Целоваться запрещено! (сборник) - Драгунская Ксения Викторовна (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
Тут мимо проходила директор школы Анна Егоровна в большой шляпе. И в нее апельсин угодил. Хорошо еще, только по шляпе попало. Шляпа улетела, а Анна Егоровна собрала собрание школьников. И говорит:
– Я ничего не понимаю. Объясните мне, пожалуйста, что случилось.
И Моте пришлось все рассказать про надпись.
– Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! – засмеялась Анна Егоровна. – Да это же чепуха. То есть ерунда по-научному. Вот что. Уроки отменяются. Берем тряпки, ведра и едем в Москву смывать с забора эту глупую и вредную ерунду.
Приехали, нашли забор, стали стирать и смывать. А буквы не стираются. И не смываются. Тогда позвали знаменитого профессора Пяткина. Он посмотрел на буквы, потом потрогал и даже понюхал. И говорит:
– Это не простая ерунда. Это ерунда на постном масле. А постное масло очень плохо отмывается, надо позвать пожарных, чтобы они смыли эту ерунду своей особенной пеной.
Пожарные приехали и быстро-быстро смыли эту глупую ерунду. Забор стал чистый. А тут мимо как раз проходила художница Женя Чижик со своими красками и кисточками. И на чистом заборе она нарисовала портреты Моти, Васи, Данилы, Анисьи, Феофании, Анны Егоровны и профессора Пяткина. Потому что на заборах вместо ерунды на постном масле должны красоваться портреты всяких хороших людей.
Теперь Мотя совсем не читает, что на заборах написано. И сама не пишет. Ведь то, что написано на заборе, или просто обыкновенная ерунда, или ерунда на постном масле.
Важная главность
Жила-была принцесса по фамилии Картошкина. Ведь и у принцесс бывают фамилии. А звали ее Катя.
Однажды принцесса и ее папа-царь переехали на новую квартиру. И принцесса пошла в новую школу. А сменную обувь забыла. Учительница увидела, что она прямо в сапожках в класс пришла, и говорит:
– А голову ты дома не забыла? Бестолковая!
«Ух ты, злющая какая!» – подумала принцесса и уселась подальше, на самую последнюю парту.
Никто и не догадался, что она принцесса. Потому что на фотографиях в газетах она непохоже получалась. А важничать она не любила и никому не говорила, что она царская дочка. Сидит принцесса на последней парте. А учительница все ругается:
– Кто «лыжи» через два «ы» написал? Репкин?! Безмозглый! Кто там шуршит? Не шуршать!
И журналом изо всех сил по столу – ба-бах. Одна маленькая девочка даже заплакала с перепугу.
«Да, – думает принцесса. – Ничего себе...»
За ужином из гречневой каши и винегрета папа-царь спрашивает:
– Ну как, доченька, в новой школе?
Принцесса ему все про учительницу рассказала. Царь загрустил, а потом говорит:
– Ладно, что-нибудь придумаем.
Утром на уроке математики учительница вдруг ка-ак закричит:
– Барбосов! Что у тебя во рту? Конфета? Ах, негодный, паршивый мальчишка! Вон из класса!
И тут самая маленькая девочка встает и говорит:
– Дорогая учительница, вы что, сегодня газет не читали?
И газету показывает. А там написано:
Приказ очень важной главности (для сердитых учителей)
Кто так обзывается, тот сам так называется!
И подпись: ЦАРЬ.
– Значит, я теперь называюсь «бестолковая», «безмозглая», «негодная» и «паршивая»? – растерялась учительница.
Ей стало очень обидно. До того обидно, что она ушла из школы и сделалась капитаном дальнего плавания. И уплыла далеко-далеко.
А в школу пришел новый учитель – веселый, добрый и рыжий. Все стали прилежно учиться и радоваться, что царь такой умный и хороший.
А Катя Картошкина все равно никому не сказала, что царь – ее папа и что она принцесса. Так ведь интереснее!
Грустный троллейбус
Принцесса Катя Картошкина встретила в переулке Троллейбус. У него было ужасно грустное лицо.
– Троллейбус, – тихо спросила Катя, – ты чего такой грустный?
