Мы вернёмся на Землю - Левинзон Гавриил Александрович (мир бесплатных книг txt) 📗
— Это чернила, — сказал он. — В этой бутылочке из марганцовки, в этой красные, в этой синие, а в этой фиолетовые.
— Родионов, — спросил я, — зачем тебе столько чернил?
— Для интересу, — сказал Родионов. — Я на черновике разными чернилами пишу.
Мы начали решать примеры по арифметике, и я для интереса тоже стал писать то красными чернилами, то фиолетовыми, то синими… Я посмотрел в черновик Родионова и увидел, что равняется он пишет или так
, или вот так , но я не стал спрашивать, зачем он так пишет, потому что уже понимал, что это тоже для интереса. В общем, мы и не заметили, как сделали арифметику и русский.После этого мы начали учить историю и географию, и тоже выходило интересно, потому что Толик учил сам и бабушке рассказывал. Бабушка кивала головой и часто удивлялась.
Когда мы кончили заниматься, то мне даже жаль было, что больше ничего не задано. Мне не хотелось уходить от Родионова.
Толик пошёл меня проводить.
Мне в тот вечер совестно стало, что я ни с кем так долго не разговариваю в школе и дома. Я даже перед прохожими чувствовал себя виноватым и помог какой-то старушке донести до дому кошёлку, хоть она меня и не просила.
Но такое настроение у меня было не долго: дома я застал коммерческого директора. Он ухмыльнулся и сказал: «Добрый вечер». Я снова был зол на всех. Вот и хорошо! А то чуть было опять не стал обыкновенным человеком. Что за интерес быть как все, раз можно быть необыкновенным? С Родионовым я, конечно, буду дружить, а всех остальных знать не хочу.
Новые туфли учителя танцев. Космический парусник «Бабочка»
Родионов приносит мне счастье: я получил две пятёрки, две четвёрки и нашёл двадцать копеек на орле. Мне уже не всё равно, как дальше пойдёт моя жизнь.
И в тот день, когда я нашёл двадцать копеек, мне по дороге из школы встретилась «скорая помощь», я быстро сделал пальцы крестом и зашептал: «Моё горе на заборе, я бросаю горе в море…» — в общем, всё сказал, как положено. Я смотрел вслед «скорой помощи», и мне было весело. Не так уж всё плохо на земле, как мне казалось. Вот только дождь надоел. Он лил как по расписанию: каждые полчаса. Потом на полчаса краны закрывались.
В три часа пришёл учитель танцев. Он был без плаща и вымок, и когда он снял пиджак, то заметно было, что и рубашка на плечах у него мокрая. Он всё время прислушивался к голосам в другой комнате. Я старался в тот день, и он сказал, что дело идёт на лад и скоро я смогу обходиться без него.
Я заметил, что на ногах у учителя танцев новые туфли, чёрные, с длинными носками. Хорошие туфли. Я люблю рассматривать обновки.
— Сегодня купили, да? — спросил я.
— Сегодня, — ответил он. — Тебе нравятся?
— Угу, — сказал я. — Сколько стоят?
— Двадцать пять.
— Ого! — сказал я.
Учитель танцев был такой довольный… Вот уж не думал, что он может так обрадоваться новым туфлям!
— Вы видели меня на вечере поэзии? — спросил я.
Он видел. Он спросил, почему я убежал. Я рассказал. Он кивал.
— Да, да, — говорил он, — все мы виноваты перед нашими мамами.
Я спросил про девушку, которая ремонтирует пути, — помирился ли он с ней?
— Мы не знакомы, — сказал он. — Просто зимой, когда я возвращался из университета, я видел, как она работает, и чувствовал себя виноватым перед ней.
— Это как перед негром из Анголы? — спросил я.
— Ну да.
Мы с ним разговаривали, и я не слышал, как к нам пришёл коммерческий директор. Он вошёл в мою комнату разодетый — в чёрном костюме и белой рубашке. За ним вошла Мила, тоже нарядная.
— Ну, — сказала она, — давай мириться. — Она протянула мне руку. — И с Валей помирись.
