Мы с Серёжкой близнецы - Долинина Наталья Григорьевна (книги без сокращений .txt) 📗
Мама на него так хитро посмотрела и отвечает спокойным голосом:
— Ты же видишь, что дяденька военный. Значит, защитник Родины.
А военный с женой даже шеи вытянули и смотрят на Серёжку. Девчонка тоже шею вытянула. Бант у неё розовый, капроновый. Серёжка тоже на них посмотрел и говорит:
— Как же он будет Родину защищать, если свою дочку не мог от пьяного защитить?
Всё-таки Серёжка молодец, хоть и дерёт меня! Я бы никогда не придумала так сказать! Официантка как засмеётся! И даже мама улыбнулась. А военный ужасно разозлился.
— Теперь, — говорит, — я не удивляюсь, что в Ленинграде так много хулиганов и пьяниц. Я вижу, кого здесь некоторые чересчур культурные родители воспитывают. Подайте мне сию минуту счёт.
Заплатил он официантке, встал и пошёл к двери. Жена за ним идёт, а девчонка сзади. Я, конечно, ей язык показала. И она мне тоже. Так что и она не особенно прекрасно воспитанная. Ушли они, а Серёжка говорит:
— Я бы, например, такого не стал в армии держать.
А мама ему:
— Я бы тоже не стала. Но ты, друг, тоже учти: рано тебе со взрослыми спорить.
— И ничего не рано, — отвечает Серёжка. — Что ли, я должен спокойно смотреть, как человека обижают?
Мама ему ничего не смогла ответить. Поэтому мы тоже заплатили официантке за обед, попрощались с ней и пошли домой.
Велосипед
У меня вчера велосипед украли. Вот как! Поехала я к бетонке — где военные машины ездят. А за этой бетонкой — поле. И там цветов много. Ну, я пошла по полю, велосипед тащу и цветы собираю. Неудобно очень. И вдруг смотрю — горка. Конечно, мне с велосипедом на эту горку не влезть. А может, там самые лучшие цветы растут? Я велосипед положила в траву и пошла на горку. Ничего там особенного нет, но вижу — с другой стороны дяденька траву косит и мне чего-то головой качает. Я к нему.
— Ты что же свой велосипед бросила?
— А что с ним будет? Сейчас возьму.
— Смотри, как бы он не уехал.
Смешной какой дяденька: куда же велосипед без человека уедет?
Дяденька стал косить, а я за ним иду и скошенные цветы подбираю. Потому что вечером мама приедет, мы эти цветы в банку поставим, и она обрадуется. А дяденька говорит:
— Идём всё-таки посмотрим, что с твоим велосипедом. Неспокойное моё сердце.
Приходим — а его нету.
— Ну вот, — говорит дяденька. — Так я и знал. Свистнули.
— Кто свистнул? Никто и не свистел. Я не слышала.
— Ох ты, дурочка. Украли велосипед-то. Украли, и всё.
А я не верю.
— Как это украли? У нас же коммунизм.
А дяденька почему-то рассердился.
— Коммунизм, — говорит, — тогда будет, когда всех растяп выведем. Вроде тебя.
Искали мы, искали — нет велосипеда. Я иду домой и плачу. Что теперь маме-то сказать? Велосипед, конечно, нам уже мал. Серёжке уже «Орлёнка» купили. А мне рассчитывали этим летом не покупать. Думали, я на маленьком прокатаюсь. И вот — пожалуйста. Где он, маленький.
Прихожу домой: мама уже приехала. Её Серёжка на «Орлёнке» встречал. Добрая такая.
— Что, — говорит, — моя доченька невесёлая?
Пришлось сознаваться. Но мама не особенно ругалась. Только говорит:
— Люди вы, люди. Думаешь — вы большие, а вы ещё совсем у меня некудышные. Вот и выходит, что теперь всё лето будешь без велосипеда сидеть.
Это плохо — без велосипеда. Но что поделаешь — не надо быть растяпой. Только Серёжка будет кататься, а я что? Мне ведь «Орлёнок» велик. А маленького уж нет велосипеда. Нет. Ну, ничего. У нас рядом мальчишки живут — они, может, дадут покататься. Я-то им давала раньше. Когда ещё не украли. Ещё не свистнули когда.
