Дом в Цибикнуре - Могилевская Софья Абрамовна (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
У Наташи, прильнувшей к дверной щёлке, широко раскрываются глаза. Вот она, оказывается, тайна старших мальчиков! А Нюра Щёточкина ещё смела подумать про какой-то горох!..
Значит, каждую ночь они бегают к Алёше на почту слушать по радио сводку Информбюро.
Забыв про добрые советы, которые ей надавала Мила — громко не дышать, как-нибудь не кашлянуть, не скрипнуть дверью, а слушать только краем уха и носа в комнату вовсе не совать, — забыв про всё (и какие тут могут быть советы, когда главное — не пропустить ни одного слова), Наташа тянет на себя дверь.
Дверь скрипит, и Наташа прямо застывает от страха. Теперь-то ей мальчишки пропишут по первое число! Покажут, где раки зимуют! Будет она знать, как в их дела нос совать… Но мальчишки даже не обратили внимания на скрип двери. Они даже не обернулись. Они припали к столу, на котором лежала карта, и, кроме вечерней сводки Информбюро, казалось, для них ничего больше не существует.
Тогда Наташа осмелела (ведь должна она слышать, что творится на фронтах!), ещё немного потянула к себе дверь, на этот раз осторожно и без скрипа, и просунула в комнату не краешек уха, а оба уха со всей головой и двумя растрёпанными косичками. Нет, она не хочет пропустить ни одного слова, ни одного слова!
— Вот, смотрите, где произошёл прорыв, — быстро-быстро, захлёбываясь, говорит Аркадий, — в Ржевско-Гжатско-Вяземском направлении.
— Значит, вот тут, — говорит Женя Воробьёв и показывает пальцем на карту. — Вот Вязьма, вот Гжатск, а вот Ржев… Какая ширина прорыва?
— Сто пятнадцать километров по фронту, пятьдесят километров вглубь, — говорит Аркаша, заглядывая в бумажку с записью.
— Не путаешь?
— Нет. Всё точно.
Жене немного досадно: такую хорошую сводку пришлось слушать не ему, а другому мальчику. А вдруг этот другой мальчик, то-есть Аркаша, что-нибудь перепутал, недослышал?.. Плохо, что у них в доме нет собственного радио. Сколько времени хлопочет Клавдия Михайловна, а выхлопотать не может.
— Да, ребята, — торжественно повторяет Аркаша, — наши войска прорвали фронт на сто пятнадцать километров и отбросили фашистов на пятьдесят километров.
— Завтра узнаем, — говорит Коля Бабурин, — какие ребята у нас из освобождённых мест, нужно их оповестить.
Наташа навострилась. Может, и среди её девчат есть кто-нибудь из освобождённых мест? Тогда она должна оповестить, только не завтра, а сегодня.
— По двадцатое августа нашими войсками освобождено шестьсот десять населённых пунктов, — продолжает Аркаша.
— Шестьсот десять, шестьсот десять, шестьсот десять! — шепчут Наташины губы.
Только бы не забыть! Только бы запомнить! Она хочет всё-всё рассказать девочкам.
— Это точно? — опять строго и внушительно переспрашивает Женя Воробьёв.
— Конечно, точно! — слегка обижаясь, отвечает Аркаша. — Вот же запись. Я всё по записи говорю!
— Ну, ладно, — говорит Женя. — Не обижайся. Ведь знаешь, какая тут должна быть точность…
— Я и не обижаюсь. Только нельзя же так человеку не доверять! Что я, маленький, сам не понимаю, какая важная вещь сводка, особенно когда бывает «Последний час»! Ну, слушайте дальше. В числе населённых пунктов освобождены три города: Зубцов, Карманово и Погорелое-Городище.
Все мальчики наклоняются над картой. Где эти освобождённые от фашистов города? Их можно затушевать красным карандашом. Ведь эти города снова у нас. Снова советские! Снова наши!
— Одних танков мы захватили двести пятьдесят штук, — продолжает Аркадий.
Но дальше Наташа не слушает. Дальше Наташа уже не может слушать.
Погорелое-Городище… Погорелое-Городище… Кто у них из Погорелого-Городища?
Она отлично помнит, кто-то из Погорелого-Городища.
И тут в Наташиной памяти мгновенно возникает разговор с Анютой, когда она, Наташа, приехала сюда, в этот дом.
