Тайна трех неизвестных (с илл.) - Нестайко Всеволод Зиновьевич (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
Мы проезжали мимо площадки, где стояли ряды длинных лавок, вкопанных в землю, как в летнем кинотеатре, только вместо экрана на дереве висела черная школьная доска.
— Спортплощадка, полоса препятствий, да, — снова, не оборачиваясь, сказал офицер.
Здесь было много всего — и футбольное поле, и волейбольная площадка, и турник, и кони, и огромная перекладина на двух столбах с канатом, кольцами и наклонной лестницей (чтоб на руках подниматься). А то, что он назвал «полосой препятствий», было: бревно, яма с водой, высокий забор, низенькое проволочное заграждение, под которым нужно на животе пролезать, и всякие другие сооружения. Это, должно быть, интересно. Вот бы попробовать!.. А вообще, может, мне сейчас придется такую «полосу препятствий» преодолевать, против которой эта — детские игрушки?!
— Артиллерийский парк, да. — Мотоцикл сбавил ход возле огромного загона, где вся земля была перепахана колесами тяжелых машин и орудий и гусеницами тягачей. Но сейчас ни орудий, ни тягачей не было. Только в глубине под навесом стояло несколько приземистых бронемашин с вытянутым корпусом и каких-то высоких грузовиков с будками. Да кроме того, под другим навесом, стояло несколько восьмиколесных машин со скошенными вниз, как у лодок, носами.
— А это что такое? — Я ткнул рукой в сторону восьмиколесных машин.
— Бронетранспортеры-амфибии. Для преодоления водных рубежей да и для высадки десантов. Понял?
— Понял.
Он говорил на каком-то смешанном языке — половина слов украинских, половина русских. Ему, наверно, трудно было, но он все-таки старался говорить по-украински, и это выходило у него как-то очень мило.
А это свое «да» почти после каждого слова он выговаривал с певучей кавказской интонацией, и оно не раздражало, а наоборот, тоже было каким-то симпатичным.
Мы еще немного проехали. Возле длинного деревянного барака он сказал:
— А это столовая.
Перед столовой стояла машина с прицепом, похожим на пушку, нацеленную дулом в небо. Я уже знал, что это такое. А когда-то всем нам было невдомек и мы долго спорили. Антончик Мациевский говорил, что это гаубица, Вася Деркач — миномет, а Карафолька доказывал, что это секретное оружие ракетного типа последнего образца. А прицеп оказался… походной кухней!
— Ну что, нравится тут у нас, да? — спросил офицер.
— Ага, — сказал я.
— Ты в каком классе?
— В седьмом.
— Значит, через четыре года… Ну, все, поехали, да…
Он развернул мотоцикл и дал газ. И через минуту мы снова были возле арки. Часовой поднял шлагбаум, и мы рванули по «генеральской» назад к доту.
«И это все? — разочарованно подумал я. — Или, может, так и надо — сперва простое знакомство с территорией лагеря, а потом… Или, может… или, может, я им… не подошел?»
Мне стало ужасно горько от этой мысли.
Мы подъехали к доту. Стали. Какое-то время я еще сидел, держась за его гимнастерку. Во мне еще оставалась капля надежды, что это еще не все. Он повернул голову и улыбнулся.
— Мне слазить? — тихо спросил я.
— Да, дорогой, да, — сказал он.
Я с трудом перевалил через седло ногу и слез.
А он снова улыбнулся.
— Да, будем знакомы — старший лейтенант Пайчадзе. — Он протянул мне руку. — Кстати, скажу по секрету, да, у нас в штабе был разговор, чтобы взять шефство над вашей школой, да. Поднять военно-спортивную работу среди старшеклассников. А? Будем приглашать к себе, да, знакомить с материальной частью, с боевой техникой. Нужно готовить из вас хороших воинов, да. Верно я говорю, да?
Нет, что-то он не то говорит… Неужели я ему не понравился, неужели не подошел?
Я вопросительно посмотрел на него долгим взглядом и решился.
— Вы, может, думаете кого-нибудь получше найти? — Я пренебрежительно хмыкнул. — Вряд ли. Разве только Павлуша… Но…
Он пристально взглянул на меня и сказал:
— Думаю, что ты хороший хлопец, да… Но не понимаю, о чем ты говоришь…
Кровь бросилась мне в лицо. Зачем я сказал? Эх!
— Ничего, это я просто так… Спасибо! До свиданья! — Я быстро вскочил на Вороного и нажал на педали.
Отъезжая, слышал, как Митя Иванов говорил:
— Чудной какой-то хлопец, правда?
Пайчадзе что-то ответил, но я уже не расслышал.
Тьфу ты! Вот ведь как вышло!
