Отпуск по ранению.Сашка - Кондратьев Вячеслав Леонидович (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗
Неспроста это, неспроста… Чего надумал фриц? Вдруг наступать? Вот незадача! Не дает уйти, гад, шпарит и шпарит.
Наконец устал Сашка перебегать туда-сюда и безвольно привалился к дереву – будь что будет… Сжался комком и только вздрагивал при каждом разрыве. Будь что будет… Даже глаза закрыл. Не судьба, значит, уйти живым с передка.
Но стон где-то совсем рядом встрепенул Сашку. А потом услыхал он:
– Братцы… Есть кто поблизости? Братцы… Ранило меня… Санитаров бы…
Вот еще негораздь какая! Матюгнулся Сашка, но на голос пополз.
Раненый – большой и грузный, из "отцов", с седой щетиной на квадратном подбородке – жадно хватал ртом воздух. На груди растекалось рыжее пятно.
Одного взгляда достаточно – плохо дело. Знал Сашка: если не перевяжешь сразу, не заткнешь дырку марлей, то раненные в грудь долго не тянут, помирают тут же.
– Вот, сынок, отвоевался, видать… – с трудом выпершил раненый.
– Пакет где? – спросил Сашка и, не дожидаясь ответа, осмотрелся. Шагах в трех валялась сумка от противогаза. – Там?
– Там.
Кое-как расстегнул Сашка ватник, задрал гимнастерку, рубаху. Из черной щели в груди толчками била кровь. Сашка поморщился. Стало страшно – а если б его так? Быстро сунул марлевую салфетку в рану, но, пока прилаживал бинт, пропиталась она уже кровью.
– Не выдюжу… – Раненый бессильно запрокинул голову, а изо рта пузырилась розовая пена.
– Ничего, потерпи. – Сашка тоже кривился от боли, пришлось и левой рукой действовать. – Что делать будем?
– Не уходи, сынок, долго не протяну.
– В санчасть тебя надо. Пойду я, санитаров пришлю. А ты лежи.
– Не найдут меня. Ты покричи, может, есть кто поблизости.
Не один раз видел Сашка смерть, и всегда дивило его, как безжалобно помирают люди. И не понимал он этой безропотности. А теперь вроде дошло – просто, когда ранит тяжело, нету уж сил за жизнь бороться.
Понимал Сашка, что, пока дойдет он до санвзвода, пока придет оттуда помощь, будет уже поздно и единственное, что он может сделать для этого человека, – остаться с ним, пока не умрет тот. Но такое бездействие не по Сашке, да ему и самому в тыл нужно, нужно скорей уйти отсюда. Немец пока приутих, но может и по новой начать. Так что же делать?
– Я пойду все же, – поднялся Сашка. – На тропке заметку сделаю для санитаров, найдут тебя. А так что? Пособить-то тебе ничем не могу…
Раненый не ответил, глаза прикрыл, только дышал взахлеб с хрипом.
– Слышишь? Пойду я. Ты потерпи, я мигом. И санитаров пришлю. Ты верь мне… верь.
– Прощай, парень…
– Ты дождись только. Обязательно дождись. Понял?
– Иди…
Сашка тронул холодную мягкую руку, сжал несильно и пошел. На тропке прочертил штыком глубокую стрелу и нацарапал: "Раненый". Вроде все сделал, а на душе как-то нехорошо.
На подходе к Чернову увидел он мечущихся из стороны в сторону бойцов, растерянно и зло кричащих командиров, – видать, новая часть прибыла. Вдруг им на смену? Хорошо бы. Тогда отвели бы их битую-перебитую на отдых, тогда не так совестно, что один он живым выскочил. И свиделись бы, может.
Но надо же, завтра Первое мая, а вновь прибывшие все в белых, новеньких, прямо со склада полушубках и валенках! Им-то в самые морозы в шинельках пришлось промаяться. Да и для немца примета – новенькие. Вот и угостил их сразу. Это он любит – ошеломить необстрелянных, примять страхом. Их тоже так перед наступлением разметали по всему передку, пустили кровушки.
… Возле дома, в котором санвзвод расположен, толпились раненые, все больше из прибывшей части (своего медпункта покамест еще не развернули), – очередь. Видя такое и поняв, что скоро его не перевяжут, протолкался Сашка вперед сообщить о своем раненом.
Запаренный военврач увидел Сашку и, зная его – не раз притаскивал он тяжелораненых, помогая санитарам, – бросил второпях:
– Обожди маленько, видишь, что тут…
– Я-то обойдусь, товарищ военврач, но в лесу раненный в грудь лежит, наш, с нашего батальона. Я там на тропке замету сделал. Надо бы санитаров поскорей, а то не доживет.