Коммерческий директор улыбался. Он думал, что я ему тоже подам руку, но я взял ручку и начал царапать в тетради.
— Какое удивительное упрямство! — сказала Мила.
Коммерческий директор покачал головой.
Чего это они так разоделись? Я не слушал, что мне объясняет учитель танцев. А Милин голос уже доносился из передней; потом хлопнула дверь. И вижу: учитель танцев подошёл к окну и смотрит на улицу. Я стал рядом с ним. Мы видели, как Мила и коммерческий директор прошли по улице под руку, под одним зонтиком, они смеялись, прыгали через лужицы.
Учитель танцев дал мне задание и ушёл.
Я вышел в другую комнату. Я спросил у мамы:
— Куда это они пошли?
— Не твоё дело! — ответила мама. — Ты почему не подал Валентину руку?
Но я решил, что всё равно узнаю, и стал ждать папиного прихода.
Когда часы пробили пять, я в окно стал наблюдать за трамвайной остановкой. И скоро я увидел, как из трамвая выходит папа, и пошёл в ванную. Как я думал, так и получилось. Мама открыла папе дверь и сразу же сказала:
— А наши молодые пошли заявление подавать.
Я вышел из ванной, стоял и смотрел на моих родителей.
— Ты что? — спросила мама.
— А! — сказал я и прошёл мимо папы в открытую дверь.
— Надень плащ! — крикнула мама. — Ты слышишь?!
Но я вышел на улицу и пошёл под дождём.
Что мне делать? Если человек говорит хорошие слова и улыбается, то попробуй докажи, что он негодяй.
Обидней всего, что даже мама мне не верит.
Я пришёл к Родионову совсем вымокший. Мне велели снять пиджак, рубашку и брюки, и Толик мне дал свои одёжки. Потом меня поили чаем. И я думал: «Как хорошо у Родионовых! Вот если бы у меня были такие родители»…
Мы сели за уроки, и мне всё время хотелось сказать Родионову что-нибудь хорошее.
— Толик, — сказал я, — мы друзья, правда?
— Друзья, — сказал он.
— Очень здорово, что мы подружились, — сказал я.
Толик посмотрел на меня. Было заметно, что он волнуется.
— Лёня, — сказал он, — может, ты всё-таки согласишься строить ракету? Это только кажется, что её нельзя построить. Это будет не обычная ракета, а парусник. Хочешь, я покажу тебе проект?
Мне захотелось вдруг, чтоб ракету на самом деле можно было построить. Улететь бы куда-нибудь подальше! Пусть на земле остаётся Манечка Аб со своей противной матерью! Пусть коммерческий директор женится на моей сестре! Какое мне дело? Жаль только, что нельзя улететь сегодня же.
Родионов встал и пошёл к двери, он зацепил ногой стул, а я смотрел на него и тоже волновался. Толик открыл дверь в другую комнату и сказал:
— Папа, я решил показать Лёне проект.
Отец Родионова вошёл в комнату и сел за стол.
— Ну что ж… — сказал он.
Толик положил на стол большой лист бумаги. На листе был чертёж.
— На бабочку похоже, правда? — сказал Толик.
— Толик, — спросил я, — она что, крылатая? Что это за ракета такая?
— Парусная, — ответил отец Толика. — Обыкновенный космический парусник. Только толкать его будет не ветер, а солнечный свет. Понимаешь, свет давит на предметы, но так слабо, что мы этого не ощущаем. А в космосе нет сопротивления, и если сделать большие паруса, то корабль будет мчаться с громадной скоростью.
— Ты понял? — спросил Толик. — Эти паруса будут выдвигаться уже в космосе, а с земли корабль взлетит при помощи обыкновенного ракетного двигателя. Конечно, такой двигатель построить не просто, но если мы начнём уже сейчас изучать ракетостроение, то лет через десять — пятнадцать сможем построить такой корабль и совершить первое в мире любительское путешествие в космос.
Мы ещё долго говорили о нашем проекте. Толик называл ракету «Бабочкой». Ну что ж, мы её построим! Я не заметил, как из комнаты вышел отец Толика; мы опомнились, только когда по радио зазвонили кремлёвские куранты.