Если они в самом деле ничего не знают про это письмо, то наверняка думают, что я или круглый дурак, или уж, во всяком случае, с придурью.
А если… Тогда еще хуже. Выходит, что я им все-таки не подошел…
Но почему в письме было сказано про амбразуру, про инструкции? Для чего? Неужто просто так? Вряд ли.
И, кажется, у того офицера, который передавал письмо, все-таки не было усиков. Я бы их запомнил.
Тогда, может, и Пайчадзе и Иванов просто не в курсе дела? Когда проводится секретная операция, о ней знает только небольшая группа людей, даже среди своих. Слава богу, фильмов, про это я насмотрелся да и книжек прочел — будь здоров!
Тогда нужно подождать, может, эти тактические учения скоро кончатся и пост снимут. Я выехал на опушку и свернул в посадку молодого сосняка. Положил Вороного на землю под сосенки, а сам прилег на теплый и мягкий, как перина, мох.
Отсюда хорошо было видно и деревянную вышку, которая поднималась над лесом, и дорогу. На вышке развевался красный флаг. Я решил ждать. Может, этот флаг скоро спустят, и тогда я смогу подойти к амбразуре. Не мог же я спокойно ехать домой, даже не узнав, что там такое, в этой инструкции!
Но как же я не люблю ждать, если б вы знали! Самая большая для меня мука — это стоять в очереди. Еще хуже, чем зубрить какой-нибудь нудный урок.
Ох, как я не люблю ждать! Но что поделаешь.
Глава XVI. Павлуша. Неужели?.. Не хочу, чтоб он меня видел. Неизвестный в саду учительницы. Кто он такой?
Начало смеркаться. Потянуло вечерней прохладой. Я лежал и думал, как было бы здорово, если бы вот сейчас рядом со мной лежал Павлуша. Ничего мне не было бы страшно, никакие испытания. И ждать я мог бы хоть целую ночь. И зачем мы поссорились? Зачем эта пакостная Гребенючка нас разлучила? Почему она такая вредная? Ненавижу ее! Ненавижу! С какой радостью я б ей сейчас всыпал по первое число, дал бы так, чтоб только мокрое место осталось! Да разве бы это помогло…
От села по дороге кто-то ехал на велосипеде.
Я сначала думал, что в Дедовщину. Но велосипедист миновал поворот на Дедовщину и начал приближаться по «глеканке» к лесу. Кто же это? Неужели не видит, что на вышке флаг? Не пропустят же…
Он ехал быстро и с каждым мгновением приближался. Уже можно было разглядеть, как надувается ветром рубашка на спине. Я напряг все свое зрение, и вдруг меня так и подкинуло. Я даже встал на четвереньки.
На велосипеде ехал… Павлуша.
Он что было сил крутил педали — торопился. Лицо серьезное и сосредоточенное. И не видно при нем ни кисточки, ни красок. Значит, не рисовать он ехал. Да и кто ж это на ночь глядя поедет в лес рисовать?
Вдруг неожиданная догадка ледяной волной захлестнула мое сердце: это его вызывали вместо меня. Потому что я не подошел. Не понравился. Что-то не так сделал. И они решили, что я не справлюсь, решили поручить другому. А кто же из ребят подходящий? Конечно, Павлуша. Не Карафолька же, не Антончик Мациевский, не Вася Деркач и даже не Коля Кагарлицкий. Да я и сам назвал Павлушу старшему лейтенанту.
Эта внезапная догадка прямо парализовала меня. Тело мое стало каким-то ватным — вялым и бессильным. Я не мог шевельнуться. Раскорячившись, как теленок на льду, я стоял на четвереньках с разинутым ртом и только смотрел вслед Павлуше, пока тот не исчез в лесу.
И хотя никто меня не видел, это были минуты самого большого в моей жизни позора и стыда. Если бы мне при всех плюнули в глаза, было бы легче, чем сейчас.
Я представил себе, как возвратится Павлуша после успешного выполнения опасного секретного задания, как наградят его медалью, ценным подарком или просто грамотой и он, покраснев от смущения, как девчонка, опустит глаза, как будто бы он никакой не герой (это он умеет!). А Гребенючка подойдет к нему и при всех поцелует, и Галина Сидоровна обнимет его и, может быть, тоже поцелует, а на меня никто и не посмотрит, будто я умер и меня совсем нет на свете. Я все это себе представил, и мне стало так горько, словно я полыни наелся. И мне захотелось, чтоб сейчас же подо мной провалилась земля и поглотила навеки или чтобы прилетел с полигона какой-нибудь шальной снаряд и разорвал меня на атомы. Но снаряд не летел и земля подо мной не проваливалась.
