом с сарайчиком валялось несколько рассохшихся бочек. Грибной сезон ещё не начался. Возле сарайчика на земле что-то сосредоточенно клевала стайка скворцов. Когда Иван и Ростик прошли мимо, скворцы все разом улетели.
Ростик опять забеспокоился о Кеше.
— А дедушка не рассердится? — спросил он Ивана.
— С чего это ты? За что?
— Ну, что мы пришли.
— Никогда он не сердится без дела. Дедушка Колдырь — он добрый.
— А Кешу он найдёт?
— Сказал тебе, дедушка Колдырь что-нибудь придумает.
Улица кончилась. Дорога взяла влево и миновала большой пустой сарай, перед которым валялась какая-то странная вещь: два колеса, а к ним приделаны железные рёбра — точно рентгеновский снимок грудной клетки, как Ростику делали перед отправкой на дачу.
— Это копнитель, — сказал Иван. — На покосе сенокосилка работает, а с ней копнитель, вот этот вот. Только в этом году ещё не косили — рано ещё, травы ещё соку не набрали. У нас луга пойменные. На пойменных лугах преобладают многолетние злаки: овсяница, тимофеевка.
Иван опять говорил, как диктор.
— А ты откуда всё знаешь? В школе, что ли, проходят? — спросил Ростик.
— Не. В школе проходят родную речь. А я численники читаю.
— Что? Книги такие?
— Численники, Ну, календари. Там про всё есть. Я уже за два года прочёл. Теперь ещё за тот год прочту. И за этот. Всё буду знать.
Ростик подумал, что Иван — человек стоящий.
Вскоре дорога пошла под горку и с разбегу влетела в сосновый лес. Роща была в самом деле светлая. Сосны росли не очень часто, не мешали друг другу. Солнечные лучи ныряли в мягкий мох и точно подсвечивали его изнутри. Оранжевые стволы сосен то ярко вспыхивали под солнцем, то гасли. Небо просвечивало сквозь сосновые ветки, которые всё время чуть покачивались, чуть шевелились, то пропуская свет, то задерживая его. Всё время слышался ровный шум, и этот шум успокаивал Ростика, ему казалось, будто сосны говорят: «Найдёшь Кешу, Кешу найдёшь». Потом сосны немного отодвинулись от дороги, и образовался прогал. Дорога устремилась в этот прогал и вывела ребят на опушку. Земля на опушке была чёрная, трава — черная, солнце отражалось в чёрных жирных лужах.
— Вот и смолокурня, — сказал Иван. — Сегодня не курит.
Ростик увидел две огромные печи не печи — не поймёшь. Эти вроде бы печи были круглые, сложены из кирпича и обмазаны глиной. На каждой печи было по трубе, похожей на ту, что бывает на крыше. Между печами была вделана деревянная избушка — слепая, без окон. На крыше у неё тоже торчала труба, только не кирпичная, а железная. Возле домика лежали в смоляной луже три железные бочки. Рядом был вкопан дощатый щит на ножках, такой, как в городе бывают доски объявлений. Он был покрашен красным, а вместо объявлений на нём висел топор, тоже красный, и красное же ведро.
