Рыцарь XX века (Повесть о поэте Абд ар-Рахмане аль-Хамиси из долины Нила) - Моисеева Клара Моисеевна
Аль-Хамиси не помнил, как оказался в больнице, как стоял в коридоре в надежде дождаться доброй вести, как пришел домой, оплакивая друга. Он очнулся у окна своей комнаты в сумерках. Изредка на реке мелькали огни маленьких фонариков на рыбацких лодках.
«Бедный Мурад больше не увидит восхода солнца», — подумал Абд ар-Рахман. Он почувствовал боль в сердце и, не зная, что делать, бросился на постель, обливаясь слезами, не в силах перенести обрушившегося на него горя. Он долго лежал в изнеможении, в слезах и отчаянии. А среди ночи вскочил, зажег лампу, взял лист бумаги и стал писать строки, которые рвались из сердца:
Прочитав эти строки, юный аль-Хамиси вспомнил, как любил стихи его славный друг Мурад. Как охотно слушал его несовершенные творения, потом на память читал Байрона и восхищался им. Мурад не умел сочинять стихи, но, вероятно, стал бы отличным прозаиком. Его сочинения в школе были в числе лучших.
«Как несправедлива судьба! Почему случилось такое несчастье?» — вопрошал сам себя аль-Хамиси.
Потрясение Абд ар-Рахмана было так велико, что началась горячка. Страшная головная боль мучила юношу и на много дней приковала его к постели. Денег не было, чтобы вызвать врача, но хозяйка комнаты не оставила больного без внимания. Она раздобыла для него целебную траву, заваривала и поила до тех пор, пока он не поднялся. К этому времени приехал отец. Он ничего не знал о событиях в аль-Мансуре. Приехал по своим делам и зашел навестить сына, отдать ему деньги на пропитание. Он нашел мальчика таким печальным и изнуренным, что предложил ему поехать в деревню. Но Абд ар-Рахман отказался. Он сказал:
— Я полюбил эту школу. Мне дорог каждый урок. Уехать я смогу только на каникулы. Но у меня свои планы.
Разгневанный отец злобно посмотрел на сына и сказал:
— Я не позволю поехать к матери — только в деревню.
— Я поеду в аз-Зарку, — ответил юный аль-Хамиси, — Я буду учить грамоте детей бедных феллахов.
— Нашелся учитель! Тебе всего пятнадцать лет. Ты худ, как цыпленок. Приедешь в деревню — бабушка подкормит.
Абдель Малик ушел рассерженным.
«Дорогая мама! Не случайно пятницу называют аль-фадиля — великолепная. Поистине была великолепной последняя пятница прошлого месяца. Я был в театре и смотрел пьесу Шекспира «Король Лир». Я был так взволнован, так опечален судьбой короля Лира, что казалось, будто это близкий мне человек. Какая жестокость! Какая несправедливость! И как печально, что так бывает не только на сцене, но и в жизни. Когда я вижу такое зло, мне хочется подняться во весь рост и кричать на весь мир: «Остановитесь, люди, так нельзя!..» Как хорошо, что я увидел эту пьесу!
Дорогая мама, почему дети так неблагодарны, так полны злобы? Почему? Как случилось, что доверие благородного и доброго короля обернулось для него трагедией? Когда я возвращался домой, я сожалел, что не могу тебя увидеть и поделиться с тобой своими мыслями. Мне не с кем поговорить о таких вещах. Мои товарищи совершенно равнодушны к театру. А разговоры о добре и зле для них сущая пытка. Я вспоминаю, как часто ты говорила со мной о таких важных вещах. Теперь, когда я уже заканчиваю школу, я все чаще размышляю об этом. Я думаю о несправедливости, когда бываю в деревне у отца. В доме деда я узнал, что за доверчивость и доброту можно расплатиться бедой. Расскажу тебе маленькую печальную историю.