– Устал я, – сказал Троллейбус человеческим, но очень толстым голосом. – Целый день вози всех, вози. А они набьются вовнутрь, пихаются, ногами по дверям стучат. И ругаются еще, что я медленный.
– А я-то думала, что троллейбусы – железные машины и ничего не чувствуют, – удивилась Катя.
– Мы не машины, нет, – сказал Троллейбус. – Мы дальние родственники слонов и бегемотов. Нам тесно в городе. Мы должны пастись на лугу у реки...
Принцесса Катя Картошкина погладила Троллейбус, и он сказал:
– А ты совсем не воображала, хоть и принцесса.
– Откуда ты знаешь, что я принцесса?
– Фотографии в газете видел.
– Я на фотографиях непохоже выхожу, – сказала Катя. – А корону на улицу не надеваю, а то она у меня с головы сваливается. Ты не грусти, пожалуйста, – и Катя еще раз погладила Троллейбус на прощание.
– Надо что-то делать, папочка, – сказала Катя вечером царю. – Нельзя же бедные троллейбусы мучить.
– Что-нибудь придумаем, – ответил царь.
Утром Катя Картошкина проснулась от велосипедных звонков. По городу носились велосипеды.
Старушки ездили на больших трехколесных, со специальными корзинками для собачонок.
Мальчишки носились на гоночных. Тетеньки на очень красивых, разноцветных, с фонариками. Дяденьки – на больших черных с телевизорами и антеннами.
А троллейбусы вереницей ушли из города и стали жить на лугу у реки. Они грелись на солнце и слушали, как поют птицы. Всякие лесные звери прятались в троллейбусах от дождя.
Троллейбусы решили, что скоро опять придут в город. Но не чтобы всех возить, а просто так, в гости.
Лысая зеленая макака
Когда я была маленькая, со мной в одном классе учился мальчик по прозвищу Виник. Потому что его фамилия была Винокуров. Он был чудной. С приветом. Притом с большим. С огромным приветищем. Когда мы обучались еще в детском саду (а мы с Виником жили в соседних домах и ходили в один детский сад), на обед дали вареную курицу, и Виник помазал ее зеленкой, чтобы курице не больно было, когда ее едят.
В школу Виник ходил довольно редко, и мы всегда очень радовались, когда он появлялся. Раз Виник пришел, значит, обязательно что-нибудь отчебучит.
И вот однажды, классе в четвертом, шел урок английского. Нашей любимой Ларисы Николаевны не было, и ее заменяла одна довольно вредная тетка. Она нас совершенно замучила, к тому же задразнила и заобзывала. Шел не урок английского, а какое-то мученье. Но посреди этого мученья кто-то из учителей заглянул в наш класс и позвал ее. Мучительница зыркнула на нас грозно, велела сделать пять упражнений, рявкнула, треснула журналом по столу, чтобы мы вели себя тихо, и ушла.
Нам тут же так весело стало, так хорошо. Мы стали разговаривать обо всем на свете.
– Хорошо бы, – сказал Димон, – завести такого какого-нибудь ученого зверька, вроде хомячка или морской свинки, и надрессировать его, чтобы он ночью, пока мама спит, выпалывал у нее из косы седые волосы. Вот как сорняки на огороде. А то она каждое утро причесывается, видит, что у нее есть седые волосы, и очень огорчается...
– Ты лучше учись хорошо, – посоветовала отличница Смирнова. – И седых волос у мамы будет меньше...
– А у моей мамы зато во какие мускулы, – похвастался Лукьянов.
– А у моей бабушки зато тройной подбородок, – не отстала Вера и напыжилась вся, чтобы показать, но у нее не очень получилось.
– Зато мой папа, – воображалистым голосом начал Макс, – такой умный и красивый, что у него целых четыре жены. И все они очень дружат с мамой и со мной, дарят подарки и шлют открытки к праздникам...
Так мы сидели и болтали, мучительница все не шла и не шла, в конце концов нам даже надоело болтать, и Настя сказала:
– А теперь давайте молчать!
– Точно! – обрадовался Макс. – Кто первый заговорит, тот лысая макака!
А Виник придумал:
– Лучше, кто первый войдет!
– Кто первый войдет или заговорит, тот – лысая зеленая макака! – решили все и стали молчать. Тишина.
И тут входит учительница и сразу, с порога, произносит любимое учительское слово:
