Иду в неизвестность - Чесноков Игорь Николаевич (лучшие книги читать онлайн txt) 📗
А затем? Затем в 1909 году Седов — начальник специальной гидрографической экспедиции по обследованию устья реки Колымы. Это было ответственным, сложным и трудным заданием. Прежде чем попасть к месту работ, нужно было преодолеть с экспедиционным грузом на лошадях, оленях, пешком и на лодках десять тысяч вёрст по диким сибирским лесам, горам, болотам и рекам. В устье Колымы предстояло, сделав промеры, отыскать судоходный фарватер, разметить его вехами на воде и навигационными знаками на берегах, уточнить и нанести на карту очертания берегов устья Колымы и фарватер, провести съёмку берега вверх по реке до Нижнеколымска. И весь этот колоссальный объём работы желательно было сделать за один сезон, не удорожая экспедицию.
Седова избрали для выполнения этого чрезвычайно трудного задания не случайно. Начальник экспедиции на «Пахтусове» в 1903 году Фёдор Кириллович Дриженко характеризовал Седова как гидрографа и организатора выдающихся способностей.
С заданием на Колыме Седов справился блестяще, проявив исключительную находчивость, огромную работоспособность и самоотверженность, умение малыми средствами добиваться максимально возможного и в короткие сроки. Результаты работ были оценены очень высоко. Помимо выполнения прямой своей задачи, Седов попутно вёл на Колыме исследование условий быта, хозяйственной жизни обитателей края, его природных запасов, особенностей, возможности пробуждении промышленной деятельности. С лекциями о своих впечатлениях и выводах он выступал по возвращении во многих столичных залах, в научных обществах. Позже был опубликован труд Седова о Колымской экспедиции. Интереснейшие, богатейшие сведения, добытые любознательным гидрографом попутно с выполнением служебной задачи, вызвали огромный интерес и среди представителей общественности, и в научных кругах. Седова избирают в свои почётные члены российские географическое и астрономическое общества. Слух об исследователе и результатах исследования глухого отдалённого края империи дошёл и до царя, Николай II пригласил Седова к себе и в течение сорока минут слушал его рассказ о забытом всеми крае, его нуждах. Имя Седова сделалось известным в печати. Георгия Яковлевича, живого, весёлого, обаятельного, желали видеть во многих петербургских гостиных.
Триумф?
Да, Седов доволен собой. В свободное время он нарасхват — выступает с лекциями, посещает театры, бывает в столичных домах. Он находит свою любовь и женится, обретя, наконец, свой дом, семейный уют, основательный, устойчивый образ жизни.
И в то же время, как незаметный древоточец подтачивает ствол, Седова продолжает точить неизъяснимая тяга к Северу. Он ощущает эту тягу постоянно — за чертёжным картографическим столом, в воскресной поездке с Верой за город, в ложе оперного театра, на заснеженном Невском проспекте по пути из Адмиралтейства к себе, в Кирпичный переулок…
Древоточец этот и тревожит Седова, и зовёт. В такие минуты его начинают посещать сомнения, и некто незримый начинает допытываться:
«Быть может, ты мечтаешь бежать шума, суеты столицы и поселиться в избе на Полярном острове?»
«Нет, мне нравится здесь, у меня любимая жена, любимая работа, мне приятно внимание к своей особе и признание моих заслуг».
«Твоя мечта — вновь полюбоваться дикими жуткими голубыми ледниками, поохотиться на полярных гусей, насладиться ухой из гольца?»
«Н-не совсем».
«Значит, ты рвёшься продолжать работы, какие делал в минувших экспедициях, ибо считаешь их важнейшим из того, что мог бы сделать?»
«Отчасти да».
«Отчасти? Что же задумал ты, непоседливый? Откройся, открой свои думы, и станет легче».
«Не могу».
Признаться в том, что вызревало в глубинах сознания и души, Седов долго боялся, кажется, даже себе. Это была робкая мечта, дерзкая идея, овладевшая им давно. Идея, даже подступиться к осуществлению которой он не знал как. И потому идея эта долго оставалась подспудной мечтой. Однако она потихоньку точила его, не давала забыть о себе.
