Тимкины крылья - Курбатов Константин Иванович (мир книг .TXT) 📗
— Дуй давай, — шепотом проговорил Эдька, когда меня снарядили.
Я посмотрел в синее небо над закопченной крышей нашей бани и для разминки легонько помахал крыльями. Я, наверно, напоминал петуха, который, перед тем как закукарекать, взбивает крыльями пыль и гордо выпячивает грудь.
— Дуй давай, — сказал Эдька.
Они с Киткой отбежали в сторону, чтобы освободить мне место.
— За кусты, так же само, не зацепись смотри! — крикнул Кит.
Я снова поработал крыльями. Держались они хорошо, и ветер из-под них шел сильный. Я поработал еще. Мне было никак не решиться. Всю жизнь ходил пешком, а тут вдруг полечу. У меня противно посасывало в животе, словно я уже висел над пропастью.
— Слушай, ты или дуй давай, или раздевайся! — крикнул Эдька. — Мы с Китом тоже хотим.
Кит в подтверждение закивал головой. Его, видите ли, «так же само» тянуло в небо.
Я вспомнил, как взлетают воробьи. Я присел, подпрыгнул и побежал. Я работал крыльями, но они только мешали разбегу. И еще мешала бежать юбка. Я вдруг понял, что стоит мне споткнуться, как из моего носа получится блин и вообще я стану смахивать на Юхана Паю и Китку. Мне не на что было опереться при падении. Мои руки находились в плену у крыльев.
— Нет, — сказал я, останавливаясь, — так дело не пойдет. Во-первых, взлетать нужно против ветра. А во-вторых, не на ровном месте, а с какого-нибудь возвышения.
Эдька послюнил палец, повертел им над головой и определил, что ветер дует со стороны Сопушков.
— Чеши с бани, — предложил он. — Вон в ту сторону.
С бани я чесать не согласился. Она была трухлявая и низкая. Через такую крышу в два счета можно провалиться. И потом, попробуй заберись на баню с крыльями и в юбке.
— С нашего дома тогда, — сказал Эдька.
Я сказал, что ДОС тоже не подойдет: больно уж там народу всегда много.
— Во! — закричал Эдька. — С обрыва в Калининском поселке. Прямо на реку. Лучше не придумать.
На это я заметил, что мне жить еще не надоело. Крылья надо сначала испытать, а потом уже кидаться на них с обрывов.
— Тогда валяй с ясеня у Гнилого пруда.
— С дерева вообще нельзя, — сказал я. — Ветви будут мешать. Нужно чистую площадку.
— Послушай, — ехидно поинтересовался Эдька, — а отдельное купе в мягком вагоне тебе, случайно, не нужно?
— У нас, так же само, за огородом еще можно, — вставил Кит. — Где овраг.
Я знал этот овраг. Высоты над ним не больше метра. С такой высоты не очень-то распрыгаешься.
Освободив руки от ремней, я сидел на траве. Крылья с красными звездами торчали у меня за спиной, как у гигантской бабочки.
Мы перебрали все высокие места на острове и в конце концов остановились на Доме офицеров. Стартовать там можно было с крыши над запасным входом — и высоко, и безлюдно. Этим входом пользовались приезжие артисты. Перед крыльцом запасного входа открывалась довольно большая, окруженная деревьями и кустарником поляна. Она выходила к стадиону. Взял чуть правее — и полный тебе простор.
На крышу Дома офицеров я забрался по пожарной лестнице. За спиной у меня звонко хлопали крылья. Крыша была покрыта волнистым шифером. По ее острому хребту я на четвереньках добрался до торца здания и заглянул вниз. Эдька и Кит наблюдали за мной с открытыми ртами. Я лежал на животе и соображал: полечу я или не полечу? Мне начинало казаться, что я больше рожден ползать, чем летать.
— Давай, — сказал снизу Эдька. — Чего ты разлегся там?
— Сейчас, — проговорил я, боясь разжать руки, которые прочно уцепились за край крыши.
Дюралевые крылья лежали каждое на своем скате: правое — на правом, левое — на левом. Со стадиона дул ветер. Листья на тополе шумели и тянулись ко мне, словно хотели поддержать меня.
— Если ты не уверен, — сказал Кит, — то лучше не лети. Нельзя лететь, если ты не уверен. Это как на охоту нельзя идти, если боишься.
— Кто это боится-то? — спросил я. — Это я, что ли, боюсь?
— Нет, я, — сказал Эдька.
— Тогда, может, и по канату с дебаркадера ты съехал? — спросил я.
