Богиня победы - Федоров Николай Тимонович (книги бесплатно читать без txt) 📗
Мы засмеялись. И дядя Гриша тоже засмеялся, а потом сказал:
— Вы на той неделе приходите, во вторник. Как раз опять моя смена будет. Я пироги с грибами принесу. Вы таких никогда не ели, поверьте старику.
— Придём, — сказала Вера. — Обязательно придём.
— К Григорию Афанасьевичу на пироги, — добавил я.
— Ишь, хлопчик, запомнил, — довольно засмеялся старик и потрепал меня по голове.
Мы перешли через мост и вышли к Петровскому озеру.
Летом, когда погода хорошая, тут всегда полно народу. Прямо, как в Крыму. Вода в озере хорошо прогревается, не то что в Неве. Вокруг песочек жёлтый, тенты от солнца, даже станция спасательная есть. В общем, пляж что надо.
Сейчас тут было совершенно пусто. Только по песку у воды бродила смешная рыжая собака.
— Какой потешный пёс, — сказала Вера.
Она подбежала к собаке и, присев на корточки, стала её гладить. А я остался стоять. Я стоял, и смотрел по сторонам, и вдруг как-то всё сразу увидел: и круглое тихое озеро с плавающими по нему листьями, и жёлтые деревья вокруг, и Веру с рыжей собакой на жёлтом песке. Я даже луну видел, непонятно откуда взявшуюся на совершенно синем небе!
Потом мы шли назад, и Вера вдруг спросила:
— А что, красивая эта Ника? Та, что в Париже на главной площади стоит.
— Не знаю, — ответил я. — Говорят, ничего. Мраморная.
— А я?
— Что ты?
— Я тебе нравлюсь?
Я посмотрел на Верино лицо, соображая, как бы посмешней сострить. А потом взял и, сам не знаю, почему, сказал:
— Нравишься.
— Это хорошо, — сказала Вера.
— Что хорошо?
— Хорошо, что ты так сказал. Не постеснялся. Всегда почему-то стесняются друг другу хорошее говорить.
Я не ответил. Зачем об этом долго говорить? Я посмотрел на чайку, легко скользившую над водой, и спросил:
— А вот как ты думаешь, люди научились летать?
— Летать? — переспросила Вера. — Конечно. Я даже знала, кто самый первый летал на самолёте. Но сейчас забыла. Братья вроде какие-то.
— Братья Райт, — сказал я. — И всё-таки летать люди не умеют.
— Не выдумывай. Я сама два раза летала — в Сочи и ещё на Украину.
— Ну и что. Вот если человек на пароходе плывёт, можно сказать, что он умеет плавать? Человек этот? Да, может, он ванну до краёв налить боится. Может, он через мост со спасательным кругом ходит. Значит, плывёт пароход, а человек наш в каюте в «крестики-нолики» играет. Так и с самолётами. Самолёт летит, а ты сидишь и носки вяжешь, или даже спишь. А тебе на подносике леденцы подают. И это, по-твоему, летать? Да это всё равно, что мороженое через стекло лизать.
— Конечно, — сказала Вера, — человек не может летать, как птица. У него ведь крыльев нет.
— Нет, — сказал я. — Но их можно сделать! И такие крылья уже делают. Вернее, одно крыло, похожее на греческую букву дельта. Поэтому его и называют дельтаплан. Представляешь, забираешься на гору, разбегаешься и…
Я взялся за воображаемую трапецию, разбежался и…
Хорошо, что внизу у воды какой-то мужчина возился со своим катером. Он успел схватить меня за шиворот.
Я выбрался наверх. Вера стояла, обхватив ладонями лицо.
— Ненормальный! Ты же чуть не свалился!
— Ерунда. Я плавать умею, — сказал я, хотя плюхнуться в одежде в ледяную воду мне не очень-то хотелось. Да и без одежды тоже. Я ещё раз посмотрел на тёмную воду и сказал: — А если б я с дельтапланом побежал, я бы уже вон там, над рекой летел, представляешь?! Такую вот штуку мы с Мишкой и хотим сделать. У нас уже и трубки для каркаса есть, и, как соединить их, мы придумали. Только вот с парусом заминка. Ткань «болонья» нужна. Мы хотели старых плащей набрать, чтоб из них парус скроить. Но пока не вышло. Не дают люди плащи.
— А сколько вам таких плащей нужно?