Мой дед-мамлюк очень добрый и сердечный человек. Иной раз я удивляюсь и восхищаюсь его благородством. Он часто говорит, что горести его детства запомнились ему на всю жизнь и у него не иссякает потребность помогать людям. Представь себе, он стал нищим, лишился последнего клочка земли. Случилось так, что к нему обратился сосед с просьбой дать ему взаймы большую сумму денег, чтобы не просрочить ссуду в банке. Просил на срок в несколько месяцев. Денег у деда не было. Он доверял соседу, хотел ему помочь и предложил заложить свое поле до выплаты ссуды. Так они и сделали. Оформили. Благодаря заложенной земле ссуду продлили, и теперь оставалось добыть деньги, чтобы расплатиться с банком. Сосед подвел деда. Денег не достал, и в назначенный срок земля деда стала достоянием банка. Теперь у деда нет поля, и неизвестно, как мы будем жить.
Твой Абд ар-Рахман».
«Сын мой, любимый! Твои письма доставляют мне такую радость, так согревают мою душу! Спасибо тебе, родной, за это!
Признаюсь, мне горестно твое одиночество, но утешает сознание того, что ты борешься с дурным настроением, не поддаешься печали, что ты постоянно занят. А мысли твои говорят о высоких идеалах. Ты еще мал, а я не боюсь сказать эти возвышенные слова: я уверена, ты не погрязнешь в мелочной серенькой и будничной жизни. Ты не поставишь себе цели — построить дом и заполнить его вещами, каких нет у соседей и приятелей. Ты не будешь стремиться к богатству, потому что оно переменчиво. Разве может согреть душу антикварная ваза или перстень с изумрудом? А твоя душа стремится к высотам человеческого духа, к любви. Я разумею не увлечение возлюбленной девушкой. У тебя зреет любовь к человечеству. Это прекрасно!
Любить каждого человека, уметь видеть в нем доброе начало, уметь понять его — это великое счастье! И как бы ни труден был путь такого подвижника, он оправдан. Ведь его ждет ответная любовь людей. Дай тебе бог, чтобы горение души, данное тебе всевышним, не пропало, а разгорелось ярким пламенем. Я мечтаю о многом, может быть недоступном. Я мечтаю о том счастливом дне, когда ты, мой Абд ар-Рахман, станешь поэтом и поведешь за собой молодежь. Молодые полюбят тебя и твое творчество. И тогда твои мысли о добре, о справедливости, чести подхватят другие. Я хочу дожить до этих счастливых дней.
Сын мой, как горестно положение деда. Я очень огорчена и сожалею, что не могу помочь в этой беде. У меня совсем нет денег в запасе. Я имею только скудное пропитание. Но может быть, сосед найдет способ расплатиться? Напиши мне об этом.
Ты пишешь, что смотришь все спектакли в театре аль-Мансуры и счастлив, когда можешь снова увидеть «Ромео и Джульетту» Шекспира, «Гамлета» и «Короля Лира». У тебя отличный вкус. Я много раз видела эти пьесы в театре и каждый раз открывала для себя что-то новое, ранее мне неведомое. Шекспир — великая школа жизни. Как мне радостно, что ты так рано понял это и учишься у великого англичанина.
Спасибо тебе, мальчик мой любимый!
Твоя мама».
Тягостными были первые дни в школе после гибели Мурада. Все только и говорили об этом несчастье, вспоминали товарища и горько сожалели. Абд ар-Рахман горестно вспоминал озорные, веселые глаза друга, его горячий нрав. Он часто думал о том, что не надо было устраивать демонстрацию, тогда бы Мурад был жив. «Но как выразить протест против несправедливости? — спрашивал себя аль-Хамиси. — Разве не справедливо было требование школьников аль-Мансуры открыть новые школы для детей бедняков?! Если все будут молчать и терпеть бесчисленные невзгоды, то ничто никогда не изменится».
Абд ар-Рахман вспомнил разговор с другом о знахарях, о суевериях и заклинаниях. Он тогда рассказал Мураду о том, как бабушка спасала его от дурного глаза, как его лечили, заставив выпить воду, в которой растворились чернила надписи, сделанной богословом.
«Когда нет больницы, тогда лечит знахарь, — сказал Мурад. — Мы должны выходить на демонстрации и требовать устройство школ и больниц».
