Под солнцем горячим - Сальников Юрий Васильевич (хороший книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Гера взглянул на Коноплеву и осекся: нет! И так уж слишком много людей знают про записку да про Бондаря. И он ничего не сказал Сереге, а пока обедали, все время настороженно поглядывал то на Толстого Макса то на Гутьку.
Неожиданная союзница
Только зря он так думал о Коноплевой. Она его выдавать не собиралась. И даже совсем наоборот. Она его выручила.
Как это произошло? А вот так.
После обеда всем отрядом пошли в Красногорийское — посмотреть школьный музей. Директор школы Олегу Захарович — невысокого роста, с бородкой клинышком, в очках и в серой шляпе с дырочками («Для вентиляции», — хихикнул Толстый Макс) — встретил гостей у входа. Директора окружали красногорийские ребята, среди них был, конечно, и Топчиев.
В этой школе до войны учился Андрей Гузан. Сейчас в классе, где он сидел, висит его портрет. И класс называется «класс Гузана». А в музее много документов — школьный дневник, тетрадки, сочинения, письма с фронта и самое главное — комсомольский билет сержанта Гузана, простреленный вражеской пулей, залитый кровью… Гера смотрел, не отрывая глаз. Много уже знал он о Гузане, часто говорили о его подвиге ребята, но, глядя сейчас на этот комсомольский билет, будто услышал, как из дали военных лет, сквозь грохот артиллерийской канонады и треск пулемета донесся звонкий голос: «За Родину!» И метнулась на фашистский дзот фигура бесстрашного сержанта с автоматом в руках, захлебнулся вражеский пулемет.
Нет, не погиб Гузан тридцать лет назад. Он стоял сейчас перед Герой Гусельниковым — молодой, плечистый, веселый, бесстрашный, — такой, каким был тогда. И правильно решили ребята: побывать здесь, где он жил, прошагать по земле, по которой он шагал, посмотреть на горы, на которые он смотрел.
Но ведь так же храбро еще шесть десятков лет тому назад, в девятнадцатом году, воевал Степан Бондарь! Он так же звал на бой с врагами: «За революцию! За Советскую власть!».
— Олег Захарович, — Гера оттеснил Абрикосову, — скажите, а в гражданскую войну здесь были партизаны?
— Были, — ответил Олег Захарович. — В этом самом доме размещался их партизанский штаб.
— В этом? — обрадовался Гера. Вот здорово! Значит, вполне возможно, что в комнате, где учился Гузан, за тридцать лет до него заседал со своим штабом Степан Бондарь! И у Геры невольно вырвалось: — И Бондарь здесь бывал?
— Какой Бондарь?
Гера хотел уже ответить, но не успел. Муврикова, хмыкнув, сказала:
— Опять Гусельников с гражданской войной вылез!
И учительница спросила:
— Тебя по-прежнему интересуют красно-зеленые?
Геркин взгляд упал на Гутю. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, приложив палец к губам, как бы предостерегая: «Молчи, молчи, а то дознаются!» И он забормотал еле слышно:
— Да я просто так, я ничего…
Олег Захарович пожал плечами:
— Если про здешнего партизана речь, то я не слышал.
И вдруг запищала белобрысая девчонка:
— Олег Захарович, а вот наш дедушка Кондрат…
Но Гутя не дала ей закончить:
— Пошли, Лена, пошли!
— Погоди, куда ты меня тянешь?
— Пошли, пошли, — не отставала Коноплева и, можно сказать, силой выволокла девчушку из комнаты.
Олег Захарович продолжал рассказывать о Гузане. Красногорийский ученик совершил подвиг далеко отсюда, под Ленинградом, но и здесь, в горах, шли упорные бои с фашистами. Через Красногорийское проходила линия франта — на одной окраине были немцы, на другой укрепились наши.
— А вы сами воевали, Олег Захарович? — спросил Дроздик.
— Да, я был в десантных войсках. Меня вместе с товарищами забрасывали в тыл к немцам.
— Расскажите, — запросили ребята. Муврикова даже тетрадку раскрыла — приготовилась записывать. И Гера с уважением взглянул на Олега Захаровича — вот ведь не подумаешь: невысокий, в очках, ничего героического по виду, а десантник! Только рассказывать сейчас о себе он не стал, пообещал это сделать при следующей встрече.