– Сейчас пошлю. Ну, что у тебя? Показывай.
– Ладно уж, может, до санроты и так дотопаю.
– Не валяй дурака! Быстрей!
Военврач оглядел Сашкины раны, перевязал и вкатил ему два укола.
– Недолго погуляешь, кость не задета. Уходи скорей, видишь, что здесь творится. Идиотство! Прибыли утром, да еще в полушубках. Из-за них весь сыр-бор.
– Небось нам на смену? – спросил Сашка с надеждой.
– Да нет, – пробурчал врач. – Куда-то в сторону направляются. Ну иди. – Врач улыбнулся и подтолкнул Сашку. – Сейчас тебе не больно будет и даже весело.
Сашка растолковал санитарам, где найти раненого, и хотел было уходить из Чернова, но посмотрел, как неспоро поплелись они, размахивая не в лад носилками, и чертыхнулся – знает он этих санвзводовских, на передок арканом не затащишь. Вернутся и скажут – не нашли, дескать, или что помер уже раненый. Кто их проверять будет? А потом вдруг замету его затоптали или мина в это самое место ненароком угодила? Тогда и будут искать – не найдут. А ведь он слово дал. Умирающему – слово! Это понимать надо. И Сашка крикнул:
– Погодите, провожу вас! – и пошел им вдогон.
Те приостановились и удивленно глядели на Сашку.
– Рехнулся, что ли? – сказал один из них.
– А вдруг не найдете?
– Ошалел от морфину, – произнес другой. – Катись обратно, нечего судьбу пытать. Мало тебе немец влепил? Добавки захотел?
И впрямь был Сашка словно пьяный немного, и с руки боль снялась. А главное, не страшно ему обратно к передку идти, хоть и "рама" в небе зависла, а после нее, как пить дать, жди обстрела…
Когда подошли к тому месту, и верно, стрелка, нацарапанная штыком, была почти не видна, а надпись "раненый" и вовсе стерта – прошелся, видно, по тропке народ, затоптал.
Раненый лежал там же. Глаза закрытые, но дышал.
– Ну вот, привел тебе санитаров, дядя. Не обманул. Слышишь? – нагнулся над ним Сашка.
Тот глаза приоткрыл, но ничего не ответил: обессилел, видно, совсем.
И тут Сашка, довольный собой, что слово сдержал и что раненый подмоги дождался, не помер, не зря, значит, санитаров он проводил, задерживаться больше не стал и весело, почти рысцой затрусил в тыл.
Над Черновом все еще кружилась "рама", высматривала, зараза, и деревня как вымерла, попрятались все кто куда, и новенькие в полушубках тоже скрылись, и прошел Сашка ее, никого не встретив, ни с кем из знакомых не простившись.
От Чернова дорога шла в низинку, и опять грязища, но тут недолго и до большака, вон и виднеется черными трубами разорища. Деревеньку эту сожженную Сашке не забыть… Тут он со взятым им немцем и стоял, дожидаясь комбата, маясь и не зная, что капитан с ним сделает за то, что не выполнил он его приказ немца застрелить… Отсюда и повел фрица к штабу бригады, после того как капитан приказание свое отменил.
Большак Сашка пересек и пошел прямиком через поле к виднеющемуся вдали лесу. Не шибко разъезжена здесь дорога, да и дорогой-то не назовешь, так, протор какой-то, следы тощие, редкие. По ним как по писаному видно – бедует фронт.
От уколов докторских в Сашкиной голове туман приятный, боли в руке никакой, и шел он ходко, глубоко втягивая в себя чистый, пахнущий весной воздух, весной, которая и неприметна была там, на передке, где трупный дух и гарь забивали все ее запахи. И идти было хорошо, просторно, не надо под ноги глядеть – ни воронок тут, ни убитых.
Солнце било прямо в глаза, немного пригревало и радовало. На передовой его не жаловали и ясную погоду недолюбливали – из-за самолетов. При пасмурном, облачном небе было спокойней.
Когда дошел Сашка до подборья и пахнуло на него пряно хвоей, остановился он, вздохнул полной грудью, снял с головы ушанку, провел рукой по голове и осел на родимую землю, где желтую прошлогоднюю траву отдельными пучочками живила зелень нонешней. Сорвал несколько травинок, поднес к лицу, и только тут непрестанное напряжение, не отпускавшее его ни на минуту, даже во сне, все эти долгие кровавые месяцы нахождения на передке, начало понемногу сходить с него, и радость, что он все же живой, которой не давал до этого хода, нет, не нахлынула на него, а так, потихоньку начала пробиваться, просачиваться в душу… Столь долго держал себя Сашка на замке, что непросто было отомкнуться.