— Ты кончай лалакать! — закричал Эдька. — Ты лети давай!
— Может, и зуб выдернул ты? — спросил я, держась за край крыши.
— Во демагог! — вздохнул Эдька. — Разлегся там, как на перине!
Мне очень захотелось, чтобы на перине разлегся не я, а Эдька, а я бы посмотрел, какой он смелый. Что-то он на язык только больно смелый.
По правде говоря, я действительно не очень был уверен, что смогу полететь. Раньше я был уверен, а теперь нет. Теперь я ни капельки не был уверен, что полечу. Я чувствовал, что маршрут моего полета возможен только в одном направлении — к земле. А лететь к земле с железяками за спиной и в юбке значительно опаснее, чем без всех этих приспособлений. Лучше бы я без всего десять раз спрыгнул с Дома офицеров, чем с этими крыльями.
Но отступить я тоже не мог. Я лучше бы свернул себе шею, чем позволил Эдьке посмеиваться надо мной.
— Эй вы, слабаки! — закричал я, поднимаясь на четвереньки. — Внимание! Приготовились! Исторический момент! Наш путь к звездам!
Я сел на конек крыши и вдел в ремни руки. Потом я поднялся на широко расставленные ноги. Бодрым голосом я выкрикивал лозунги. Наверно, если бы я замолчал, то не смог бы заставить себя расстаться с крышей.
— «Нам разум дал стальные руки-крылья!» — орал я. — Мы завоюем все околоземное пространство! Мы построим города на Марсе! Приготовились! Пять, четыре, три…
Я, словно в угаре, досчитал до нуля, крикнул: «Поехали!» — и осторожно подпрыгнул. По бокам у меня сами собой лихорадочно заколотились крылья. Я почувствовал, что поднимаюсь. Я взлетал! Меня потянуло вверх! Меня потянуло по самому настоящему! Я даже привстал на цыпочки, чтобы продлить миг расставания с крышей.
— Пошел!! — завопили внизу Эдька с Китом.
Но я не пошел. Меня лишь какую-то долю секунды тянуло вверх, а потом швырнуло вниз. И тут я с ужасом заметил, что пикирую левым крылом точно на спины двум офицерам, которые неожиданно появились из запасного входа.
Кажется, я заорал, чтобы они посторонились. Крыло я отвел в сторону. Если бы я не отвел крыло, им бы пришлось худо. Алюминий хоть и мягкий, но все же металл. Тот, кто шел на полшага сзади, услышал мой крик и отскочил. Второй отскочить не успел. Я ударил его грудью в спину, сшиб с ног и, с хрустом смяв левое крыло, растянулся на теплой траве.
Меня трясло. Трясло где-то внутри, в животе. Я лежал с закрытыми глазами и понимал, что остался жив благодаря чуду. Чудом оказалась чья-то спина.
Вокруг было так тихо, словно ничего особенного не произошло. Чирикали птицы. Шелестел листвой тополь. Сквозь закрытые веки кроваво-красным пожаром горело солнце. И еще я чувствовал, как медленно и упрямо набухает болью левая рука.
Мне показалось, что я пролежал так целую вечность. Но на самом деле я, наверно, открыл глаза почти сразу. Потому что тот, которого я сбил, только поднимался. И я мгновенно узнал его. Это был подполковник Серкиз!
Он выпрямился и, медленно похлопывая перчатками по ладони, уставился на меня рачьими глазами. Его синеватые губы дергались и ползли к правой скуле.
И под этим застывшим взглядом меня, как всегда, обуял ужас. Упираясь каблуками в землю, я пополз на спине к кустам. Мне хотелось спрятаться от этого человека, провалиться, исчезнуть.
— Раз-гиль-дяй! — по слогам произнес подполковник и ударил носком ботинка в звякнувшее правое крыло. — Встать!
Команда прозвучала, как выстрел. Я почувствовал, что сейчас вскочу и вытянусь перед ним в струнку. Это было как гипноз. Это было хуже гипноза.
— Встать! — рявкнул он.
Я разжал потные кулаки, все еще не выпускавшие ремни в крыльях. Разжал и вскрикнул. Острая боль из левой руки плеснула в плечо и сдавила сердце.
Ко мне бросился начальник клуба лейтенант Тудвасев. Это он шел на полшага сзади и успел отскочить.
— Нога? — проговорил Тудвасев, наклоняясь надо мной.
Я не ответил. Я лежал на спине и не мог отвести взгляд от подполковника Серкиза.