Вскоре после женитьбы Седовы отправились в Архангельск. Георгий Яковлевич готовил экспедицию, начальником которой он был назначен. Предстояло высадиться на Новой Земле и произвести опись бухты Крестовой. Там создавалось русское поселение. Для поддержания морской связи с поселением требовалось обставить в навигационном отношении вход в бухту, составить точную карту гавани с указанием глубин, фарватера, якорных стоянок, навигационных знаков.
Чудесный месяц провели Седовы в старинном портовом городе, пока шла подготовка к экспедиции. Среди интересных, образованных людей, горячих патриотов Севера появились хорошие приятели. Близко сошлись Седовы с семьёй Петра Герардовича Минейко, видного инженера-специалиста по портовым изысканиям, и с Павлом Александровичем Галаховым, губернским чиновником по особым поручениям, занимавшимся организацией поселения в Крестовой губе.
Не чурался Георгий Яковлевич поморских кормщиков, опыт и советы которых помогли ему лучше сориентироваться в огромной незнакомой бухте и быстрее произвести необходимые работы. Тогда же узнал Седов и старика
Лоушкина. Умудрённый жизнью мореход сразу расположился к умному, опытному штабс-капитану — гидрографу, хорошему моряку, весёлому и душевному человеку, умевшему уважительно относиться к старшим и ценить их опыт. Известный на Севере капитан, выходец из простой поморской семьи, Лоушкин потому ещё тепло относился к Седову, что видел в нём, в сущности, простого человека, рыбацкого сына.
«Не рвись высоко да не торопись, — отечески советовал ему Осип Максимович, намекая на недворянское происхождение Георгия Яковлевича, — а то ведь и не заметишь, как подсекут. Они не потерпят тех, кто скоро наперёд их вырывается…»
А что же Седов?
Нет, Седов не желал приспосабливаться, ощущать себя в низшем чем кто-либо достоинстве. И он дал это однажды понять, да не кому-нибудь, а самому архангельскому губернатору Сосновскому, камергеру императорского двора. Тогда, по приезде в Архангельск, Седов явился к губернатору, чтобы представиться. Это делали все, кто прибывал в губернию по каким-либо значительным делам. Губернатор принял его в своём домашнем кабинете. Он заинтересовался работами на Новой Земле, острове, входившем в состав подчинённой ему губернии, и просил подробнее рассказать о них. В кабинет вошла жена губернатора, Любовь Семёновна, не молодая, но ещё и не старая приветливая женщина. Ей захотелось познакомиться с Седовым, популярным гидрографом, и губернатор представил жене Георгия Яковлевича. Поговорив с любезным штабс-капитаном, Любовь Семёновна пригласила его назавтра отобедать к ним в обществе уважаемых и приятных людей.
— Позвольте мне быть с женою? — сказал тогда Георгий Яковлевич.
Сосновский небрежно махнул рукой и, как показалось Седову, не без высокомерной нотки в голосе бросил:
— Ну, это не обязательно!
Когда к дому, где квартировали Седовы, подкатил назавтра Галахов в губернаторской коляске, Седов ехать к обеду отказался. Почувствовав себя уязвлённым, он не откликнулся и па приглашение губернатора зайти к нему накануне отплытия экспедиции, сослался на недостаток времени. Но вечером того же дня Седов нашёл время, чтобы выступить перед членами Архангельского общества изучения Русского Севера с сообщением о своей экспедиции к устью Колымы.
Конечно, и он, в свою очередь, поступил некрасиво, отчасти оскорбив своим поведением губернатора. И Георгий Яковлевич понимал это, но поделать с собою ничего не мог.
При встрече назавтра на пароходе «Королева Ольга Константиновна», куда Сосновский прибыл, чтобы проводить первых поселенцев и строителей Ольгинского посёлка в Крестовой губе, Седов учтиво поздоровался с губернатором, но не извинился.
Закончилась экспедиция. Вернувшись в Петербург, Георгий Яковлевич представил итоги нелёгкой работы — отчёт, карты, вычисления.
Вилькицкий, начальник Главного гидрографического управления, ознакомившись с материалами, дал им очень высокую оценку и похвалил Седова. Но тут же велел дать объяснение по поводу неявки к архангельскому губернатору седьмого июля. Оказалось, что губернатор написал Вилькицкому обо всём и просил «не присылать больше, если возможно, названного офицера на работы в Архангельскую губернию, пока я нахожусь во главе её управления».