«Ты откуда?» спросила Анюта. «Из Ленинграда, — ответила Наташа. — А ты откуда?» — «Из Погорелого-Городища, — отвечала Анюта. — У вас в Ленинграде тоже фашисты?», спросила Анюта. «Нет, — сказала Наташа, — у нас в Ленинграде никаких фашистов нет и не будет. Мы никого не пустим в Ленинград». А потом Наташа спросила: «А почему твой город называется Погорелое-Городище? Разве там всё погорелое?» — «Нет, — сказала Анюта, — у нас там нет ничего погорелого. У нас там очень хорошо. И дома светлые, и сады зелёные. У меня там мама, бабушка и братик остались. А узнать про них ничего нельзя».
И вот, оказывается, Погорелое-Городище, Анютин город, наши войска освободили от фашистов. Значит, Анюта может получить весточку от мамы, бабушки и брата. И может послать им письмо про себя.
Нет, Наташа не может ждать ни одной минуты. Она должна сегодня же, сейчас же, сию же секунду сообщить Анюте про такую огромную радость.
И, забыв про тайну, про то, что от мальчишек может попасть, забыв про всё на свете, Наташа, путаясь в одеяле, летит по коридору обратно, к комнате своих девчат, и голос её звенит на весь дом:
— Девочки! Девочки! Девочки! Сегодня был «Последний час»! Анюта! Твоё Погорелое-Городище наши войска освободили от фашистов… Анюточка, поздравляю тебя!.. Поздравляю тебя, Анюточка!..
Глава 20. Сентябрь — картофельный месяц
Дни в сентябре установились погожие и тёплые. Золотое бабье лето. Точно на заказ для уборочных работ, держалась погода. Тепло было, как летом. Только деревья переменили летнюю зелень на шуршащее золото осени.
В жёлтое перекрасили клёны свои широкие лапчатые листья. Вся янтарной стала берёза.
Покраснела сквозная и трепетная осина.
Лёгкая паутинка висела на деревьях. Будто солнце, спустив до самой земли свои тонкие блестящие лучи, перекинуло их от дерева к дереву, от ветки к ветке, от листа к листу…
Было такое безветрие, что жёлтые листья медленно, по одному, слетали с деревьев и, прежде чем лечь на землю, долго плавали и ныряли в неподвижном воздухе.
Ребята торопились поскорее убрать с детдомовского участка свою картошку, чтобы итти работать в колхоз. Меньше чем за неделю вырыли и свезли в овощехранилище весь картофельный урожай. Да ещё разобрали по сортам: «лорда» к «лорду», розовую скороспелку к розовой скороспелке, лиловую крупную синюху к синюхе, а разную мелочь отдельно — корове и поросятам.
Только покончили с уборкой, и прямо на следующее же утро к директору Клавдии Михайловне явился Иван Иваныч, председатель соседнего колхоза.
— Ну, директор, — с порога сказал он Клавдии Михайловне, — раз со своей картошкой управились, пожалуйте к нам на подмогу! Завтра и мы с утра начинаем копку.
И на следующее утро все старшие девочки и все старшие мальчики отправились на работу в Куптурский колхоз.
До Куптурского колхоза недалеко — километра полтора. Сначала нужно пересечь чёрные распаханные пары. Потом пойти тропкой вдоль низкого кустарника, окаймляющего овраг. А за кустарником уже видны и длинные строения коровника, и конюшни, и светлый новый, выстроенный перед войной и не успевший потемнеть амбар, и крохотная закоптелая кузня, и все избы, полукругом карабкающиеся на пригорок, с палисадниками, перед окнами, с огородами на задах, и высокие деревья с оранжевыми кистями рябины.
Мальчики, чтобы ловчее было работать, — в старых лыжных штанах. Девочки по-бабьи повязаны тёплыми платками. Свежо. Утра уже с заморозками. Трава на затенённой стороне подёрнута инеем, будто густо посыпана мелкой белой солью. А там, куда падают солнечные лучи, там иней растаял, и влажные травинки кажутся яркозелёными, точно умыты летним дождём.
Мила шагает впереди, как командир в голове своего отряда. С сегодняшнего дня она — бригадир колхозной детдомовской бригады. В руках у неё свернутая трубкой ученическая тетрадь. В неё она будет заносить разные важные вещи: кто как работает, кто сколько сделал, у кого какая выработка и вообще всякие замечания и наблюдения.