Когда Гера вышел на улицу, то только тут вздохнул с облегчением. Пока теснились в комнате, он боялся, что взрослые снова начнут выспрашивать у него о Степане Бондаре. А на улице можно держаться подальше. И он шел в сторонке, рядом с Серегой, мысленно ругая себя за то, что чуть все не погубил, и спасибо говорил Гутьке — она же удержала его от глупой болтовни, выручила! И теперь уж все — все! — ни одна живая душа теперь не услышит от Герки о Степане Бондаре. Надо только завтра поговорить еще с Кондратом. Без этого не обойтись. Ясно, что Бондарь мог бывать в Красногорийском, мог, хотя никто здесь об этом не догадывается. А Гера все, выяснит у деда, потом побывает где надо, а уже после этого напишет сюда письмо: «Дорогие красногорийские ребята и директор Олег Захарович! Вы, конечно, не помните, что среди городских туристов находился я, а я узнал новость, очень важную для истории вообще и для вашего поселка в частности…» Короче, так или примерно так напишет он, чтобы не пропало важное открытие.
Только опять перед Герой возникло препятствие… Когда пришли в лагерь, Лидия Егоровна, выстроив отряд, сказала вожатой:
— Альбина, зачитай приказ номер два.
Семен опять освещал листок карманным фонариком, как в Чистом Ключе, потому что опять было уже темно. Небо хмурилось, покрылось тучами, от реки повеяло сыростью. Ветер шевелил у ребят галстуки, а у Альбины в руках листок с приказом. Приказ гласил, что турист Максим Швидько с должности отрядного хозяйственника снимается. А вместо него назначен Максим Дроздик. И вдруг Гера услышал свою фамилию:
— Завтра по кухне дежурят Абрикосова и Гусельников.
Вот тебе раз! Значит, весь день будешь привязан к костру. А как же свидание с дедом?
— Назначаю ночных дежурных, — продолжала читать Альбина. — Смена у костра через каждые два часа.
И Гера крикнул:
— Я тоже ночью хочу!
— Придет время, подежуришь и ночью, — ответила Альбина.
— А я сегодня хочу!
— Да хватит тебе, Гусельников, — захныкали девочки в строю. — Дождь уже, холодно. — Действительно начал накрапывать дождь.
— Да что ты споришь, — сказал и Кулек-Малек. — Мы по алфавиту назначаем. — Он крикнул: — Разойдись! — И все разбежались.
У ведер с киселем выстроилась очередь. Летучими светлячками замелькали внутри палаток карманные фонарики. Снова пролетел над поляной ветер, глухо зашелестели почерневшие в темноте кусты. Гера юркнул в палатку за миской и наткнулся на Серегу.
— А я завтра на Красную гору полезу, — похвастался он. — Договорился со здешними ребятами.
Гере стало досадно — ему не удалось освободиться от завтрашнего дежурства, и Серега же помешал — выдумал поваров по алфавиту назначать! А сам пойдет, куда хочет.
— Как же ты полезешь, хромой-то?
— А я уже могу. — Кулек, выбравшись из палатки, попрыгал на больной ноге.
— А зачем? — спросил Гера, тоже выбираясь из палатки.
— Геологический образец брать.
— Да у них каменюк в музее полно. Попроси — и дадут.
— К твоему сведению, уже предлагали, да я не взял. Геолог должен сам отколоть. Для него самое главное — из какого пласта и при каком обнажении.
— Да бери, бери, — сказал Гера. — Все это чепуха!
— А что не чепуха, что? — вдруг прищурился Серега. — Не днем дежурить, а ночью, да? Делать тебе нечего!
— Нет, есть что делать, есть! — заспорил Гера и сразу замолчал. Спорить и то нельзя, а то догадаются. Пусть уж лучше и Кулек-Малек считает, что у Герки Гусельникова нет ничего серьезного, а так, одни капризы.
Получив кисель и горячий чай, Гера нехотя поплелся в палатку. И тут услышал шепот:
— Гусь! — Из-за куста высунулась Коноплева, тоже с миской в руках. — Послушай, — зашептала она, озираясь.
— Ленки больше не бойся, я с нее клятву взяла, молчать будет. И у дедушки все выспросит. Завтра ты дежурный по кухне, так я сама в поселок схожу, у нее узнаю, может, он еще про Бондаря помнит, верно? Т-с-с, идут! — Она оглянулась и исчезла в темноте.