Мама, наверное, потому добрая, что мы с утра пол вымыли. И всё в комнате убрали. Мама, конечно, сварила нам обед. Написала на бумажке, что когда есть. Выстирала любимый Серёжкин комбинезон. И говорит:
— Давайте спать ложиться. А то мне завтра вставать в шесть часов. Пока это от вас до города доберёшься. Завтра вечером папа приедет. Ничего, недолго осталось вам одним управляться. Вот сдам экзамены — и к вам перееду. А потом и папа в отпуск пойдёт.
Это правда, надоело нам тут одним сидеть. В городе мы скучали — и здесь уже соскучились. Сначала мама хотела нас в лагерь отправить, но пока она собиралась, у папы на заводе уже разобрали все путёвки. А в городе невозможно скучно стало. Бубнов в лагере, Галя в Крыму. Мы с Серёжкой только и делали, что дрались. Вот папа и отвёз нас сюда, в Токсово. Ему один товарищ с их завода предложил: пускай, говорит, твои дети поживут у меня на даче. Всё равно там сейчас пусто. Вот мы и живём. Каждый вечер кто-нибудь приезжает — или папа, или мама. А днём мы одни.
Сегодня утром мы проснулись — нет мамы. И папа только вечером приедет. День длинный-длинный. Купаться идти нельзя — одним не разрешают. Серёжка сел на «Орлёнка» и уехал. А я пошла к Анне Петровне — соседней старушке — в огород. Мы с ней морковку полем и песни поём. Хорошие пели песни — «Степь да степь кругом» и ещё «Подмосковные вечера». Весёлая старушка! У неё внучка такая, как я, в городе Витебске.
Вдруг слышу — Толька соседний меня кричит. И Валерка с ним. Я побежала. А Толька спрашивает:
— Машка, хочешь на велосипеде покататься?
— Хочу.
— Скажи плохое слово, тогда дам.
— Какое плохое?
А он как скажет! Такое слово только пьяные говорят.
— Не скажу.
— Ну как хочешь.
И пошёл с велосипедом. И Валерка с ним. А мне так захотелось на велосипеде покататься!
Я кричу:
— Постой, Толька!
И сказала плохое слово. А они мне дали велосипед. Но мне совсем расхотелось кататься. Всё-таки я села и поехала. И как раз навстречу наш Серёжка едет.
— Откуда у тебя велосипед?
— Толька дал.
— А чего ты злая?
Я на Серёжку посмотрела — и как зареву. Потому что мне стало обидно на Тольку — я ведь ему без всяких слов велосипед давала. А он вот как! Ну, конечно, Серёжка у меня сразу спросил, как было дело. Я и сказала.
А он говорит:
— Я тебе сейчас же по шее как тресну! Ясно? Слезай с велосипеда.
Я слезла. Но он не треснул. Взял этот велосипед и ведёт оба — свой и Толькин.
— А Толечке твоему, — говорит, — ноги вырву, палки вставлю и скажу, что так и было.
— Не вырвешь: их двое.
— А пускай хоть десять.
Я вспомнила Мишку Кузнецова и прошу:
— Серёжка, не надо с ними драться, а? Я больше не буду.
А он меня как обозвал! Даже сказать страшно.
— Ты, — говорит, — изменник Родины. За велосипед продалась. Вот подожди у меня, болванка несчастная.
Пришли мы домой. Толька около забора гуляет. И Валерка с ним.
— Ну, покатались? — спрашивает. — Могу ещё дать. Мне не жалко.
А Серёжка ему — раз! По шее.
— Могу, — говорит, — ещё дать. Мне не жалко.
Я даже глаза зажмурила. Но Толька не стал с ним драться. Ушёл за свой забор и язык показывает. И Валерка с ним. А наш Серёжка:
— Только сунься, — говорит, — к нам. Я сначала тебе башку проломаю, а потом отцу твоему всё расскажу. Можешь меня тогда ябедой звать. А ты, Машка, иди, керогаз зажигай. Обедать пора. Я за водой пошёл.
Подумаёшь, какой Серёжка! Как будто он на двадцать часов меня старше. А всего-то на двадцать минут.
Длинный Генрих и Толстая Маргарита
Ура! Мы с мамой едем в город Таллин! Только мы с мамой — вдвоём! А Серёжка с папой взяли на заводе палатку и отправляются на Вуоксу. Им дядя Игорь байдарку даёт, и они будут днём плавать на байдарке, а ночью спать в палатке на острове. Я сначала ревела, что Серёжка едет, а я нет. Хотя папа нас берёт по очереди, и в прошлом году я с ним ездила, и в будущем поеду. А всё равно обидно. Но мама говорит:
