Когда нам семнадцать… - Александровский Виктор Николаевич (бесплатные версии книг .TXT) 📗

Вот поросший мхом камень, можно сесть на него, раскрыть книгу. А мысли о другом… Где ты сейчас, Тоня? Помнишь ли обо мне? Так с книгой в руках, думая о Тоне, долго сидел я на камне.

Но постепенно книга захватывает. Над шумным Байкалом образы «Детства» оживают. Я ясно вижу милую бабушку Алеши, страдающую Варвару. Я почти слышу голос деда Каширина:

В горле застревает щекочущий ком. Я глотаю воздух, чтобы одолеть его. Плачу? Ну и пусть!

Что это, стихи? Мне самому хочется писать! Горькие, страстные строки.

Домой вернулся поздно. Игорь, беспокоясь, поджидал меня на кухне. Вовка тоже был здесь. Он дремал, прислонившись к печке, а лицо у него было довольное-довольное. «Наконец-то, кажется, ты нашел себе геройское дело», — подумал я и, не сказав ни слова, отправился спать.

Так прошел день, другой, третий…

Однажды, проснувшись утром, я не нашел на сеновале ни Вовки, ни Игоря… Не оказалось их и в питомнике. Может, ушли на озеро? Я посмотрел в сторону мыса.

После шумливых ветреных дней над Байкалом поднялось ясное, тихое утро. Таинственная синева морской дали как бы рассеялась, и на светлом фоне воды и неба отчетливо выделялась на том берегу линия гор. Точно купола парашютов, белели их снеговые вершины.

— Что, брат, красиво? — услышал я голос Виталия Львовича. Он шел по росистой траве, размахивая биноклем, и улыбался. — Вот это утро! — Профессор взял меня под руку и показал биноклем в сторону снеговых вершин: — А там сейчас буран метет, ртуть в термометрах стынет… Да, вот что, дружок, не видел ли ты мою грушу?

— Грушу? Какую грушу?

— Мою, парикмахерскую грушу. Подстриг бороду, побрился, а одеколониться как?

— Н-не знаю, не видел.

— А ребят видел? Где они? Ищу целый час.

— Н-не знаю, — признался я.

— Может, сети выбирают? — сказал он.

Мы направились к озеру. Но ребят не было и здесь. Невдалеке, отражаясь в воде, как в зеркале, маячил сетевой поплавок.

— Странно… — потеребил бородку Виталий Львович. — Где же они? А ну-ка, Алеша, съездим, проверим сети, — кивнул он на поплавок.

Садясь в лодку, я обратил внимание, что на берегу не было одной из шлюпок. Сторожа питомника не могли уехать в такую рань. А, впрочем, кто их знает… Я молча приналег на весла.

Профессор сидел на корме, с интересом посматривая за борт. Сквозь прозрачную, как стекло, воду ясно виднелось дно. Мелькали камни, обросшие тиной и ракушками, мохнатые губки, похожие на длинные зеленые пальцы. Эти пальцы тянулись вверх, к серебристым стайкам играющих рыбок. Но с каждым новым взмахом весел причудливая картина байкальского дна становилась все более смутной. Так мы доплыли до поплавков.

Бросив весла, я потянул веревку. В зеленой толще воды шевельнулись серебристые блестки. Вот уже и сеть в руках, мы потянули ее сильнее. В лодку шлепнулась пара омулей, хариус, и вдруг, запутавшись в нитяных ячейках, над водой затрепетали большеголовые рыбки, отливавшие перламутром.

— Широколобки! — изумился я.

— Нет, Алеша, это бычки, — поправил профессор и, продолжая выбирать сеть, начал рассказывать о необыкновенных бычках. — Этот вид рыб встречается только в южных морях и у нас на Байкале, заметь!

Неожиданно к ногам профессора упала белая рыбка с оранжевым ободком вокруг глаз.

— Голомянка!

Виталий Львович до того растрогался, что бросил выбирать сеть и склонился над рыбкой. Осторожно высвободив голомянку из ячей, он положил ее на ладонь.

— М-да… Чудо! Как она нам попалась? Ведь голомянки живут на огромных глубинах. Они так жирны, что просвечивают насквозь. Смотри, видны даже трещины на моей ладони. Нет ли у нас здесь клочка бумаги?