— Ну, штук десять, наверное, хватило бы. Точно мы и сами не знаем. Я двоюродному брату в Николаев написал, чтоб он все размеры прислал, чертежи. Он в аэроклубе занимается, наверняка знает.
Мы подошли к Вериному дому.
— Ну, пока, — сказал я. — Мишка, наверное, меня уже совсем заждался.
— До свидания, — сказала Вера.
В дверях своей парадной она обернулась и сказала:
— А с Никой ты хорошо придумал. Красиво. Правда, было бы здорово, если бы она на главной площади стояла, а не в музее. И чтоб голова и руки целы были.
Глава 8. Прошу заактировать!
Я уже подходил к своему дому, как вдруг увидел странную картину: навстречу мне шёл тощий свирепого вида дядька в коричневом плаще «болонья» и в войлочных домашних шлёпанцах. Дядька держал за руку Мишку, на котором был какой-то задрипанный стёганый ватник с пятнами краски. Ватник был очень большой и доходил ему чуть ли не до колен. Дядька шёл быстро и целеустремлённо, а Мишка отставал и шагал безо всякого энтузиазма, шаркая башмаками по асфальту. Получалось, что дядька вроде как даже тащил Мишку. Я сразу догадался, что случилось что-то недоброе и что Мишку куда-то ведут. Надо было немедленно его выручать. Но как? Я решил огорошить дядьку каким-нибудь неожиданным вопросом, чтобы Мишка смог выскользнуть из его клешни.
Когда мы поравнялись, я шагнул навстречу дядьке, так что он чуть на меня не налетел, и громко сказал:
— Простите, товарищ, одну минутку. Не скажете, как пройти в Кунсткамеру?
Дядька остановился и, выпучив на меня глаза, быстро проговорил неожиданно писклявым голосом:
— Что? В камеру? Это близко, это мы сейчас устроим. — И он понёсся дальше, не выпуская Мишкиной руки.
— Да вы меня не поняли, товарищ! — закричал я и побежал следом. — Кунсткамера — это музей такой. Его ещё Пётр Первый основал. В восемнадцатом веке. Там всякие необходимые вещи собраны, глобус, например, огромный такой…
— Мальчик, отстань от меня со своим глобусом! — закричал дядька. — Не видишь, мне некогда.
Я понял, что такого ничем не прошибёшь, и решил идти в открытую.
— Мишка, куда он тебя тащит? Что случилось? — спросил я.
— Говорит, в милицию, — кисло ответил Мишка.
— Ах, так вы знакомы! — зловеще сказал дядька. — Сообщники, значит. Ну, я так и думал. Я чувствовал, тут целая банда. Вот и хорошо. — И он попытался схватить меня за руку. Но я был начеку и успел вовремя отскочить.
— Нечего меня хватать, — сказал я. — Я и сам пойду.
— Вот и хорошо, — сказал дядька. — Сейчас мы всё и заактируем. Всё по закону.
Вскоре мы подошли к районному отделению милиции. Дядька с Мишкой вошли первыми. Я за ними.
У стола за деревянным барьером сидел очень грузный пожилой милиционер с седыми кустистыми бровями и большой лысиной. Казалось, он спал. А может быть, и не казалось, а так оно и было. Я сразу подумал, что ему, наверное, очень трудно бегать по крышам и чердакам за преступниками.
Как только мы вошли, дядька схватил меня за руку и сказал:
— Вот. Лично задержал и доставил. Прошу заактировать!
Милиционер как бы нехотя поднял голову и, подёргав себя за ухо, устало спросил:
— Что вы просите?
— Заактировать. Акт, стало быть, составить. — И дядька подтолкнул нас к барьеру. Наверно, он думал, что на нас сейчас же наденут кандалы.
— Всё по порядку, пожалуйста, — сказал милиционер. — Что? Где? Когда?
— Понял, — с готовностью сказал дядька. — Значит, так, даю официальные показания. Сегодня около четырёх, а точнее, в пятнадцать сорок восемь, этот подозрительный тип в ватнике позвонил ко мне в квартиру и с невинным видом стал спрашивать какие-то плащи. Но меня на мякине не проведёшь. Да и дверь у меня с цепочкой. Я ему и говорю: «Сейчас, мальчик, я тебе плащи вынесу». Сам быстренько оделся, схватил его — и к вам. А по дороге сообщник его объявился — внизу небось на страже стоял. Начал мне зубы заговаривать, чтоб дружка своего выручить. Но и я не лыком шит. Я в народной дружине семь лет состою. И не такие дела приходилось распутывать.
