Невероятное путешествие мистера Спивета - Ларсен Рейф (книга жизни .txt) 📗

Можете вообразить, как сложно мне было собираться в эту поездку – в жизни я еще не ездил так далеко. Я отправлялся в Мекку всех коллекционеров, La Capitale, как мысленно называл Вашингтон последние несколько часов (вероятно, потому что французский акцент слегка смягчал серьезность всей авантюры).

На цыпочках прокравшись к лестнице, я обозрел коридор в обе стороны. От растущего волнения я, пожалуй, чуточку переигрывал: крался по скрипучим ступеням наверх, в свою комнату, прижимаясь к стенам, точно коммандос. Для пущей безопасности даже спустился обратно по черной лестнице и поднялся по главной – убеждался, что за мной никто не следит. Нет, никого, кроме Очхорика. В нем я не сомневался, но на всякий случай проверил, не прикреплено ли к его ошейнику скрытой камеры. Он обрадовался такому вниманию и сунулся за мной в комнату.

– Нет, – заявил я в дверях, рукой подавая ему сигнал остановиться. – Личная территория.

Очхорик посмотрел на меня и облизнулся.

– Нет-нет, – повторил я. – Нет. Слушай, беги поиграй с Грейси. Ей сейчас одиноко. Иди послушай «Поп-герл».

Я заперся, и тут-то начались главные мучения. Для сборов я переоделся в спортивный костюм, включая напульсники и наколенники. Задача предстояла посложнее школьной сдачи нормативов, когда я и одного раза подтянуться не смог.

Для успокоения нервов я поставил на проигрыватель пластинку Брамса. {50}

Из стареньких колонок, потрескивая, полились волны симфонической музыки, а я представил себе торжественное вступление в La Capitale: как я в высоких сапогах для верховой езды поднимаюсь по мраморным ступеням Смитсоновского музея, а четверо слуг, пошатываясь, тащат за мной огромные чемоданы.

– Эй, полегче… Жак! Тамбо! Олио! Кертис! – покрикиваю я на них. – Там уйма важных и редких инструментов.

А мистер Джибсен спешит ко мне навстречу в золотисто-оранжевом галстуке-бабочке, постукивая по мрамору тросточкой, словно проверяет его на прочность.

– Ах, дражайший мистер Спивет, бонжур! Bienvenu a la capitale! [1] – восклицает он, и пришепетывание его звучит так мягко и знакомо – и, собственно, в таком виде… очень по-французски. И правда, в таком раскладе весь Смитсоновский музей приобретает вдруг какой-то французский налет: повсюду велосипеды, а на скамейке в парке ребенок играет на аккордеоне.

– Вы, верно, tres fatigue [2] с дороги, – продолжает мистер Джибсен. – Вижу, вы собрались на все случаи жизни. Il y a beaucoup de bagage! Mon Dieu! C’est incroyable, n’est-ce pas? [3]

– О да, – отвечаю я. – Люблю, знаете, быть готовым ко всему. Кто знает, что вы попросите меня сделать во имя науки.

Однако видение разбивается вдребезги, едва воображаемый офранцуженный Джибсен видит воображаемого меня, отнюдь не ставшего в этих фантазиях старше. А я гляжу на себя: французский дорожный костюм велик на добрых четыре размера, манжеты спадают на руки – на жалкие детские ручонки, – мешая мне пожать протянутую ладонь мистера Джибсена. Да, впрочем, он и сам уже потрясенно ее отдергивает.

– Уи-и-и! Un enfant! [4]

Даже дитя с аккордеоном в ужасе перестает играть.

О да. Уи-и-и! В этом-то все и дело.

Я снял со стен инструменты, разложил их на ковре с изображением Льюиса и Кларка и, закрыв глаза, принялся расхаживать вокруг этой кучи, мысленно представляя себе здания Смитсоновского музея, и реку Потомак, и как осень сменяется зимой, а зима весной, а вишневые сады, о которых я столько читал, покрываются буйным цветом. La Capitale.

Почти восемь часов спустя, в 4:10 утра, я, наконец, вынырнул с окончательным вариантом списка, который распечатал и прикрепил изнутри к крышке чемодана:

Вещей оказалось раза в два больше, чем могло влезть в чемодан.

К несчастью, я не мог расстаться ни с одной из них, ведь этот короткий список и так уже был прорежен в четыре мучительных раунда шоу «Последний герой: аппараты». Наконец я кое-как застегнул молнию, аккуратно (и внутренне содрогаясь) усевшись на крышку сверху. Пока содержимое уминалось под моим весом, внутри что-то похрустывало: не то шестеренки, не то линзы. Однако я не сдвинулся с места – напротив, тихонько подбадривая чемодан, продолжал тянуть застежку.

– Ты справишься, дружище. Вспомни добрые старые времена. Они еще живы в тебе.

Разобравшись с чемоданом – гротескно раздувшимся, но победоносно застегнутым – я перешел к следующему вопросу: маленькой такой проблемке, как мне теперь добраться до Вашингтона.

Глава 4

На заметку бесстрашному путешественнику: Эта карта не предназначена для навигационных целей. Любая попытка воспользоваться ею для настоящего путешествия окончится тем, что вы потеряетесь где-нибудь в Канаде.

Взяв стакан воды, я стал пить крохотными глоточками, втягивая воду между передними зубами и глядя, как уменьшается ее уровень. Потом принес с кухни изюмину и попытался растянуть ее на двадцать укусов. Потом долго разглядывал чемодан.

И тут меня осенило. На самом деле, наверное, подспудно я все понял уже давно – недаром же положил в чемодан железнодорожный атлас, – однако только сейчас осознал по-настоящему. Решение было совершенно очевидным – правда, слегка опасным и не слишком надежным. Думая о нем, я аж подпрыгнул на опустевшем ковре, прямо на физиономии Мериуэзера Льюиса. Грядущее путешествие вдруг стало совсем реальным.

– А кроме того, – сказал я себе, – уж коли приключение, то пусть оно будет настоящим!

До Вашингтона (округ Колумбия), где меня ждет первая настоящая работа, на товарняке, зайцем. Как заправский бродяга.