Виталий Львович привстал, осматриваясь, потом, заметив что-то на воде, схватился за бинокль и замер. Недалеко от мыса, куда последние дни скрывались ребята, размахивая палками, шагал по воде на лыжах Игорь. Он держал путь в открытое море. За ним, держась в отдалении, слегка подгребая веслами, плыл в шлюпке Вовка. На светлой глади воды лыжи не были заметны. Казалось, Игорь просто шел по воде.

— Что такое? — испуганно посмотрел на меня Виталий Львович. — Мой сын, как Христос, шествует по воде!

Профессор крикнул, махнул рукой. Но ребята были так увлечены своим делом, что не замечали нас.

— Немедленно вдогонку!

Выдернув из воды остаток сети, я бросился к веслам. Лодка рванулась наперерез Игорю. Я греб изо всех сил, понимая, что каждую минуту может произойти любая случайность. Виталий Львович неотрывно смотрел в бинокль и, волнуясь, шептал:

— Торопись, торопись, Алеша! Игорь остановился… Принял из рук Рябинина резиновую трубку, вставил ее в рот и снова шагает. Рябинин гребет одной рукой и держит перед Игорем какую-то штуку. Шут их возьми, это же моя резиновая груша! Сумасшедшие!

Когда до беглецов осталось несколько десятков метров, Игорь, схватившись вдруг за горло, упал в воду. Вовка, как мышь, заметался в лодке.

Игорь, захлебываясь, бултыхался в воде. Мешали лыжи, привязанные к его ногам. Вовка, пытаясь схватить Игоря, сам вылетел из лодки и стал пускать пузыри. Тут, к счастью, подоспели мы.

Мокрые, дрожащие, сидели наши мореходы на рыбачьей сети и молчали. Рядом с ними лежала парикмахерская груша, сосновые палки с жестяными набалдашниками, лыжи. Вовка пытался пересесть на буксируемую сзади шлюпку, но Виталий Львович запретил ему даже шевелиться. Профессор был бледен и угрюм.

Так в молчании проделали весь обратный путь. Вовка, решив, очевидно, как-то развеять мрачное настроение, негромко заговорил:

— Конечно… Вроде морского инцидента вышло. Вымочились малость. А в общем, пустяки! Еще пара-тройка таких тренировочек, и можно смело через Байкал. Мировой рекорд обеспечен!

— О каком рекорде ты говоришь, Рябинин? — очнулся Виталий Львович.

Челюскинец вежливо кашлянул и умолк.

Когда лодка причалила к берегу, Виталий Львович, не сказав никому ни слова, удалился в дом. Было слышно, как хлопнула дверь его кабинета.

— Ну вот, достукались! — сердито буркнул Игорь, стягивая прилипшую к телу рубашку.

— А кто виноват? — огрызнулся Вовка.

— Будто не знаешь… Кто совал мне в рот резиновый шланг?

— Дурак, я же о тебе, обжоре, заботился, кормил на ходу. Специально уху варил, цедил ее через сито, а он возьми подавись! Чего же ты раньше не давился?

Игорь наконец снял рубашку и выпрыгнул из лодки.

— Охота человеку героем стать, до чего же охота! — заговорил он с сердцем. — Р-раз — и на Чукотку собрался. Д-два — подавай ему мировой рекорд. Авантюрист!..

Глава десятая

В лунную ночь

Виталий Львович закончил «допрос». Он прошелся по комнате и, хмурясь, сказал:

— Мой сын — легкомысленный молодой человек. Ему нельзя доверять серьезное дело. — И уже обращаясь прямо к Игорю: — Вот так. В поход не пойдешь.

Игорь, оглядываясь на отца, медленно пошел к двери. Он еще надеялся, что Виталий Львович передумает. Но тот не сказал больше ни слова.

В распахнутое окно я видел, как болтнулись голые ноги Игоря под крышей сеновала.

Вовка, скребя затылок, вышел вслед за Игорем.

— Глупость! Безотчетная мальчишеская глупость! — вздохнул Виталий Львович. — Задаться целью перейти Байкал. Зачем?..

Игоря я с трудом раскопал в соломе.

— Конечно, — всхлипывал он, зарывая лицо в желтые сухие стебли. — Когда Недоросля нам подсовывал — это ничего. А лыжи — тут легкомыслие. Что я, вредитель?

Я успокаивал его как мог. Взял за руку, чтобы вытащить из соломы.